Упрямец Керабан - Верн Жюль Габриэль (электронные книги без регистрации .txt, .fb2) 📗
Так что ван Миттен опять не счел случай подходящим, чтобы обратиться к нему со своей небольшой просьбой. В момент отъезда Бруно отвел его в сторону и спросил:
— Ну что, хозяин?
Ван Миттен ответил ему:
— Ну, Бруно, в следующем поселке.
— Как?
— Да, в Ардешене!
И Бруно, рассерженный таким проявлением хозяйской слабости, ворча, лег в глубине арбы, а ван Миттен стал растроганно рассматривать романтический пейзаж, в котором сочетались голландская опрятность с итальянской живописностью.
В Ардешене все было так же, как в Вице и Аршаве. В три часа вечера поменяли лошадей и в четыре выехали, но в силу категорического требования Бруно, не желавшего медлить и дальше, ван Миттен согласился обратиться к Керабану еще до прибытия в поселок Атина [266], где было условлено провести ночь.
Чтобы добраться до этого поселка, нужно пройти пять лье, что увеличило бы расстояние, проделанное за этот день, до пятнадцати лье. Это было не так уж плохо для простой тележки, но дождь, который собирался, без сомнения, должен был задержать ее, сделав дорогу плохо проходимой.
Грозовые облака вдали все росли и росли. Тяжелая атмосфера затрудняла дыхание. Было ясно, что ночью или вечером над морем разразится гроза. После первых вспышек молнии пространство, глубоко потревоженное электрическими разрядами, стало продуваться шквальными порывами, а шквал не может разбушеваться без того, чтобы пар не обратился в дождь.
Три путешественника, и не больше, могла вместить арба. Ни Ахмет, ни Низиб не нашли бы убежища под ее полотном, которое, возможно, и не смогло бы защитить от порывов бури. Так что всадникам, как, впрочем, и остальным, нужно было быстрее добраться до следующего поселка.
Два или три раза господин Керабан высовывал голову из-под навеса и смотрел на небо, мрачневшее все больше и больше.
— Плохая погода, — качал он головой.
— Да, дядя, — соглашался Ахмет, — Успеть бы только добраться до сменной станции прежде, чем разразится гроза.
— Как только начнется дождь, — продолжал Керабан, — ты присоединишься к нам в тележке.
— А кто уступит мне место?
— Бруно! Этот добрый малый сядет на твою лошадь…
— Конечно, — живо подтвердил ван Миттен.
Но можно быть уверенным, что он не смотрел на Бруно в тот момент, когда давал согласие. Не осмелился. Бруно пришлось собрать все силы, чтобы не взорваться, и его хозяин хорошо это чувствовал.
— Самое лучшее — это поспешить, — сказал Ахмет. — Если шторм разразится, то полотнище будет пробито в один момент и арба уже не спасет.
— Поторопи упряжку, — сказал Керабан ямщику.
Возчик не меньше путешественников торопился прибыть в Атину и хлыста не жалел. Но бедные животные, изнывая от грозовой тяжести, не могли двигаться резвее, тем более по дороге, еще не выровненной макадамом [267].
Как же господин Керабан и его спутники должны были завидовать «чапару», экипаж которого пересек им путь к семи часам вечера! Это был английский курьер, который каждые две недели перевозил депеши из Европы в Тегеран. Ему требуется лишь двенадцать дней, чтобы добраться до Тегерана, столицы Персии, с двумя или тремя лошадьми, перевозящими его чемоданы, и несколькими «заптие» [268] эскорта. На почтовой станции ему оказывают предпочтение перед всеми другими путешественниками, и у Ахмета появилось опасение, что в Атине нельзя будет найти неизнуренных лошадей. К счастью, эта мысль не пришла в голову господину Керабану. Он получил бы удобный случай для излияния новых жалоб и, безусловно, воспользовался бы им. Может быть, негоциант даже искал такого случая. В конце концов он его и получил благодаря ван Миттену.
Голландец не мог более отступать от обещаний, данных Бруно, и наконец осмелился на дипломатическую беседу, соблюдая при этом всю возможную осторожность. Угроза плохой погоды показалась ему прекрасным вступлением к разговору.
— Друг Керабан, — сказал он сначала тоном человека, который не то чтобы хочет дать совет, а скорее просит его, — что вы думаете о состоянии атмосферы?
— Что я думаю?
— Да! Вы знаете, мы приближаемся к осеннему равноденствию, и следует опасаться, что наше путешествие не будет столь благополучным во второй части, как было в первой.
— Ну, мы будем в менее благоприятных обстоятельствах, вот и все, — заметил Керабан сухим тоном. — У меня нет власти менять по своему желанию атмосферные условия. Я не повелеваю стихиями, насколько мне известно, ван Миттен.
— Да… очевидно, — ответил голландец, которого такое начало не обнадеживало. — Но я не об этом говорю, мой достойный друг.
— Что же вы тогда хотите сказать?
— Что, может быть, грозы и не будет или она пройдет…
— Все грозы проходят, ван Миттен. Они продолжаются более или менее долго… как и споры, но они проходят. И за ними, естественно, следует хорошая погода.
— По крайней мере, — заметил ван Миттен, — если атмосфера не слишком сильно потревожена… и не период равноденствия…
— Когда человек попадает в такие условия, то с этим нужно смириться. Я не могу сделать так, чтобы мы были не в равноденствии! Можно подумать, ван Миттен, что вы упрекаете меня в этом?
— Нет! Уверяю вас… Упрекать вас… мне, друг Керабан! — пролепетал ван Миттен.
Было слишком очевидно, что дело оборачивается плохо. Если бы позади него не сидел Бруно, чье глухое подстрекательство он ощущал, то ван Миттен оставил бы этот опасный разговор до лучших времен. Но пути к отступлению не было, тем более что Керабан на этот раз прямо спросил его, нахмурив брови:
— Что с вами, ван Миттен? Можно подумать, что у вас есть какая-то задняя мысль?
— У меня?
— Да, у вас! Посмотрим. Объяснитесь откровенно! Мне не нравятся люди, которые строят вам кислую мину, не говоря почему.
— Я? Строю кислую мину?
— Можете вы меня в чем-нибудь упрекнуть! Пригласив вас пообедать в Скутари, разве я не везу вас туда? Разве моя вина, что карета разбилась на этой проклятой железной дороге?
— О да! Это была его, и только его, вина! Но голландец воздержался от того, чтобы упрекать торговца за это.
— И моя ли вина, что нам угрожает плохая погода, когда у нас только арба для передвижения? Посмотрим. Говорите!
Взволнованный ван Миттен уже не знал, что отвечать. Он ограничился поэтому лишь тем, что спросил у своего малотерпеливого спутника, не собирается ли он остаться в Атине или даже в Трапезунде в случае, если плохая погода сделает путешествие слишком трудным.
— Трудным не значит невозможным, не так ли? — сказал Керабан. И поскольку я намерен прибыть в Скутари к концу месяца, то мы продолжим путь, даже если все стихии вступят в заговор против нас!
Тогда ван Миттен призвал себе на помощь все мужество и не без явного колебания в голосе сформулировал известное предложение.
— Хорошо, друг Керабан, — сказал он, — если это вас не слишком стеснит, то я попрошу у вас для Бруно и для себя разрешения… да… разрешения остаться в Атине.
— Вы просите у меня разрешения остаться в Атине?.. — удивился Керабан, скандируя каждый слог.
— Да… разрешения… дозволения… поскольку я ничего не хотел бы сделать без вашего признания… чтобы…
— Чтобы нам разделиться, не так ли?
— О! Временно! Лишь временно! — поспешил прибавить ван Миттен. — Мы очень устали, Бруно и я. Мы предпочли бы вернуться в Константинополь морем… да!.. морем…
— Морем?
— Да… дорогой Керабан… О! Я знаю, что вы не любите моря! И не говорю об этом, чтобы не стеснить своего друга. Очень хорошо понимаю: плыть по морю было бы для вас неприятно… Поэтому я нахожу вполне естественным, что вы продолжите следовать по прибрежной дороге! Но усталость начинает делать для меня это передвижение слишком тягостным… и… если хорошенько посмотреть, Бруно худеет!
— А! Бруно худеет! — ухмыльнулся Керабан, даже не оборачиваясь к злосчастному слуге, который неверной рукой лихорадочно показывал на одежду, болтающуюся на его исхудалом теле.
