Год в Ботсване - Рэндалл Уилл (первая книга txt) 📗

Поскольку вдоль обочины не стояло указателей и не было вообще никаких отличительных признаков, я всецело полагался на расстояния, которые мне сообщил Грэхем, и чем больше километров мы накручивали, тем пристальнее я вглядывался вдаль. Интересно, а если мы прибудем в назначенный пункт и никого там не обнаружим, надо ли мне будет остановиться и ждать, или же продолжать двигаться дальше, не доверяя точности одометра? Я не знал ответа на этот вопрос, а потому испытал величайшее облегчение, когда, едва лишь щелчок возвестил о последнем километре, заметил вдали нечто, смахивающее на лошадь со всадником.

Когда мы подъехали ближе, я обнаружил, что это действительно была лошадь, но вот всадников оказалось двое. Весьма миловидная блондинка держала поводья крепкой гнедой кобылы. Позади нее сидела девочка примерно того же возраста, что и окружавшие меня дети, вне всяких сомнений приходившаяся этой женщине дочкой. Выбравшись из машины и открыв сзади кузов, я подошел и протянул женщине руку, и она крепко, но дружески пожала ее.

— Goeiemiddag. Ное gaan dit? [65]

— Да. Совершенно без проблем, спасибо. Очень подробные указания, спасибо.

Маленькая девочка наклонилась вперед.

— Моя мама не говорит по-английски, — объяснила она. — Она спрашивает, как дела?

— О, чудесно, спасибо огромное. Как это сказать на африкаанс?

— Goed dankie.

— Ага, понятно. Goed dankie! — несколько торжественно ответил я и улыбнулся.

Разворачивая лошадь, женщина выглядела несколько озадаченной, но прошептала что-то дочке.

— Kom [66], следуйте за нами! — С этими словами они перешли на быструю рысь. — Это недалеко.

Мы поспешно забились в машину и, вихляя (нас постоянно заносило на разбитой дороге), покатили за ними. Взглянув в зеркало заднего вида, я заметил, что дорога слишком быстро (мне даже стало не по себе), исчезла из виду. Теперь мы продирались сквозь траву и грязь по тропе, судя по всему просто выкошенной в буше. То и дело попадались повороты направо и налево, более или менее заросшие, но в остальном со всех сторон нас окружали однообразные и ничем не примечательные деревья да кусты. Из-за недавно прошедшего дождя езда выдалась тяжелой, и когда мы порой попадали в лужи, Старая Королева-Мама подскакивала словно подвыпивший воднолыжник. Крутя руль, я, к своей величайшей тревоге, осознал, что практически не властен над направлением, которое она выбирает. Заходясь от смеха, дети подгоняли меня, совершенно не понимая, что большей частью я был водителем лишь по занимаемому в машине месту.

В этих условиях верховая езда явно была более уместным способом передвижения, и вскоре мать и дочь оторвались от нас на несколько сотен ярдов. Одной рукой маленькая девочка держалась за талию матери, а другой махала нам, чтобы мы не отставали. Нажав на газ, я почувствовал, как машина вздымается, и мы тут же плюхнулись в лужу, поглубже предыдущих. В мгновение ока лобовое стекло покрылось плотным слоем черновато-коричневой жижи. Внутри машины внезапно потемнело, и я стал лихорадочно шарить по панели, пытаясь найти кнопку включения весьма древних дворников. Со вздохом и скрипом резины они заработали, и через два-три взмаха я наконец-то смог более или менее различать дорогу.

Лошадь и всадницы, однако, тем временем исчезли.

Плавно затормозив, я поспешно опустил окно и высунулся наружу. К моему облегчению, мать и дочь появились в проходе меж кустами, на который я не обратил внимания, и снова нас поманили. Старая Королева-Мама степенно развернулась, и мы двинулись к ним.

— Теперь уже совсем близко. Давайте езжайте за нами.

Мы поднажали, и вскоре машина выкатилась из плотного подлеска — и как раз вовремя, ибо я уже был измотан словно гонщик на ралли. Перед нами возвышались весьма впечатляющие ворота в западном стиле, открывавшие проезд сквозь высокую внешнюю ограду, которую мы уже видели, когда проезжали через пахотные земли.

За воротами располагался большой двор, в задней части которого, за невысоким штакетником и цветником, стоял весьма привлекательный домик с остроконечной крышей. По обеим сторонам двора были выстроены два больших деревянных амбара, позади одного из которых возвышалась силосная башня из оцинкованного железа. Мы припарковались рядом с огромной деревянной повозкой, прицепленной к маленькому красному трактору. В ней громоздилась высоченная гора брикетов сена. Эти брикеты разгружала огромными вилами группа рабочих, сбрасывая их на приводимый в движение дизельным двигателем конвейер, равномерно доставлявший их к вершине одного из ангаров, где, в свою очередь, брикеты аккуратно укладывали на стропила.

Какой-то здоровенный мужчина — и это казалось просто невероятным — пронес два брикета одновременно, по одному в каждой руке, и без усилий бросил их на ленту. Увидев, что мы прибыли, он зашагал навстречу, стягивая на ходу засаленную ковбойскую шляпу. Хозяин оказался просто великаном, а гуще его бороды я доселе не видывал. Она покрывала всю его бочкообразную грудь и половину раздутого живота. Вот так здоровяк! Облачен этот человек был в синий комбинезон. Пожимая мне руку, он широко улыбнулся.

— Ты Уилли? Друг Грэхема? Меня зовут Ханс. Добро пожаловать на нашу ферму! — провозгласил он на ломаном английском с таким густым африкандерским акцентом, что в него, наверное, можно было бы воткнуть panga — африканское мачете.

Дети изумленно таращились на этого сказочного гиганта, пока я одного за другим представлял их хозяину фермы. Он лучезарно улыбнулся ребятишкам и поприветствовал на африкаанс, назвав их, насколько я понял, своими сыновьями и дочерьми. Затем Ханс познакомил нас с собственными отпрысками, число которых достигало не то шести, не то семи, возрастом от тинэйджеров до младенцев. Один из старших мальчиков, светловолосый с челкой, Маркус, на сегодня явно был назначен гидом. С дружеской улыбкой он предложил детям осмотреть ферму и познакомиться с ребятами, состоящими в местной команде. Меж тем меня позвали выпить чаю с его родителями.

Сразу же за входной дверью располагалась широченная, едва ли не викторианская кухня с большой дровяной печью и огромным столом, сбитым из крепких брусьев. Остальная обстановка была весьма незамысловатой, и единственное украшение на стенах заключалось, насколько я понял, в изречениях из Библии, вышитых на ткани и вставленных в простую рамку. Вся атмосфера дома была пронизана величайшей скромностью и простотой.

С несомненной гордостью Ханс провел меня по всему дому. Комнаты детей равным образом были обставлены непритязательно: лишь низкие деревянные койки да стулья с сиденьями из плетеного камыша. У жены Ханса, имя которой я так и не запомнил, в задней части дома имелась собственная небольшая комнатка, где я разглядел груду ниток и вышивки, большую Библию и какие-то весьма древние на вид журналы.

К нашему возвращению на кухонный стол были водружены пирог и большущий чайник, а какая-то суетливая старушка расставляла тарелки и раскладывала ножи, оживленно болтая на сетсвана с хозяйкой дома. Мы расселись, и я почувствовал себя обязанным сообщить, при посредничестве той маленькой девочки, что сопровождала нас до дома, как нам всем приятно оказаться у них в гостях. К счастью, до моей речи дело не дошло, ибо как раз в этот момент Ханс, сцепив руки и плотно зажмурив глаза, начал грубым, но тихим голосом читать нараспев благодарственную молитву. Прикусив язык, я сложил руки и стал ждать.

Как только хозяин закончил, торжественная атмосфера рассеялась, и его жена разрезала пирог на огромные куски, один из которых, водрузив на тарелку, поставили передо мной. Ханс задумчиво уставился на меня, как следует откусил от своего куска и что-то пробормотал дочери.

— Мой папа считает, что ты выглядишь как типичный англичанин.

Не вполне уверенный, хорошо это или плохо, я улыбнулся.

— Да, он говорит, ты слишком худой. Немножко нездоровый. Тебе надо больше есть, говорит он.