На самолете в Восточной Арктике - Обручев Сергей Владимирович (читаем книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Уже когда мы тли в Анадырь, начал назревать конфликт между нетерпящим возражений сумасбродом — капитаном и почти всем экипажем. Было издано несколько замечательных приказов. Например, запрещение помощникам капитана мыться в ванне — она предназначена только для самого капитана. Или, плоды сатирического ума, вроде следующего: "Кочегар 1 кл. т. Б. в присутствии пассажиров требуя у артельщика выдачи ему незаконно сахару, на отказ наносит оскорбление, а также и обкладывает площадной бранью артельщика и поваров, посматривая на своих единомышленников и лекуя Своим хулиганским поступком и недобросовестным. От подстрекательства могли даже произойти также требования и других; учитывая поступок острой важности на ходу в море явно подрывающим труддисциплину на судне. По этому т. Б. на 1 раз объявляю строгий выговор"
Пока "Охотск" плавал к Уэлеиу, конфликт назрел еще больше. Громы упали прежде всего на голову радистки и старшего повара, осмелившихся сочетаться браком (радистка привлекала взоры не только будущего своего мужа). Вместо свадебного подарка радистка была уволена, а ее муж был смещен с должности артельщика, возбуждено судебное дело и издан$7
В Анадыре капитан пришел к выводу, что корень зла — в заговоре, который составлен против него большей частью комсостава судна. И глава этого заговора — старший помощник Таратунин. И вот, едва мы ушли от береговых властей и стали на якоре у Земли Гека для погрузки рыбы и людей, как появился новый грозный приказ: "Рейд 3. Гека. На неоднократные мои словесные распоряжения и предупреждения старшему помощнику т. Таратуиину С. А. и еще данное ему распоряжение в письменной форме под его личную расписку на выполнение в области административно-хозяйственной жизни на судне, но до настоящего времени по многим пунктам не выполнено исходя из этого и учитывая важность моих распоряжений, а также вступление нашего судна в конкурс. Считаю невыполнение моих распоряжений по производству в дальнейшем терпимо быть не может и не допустимо, а также и во Владивостоке мной дано ручательство на случай чего-либо несу строжайшую ответственность.
В силу чего вынужден в дальнейшей работе ему не верить. Дабы выполнить все намерения возложенные производством. По этому старший помощник Таратунин увольняется со службы парохода "Охотск" с 21-IX 33".
Весь корабль был глубоко возмущен этим приказом: Таратунин, опытный моряк, партиец, преподаватель морского техникума в Владивостоке, окончил морской ВУЗ в Ленинграде, пользовался общим уважением. А сомнительные морские качества капитана были ясны всем.
Но морская дисциплина сурова — капитан является единоличным начальником, и его приказы не могут оспариваться. Надо было отложить все дело до Владивостока, где его должно было разрешить Управление Морфлота Тихоокеанского бассейна.
И экипаж, затаив негодование, обречен целый месяц быть участником трагикомедии. Нам пассажирам было лучше, мы как зрители, могли находить комические черты в развертывающейся драме.
После стоянки у рыбалок Земли Гека, мы двинулись на юго-запад, вдоль побережья Коряцкой Земли. Следующий заход был—бухта Натальи, рядом с бухтой Глубокой. Это такая же красивая бухта, фьорд среди острых высоких гор. Когда мы пришли туда в конце сентября, горы сияли. Недавно был страшный шторм с пургой и склоны завалены снегом на полметра.
В Наталье крабоконсервный завод. В глубине бухты, под водопадиком, который подает воду прямо в водопроводные желоба, заводик и рядом на берегу кучи крабовых панцирей и обломков ног.
Тихо, кунгасы не бьют о борт, и погрузка происходит быстро. Я использую стоянку, чтобы пройти вверх по долине, впадающей в кут бухты. Эта долина—прямое продолжение бухты, здесь спускался ледник, конец которого лежал в воде. Далеко, на десятки километров тянется широкая долина. Под утесами свистят суслики, пролетают утки к маленьким моренным озерам на склоне.
Из Натальи мы идем мимо мрачной Глубокой, мимо изумительных скал мыса Витгенштейна к другому промыслу, Топате. Топата также крабоконсервный завод. Также, как и в Наталье, на берегу вонючие гниющие крабы и кучи крабовых панцырей. Крабов ловят сетями за 15–20 миль от берега. Сети ставят на глубине на неделю, и нужно большое лоцманское искусство, чтобы найти в туман или непогоду нужную сеть среди нескольких сот закинутых за неделю. В наших крабоконсервных промыслах сначала работали японцы, — исконные моряки, едва-ли не лучшие в мире. Теперь перешли к обслуживанию промыслов русскими и к сожалению, пока еще не удалось полностью овладеть капризной крабовой наукой. Но недолов крабов в Наталье и Топате был восполнен рыбой: пришла необыкновенно толстая селедка, не назначенная по плану, и на берегу лежат во множестве бочки с соленой селедкой и консервы из селедки.
Стоянку в Топате я использую опять для изучения Коряц-кого хребта. Здесь ясно намечается громадная окраинная сбросовая линия, окаймляющая с востока Олюторский мыс. Кроме того, приятно побродить по утесам, заглянуть в пещеры, в которые бьет прибой, поглазеть на красноклювых топорков и черных бакланов, сидящих на камнях, измазанных потеками гуано. Маленький отдых после томительной атмосферы "Охотска", где множество людей стеснены на кусочке палубы. На судне нормально разрешено везти 400 человек — а едет почти полторы тысячи. В хороший день на палубе негде ступить, — все занято. Играют дети, стирают белье, парикмахер стрижет и бреет, женщины ищут друг у друга в голове. Пассажиры уныло фланируют по узким шканцам ("Невскому проспекту") и с завистью заглядывают в кают-кампанию, где па свободе расположился портной: капитан достал себе в Анадыре сукно, и ему шьют костюм.
После Топаты мы идем еще в Олюторку: осталось свободное место в трюме на 300 тонн и капитан хочет, точно следуя инструкции, захватить возможно больше груза.
А из Олюторки мы пойдем назад: пришел приказ, взять на буксир судно "Красный Партизан", зимовавшее во льдах после Колымского похода 1932 г. и потерявшее винт с валом. Его приведет в Наталью "Микоян", другой зимовщик из Колымской эскадры, а далее передаст "Охотску", как более сильному.
Все в ужасе: перегруженный пароход должен итти через бурное осенью Охотское море, имея на буксире инвалида, и рискуя в шторм лишиться возможности управляться. Нынче в июне, в рейс из Петропавловска во Владивосток, "Охотск" идя один, попал в 9-ти балльный шторм, имел ход всего полторы мили, потерял способность управляться, и был принужден убегать по ветру на 200 миль в сторону.
Посланы протесты, но делать нечего — надо исполнять приказ. Вечером снимаемся с якоря, идем обратно. Под Олюторским мысом хорошо, мы защищены от восточного ветра, но как только мы выходим из-за мыса и направляемся к Наталье, волна начинают бить в скулу. Волнение небольшое, всего 5 баллов, но волна попадает на палубу. А наша палуба — вроде Сухаревского рынка; будки, палатки, тенты, люди на грузе, груз в кучах. И открытые отверстия в трюмы, в которые начинает хлестать вода. Задраить трюмы нельзя — люди в них задохнуться. И пароход принужден повернуть обратно, под прикрытие Олюторского мыса.
Через десять минут после поворота радио приносит радостное известие: Морфлот, принимая во внимание состояние судна, разрешает ему итти прямо во Владивосток.
Утром все на пароходе в праздничном настроении; наконец кончилось томительное блуждание у берегов Коряцкой Земли, мы будем через две недели, или даже раньше, па самом деле во Владивостоке.
Дни Идут за днями в радостном ожидании. Все развлекаются, как могут. Пассажиры устроили в 1-м трюме Сухаревку: здесь вы можете купить что угодно: и поношенные брюки, и крабовые консервы, и мелкие орешки кустарника кедрового сланца, и даже—женщину.
Капитан забавляется приказами. Уволен еще старшина моторного катера, а его помощник "как обработанный по группировке" получил выговор. Один из помощников капитана и два матроса (один из них предсудкома, студент-практикант) получили выговор, за то, что на мостике допустили "не этичное физио-объяснение действиями". Попросту, посмеялись какой то шутке. Многим еще грозят кары и приказы, на многих кричат, выгоняют из капитанской каюты и т. п.
