Кругосветное плаванье «Джипси Мот» - Чичестер Фрэнсис (лучшие книги читать онлайн .txt) 📗
Опять попал в сороковые широты и постепенно становился все более апатичным. Очевидно, это связано с воздухом, ветрами и погодой южных широт. Я заметил эту особенность сороковых, как только вошел в них в Атлантике, на пути в Австралию. Когда штормит, совсем невмоготу хоть что-либо делать, разве уж самое необходимое, а в хорошую погоду одолевает лень. Я даже радовался, если ночью приходилось переставлять паруса: находил хотя бы в этом оправдание, чтобы утром подольше поваляться в постели. Временами мучали страшные головные боли вроде мигрени. Иногда чувствовал себя совсем больным, особенно если приходилось работать на баке, где так сильно качало.
В среду 22 февраля счастливо избежал травмы при серьезном падении. Ставил грот, и, когда потянул фал, заело ползун. Дернул сильнее, надеясь его освободить, и ползун внезапно сорвался. Фал пошел быстро, а я плашмя упал на спину. Скверное было падение; оставалось только радоваться, что не ушиб голову, когда полетел вниз. Работая на палубе, я обычно крепко держусь за что-нибудь свободной рукой. Но на этот раз свободной руки не было. Она раскачивала ползун, за которым я наблюдал так внимательно, что потерял равновесие, когда тот неожиданно тронулся с места. Повредил я только правый локоть, но он сильно разболелся, и как раз на этот несчастный локоть посыпались удар за ударом.
Впрочем, выдавались и счастливые минутки, когда я сидел в кокпите, греясь на солнышке и попивая прохладительный напиток Уитбрэда. Мне это доставляло большое наслаждение, и, нацедив полпинты из бочонка, я всякий раз думал: “Вряд ли можно найти более чудесное местечко, чтобы посидеть за кружкой пива, под ослепительным солнцем и голубым небом, среди безбрежной сини океана”. Здесь никогда не бывает слишком сильной жары, ее умеряет южный бриз из Антарктики. Восседая таким манером в кокпите, я как-то попытался измерить, какое расстояние отделяет меня от ближайшего человеческого существа. Если не считать какого-нибудь судна, которое могло плыть где-то рядом, что, впрочем, маловероятно, то ближайшей населенной сушей был остров Чатам, до которого оставалось 885 миль. Когда скрывалось солнце, становилось заметно холоднее. Зажег в каюте обогреватель и наслаждался теплом. Произошло одно неприятное происшествие, занесенное в вахтенный журнал, с указанием времени, как оно того заслуживало:
“Среда, 22 февраля, 19.25. Только что обнаружил, что осталось всего четыре бутылки джина, которых едва хватит на месяц. Джин мой излюбленный крепкий напиток в теперешнем плавании. Сознаюсь, что глупейшим образом просчитался и не обеспечил достаточного запаса. Придется нормировать потребление и отныне отказаться от спиртного к ленчу. Впрочем, было бы еще хуже, если бы совсем ничего не осталось”.
24 февраля была тридцатая годовщина нашей свадьбы с Шейлой. День этот начался в Англии в 14.00 по корабельному времени, и я занимался фотографированием, стоя в люке каюты, когда вспомнил, что юбилейная дата уже наступила. Погода стояла не совсем подходящая для семейных фото: начинался шторм и “Джипси мот” валяло на крутой волне. Записал в вахтенном журнале: “Удалось поймать неясное отражение солнца, но потребовалась целая вечность, чтобы одновременно с этим отыскать горизонт в свистопляске волн. Скверно, что зеркало секстана все время забрызгивало водой. Хорошо еще, что все-таки удалось определиться, это скрасило мрачный день. В каюте стоять было трудно, и меня бросило на кухонную плиту. Сам я не пострадал, но плите пришлось плохо — погнулась рама. К счастью, я успел до этого снять с плиты чашку горячего кофе”.
На мою плиту при любой качке можно было поставить полный стакан или чашку, не боясь, что содержимое прольется. Достигалось это благодаря удачно сконструированной подвесной качающейся раме с тяжелым поддоном, который играл роль маятника. Помимо значительного веса самого поддона, на нем еще постоянно стояли банки с мармеладом и медом, тостер, а то и тяжелая сковорода. Сидя в подвесном кресле, я мог, не вставая с места, достать любой предмет с этого поддона и снять с плиты кастрюлю или котелок. Подвесное кресло, соединенное с качающимся столом, было размещено очень удачно. Не вставая, я мог также дотянуться до пивного крана или достать любую книгу с полки, слева под ящиком, в котором росли на зелень горчица и кресс-салат. В пределах досягаемости находились пачка газет, а также многие другие необходимые вещи: бутылки с джином и бренди в шкафчике под плитой; соль, перец, горчица, метиловый спирт и спички на полочке, приделанной на наружной стенке качающейся плиты. Я мог сидеть в кресле совершенно прямо независимо от крена судна. Это была одна из самых удачных деталей в оборудовании яхты. Спроектировал все устройство Джон Джурд, старший столяр с верфи “Кэмперс”, при моем непосредственном участии. Когда я повалился на плиту, стрелка инклинатора показывала крен 55° на один борт и 30° в другую сторону. Записал в вахтенном журнале:
“Как хотелось бы быть сейчас дома с моей любимой; сильно тоскую вдали от нее, но такова жизнь! Только что позавтракал. Позже подниму бокал за здоровье женушки. Юбилейная дата в Лондоне будет соответствовать здесь периоду с 14.00 до 14.00 завтрашнего дня. Если шторм не уймется, можно перенести празднование на завтра”.
Впрочем, ждать я не стал. Шторм был чересчур силен, чтобы надеть смокинг, но я в тот же вечер торжественно отпраздновал годовщину свадьбы и записал в журнале:
“Пью за Шейлу восхитительный монраше, бутылку которого она привезла мне из Англии. Долгой ей жизни, здоровья и радости! Большое, большое спасибо за счастливое совместно прожитое 30-летие. Шейла необыкновенная, исключительная женщина! Признаюсь, я поступил не как полагается истому англичанину и пролил слезу. Жизнь кажется здесь такой тонкой нитью, что начинаешь ее по-настоящему ценить. Особенно ценишь здесь такие вещи (или как там они еще называются), на которые не обращаешь внимания, от которых отмахиваешься, находясь среди людей. Но не будем впадать в излишнюю сентиментальность. Лучше вернемся к монраше!”
Я наслаждался вином, и, хотя не могу сказать, что шторм доставлял мне такое же наслаждение, все же он сберегал энергию, которую обычно широко растрачиваешь, находясь на маленьком судне в открытом море. Когда разыгрывается штормовой ветер, нельзя часто переставлять паруса. Приходится ждать, пока он не стихнет. Закончил день торжественной годовщины моей свадьбы наведением порядка на палубе. Устранил заполаскивание задней шкаторины генуэзского стакселя, которую трепало ветром, точно флаг; немного перепустил шкот. Затем прихватил линем спинакер-гик, вместе со всеми гика-топенантами и оттяжками, чтобы прекратить неумолчный барабанный бой ветра, гулявшего среди них. Заново закрепил грот, поднял трисель выше на один-два фута, потравил булинь для ослабления передней шкаторины, опустил и прихватил гика-грот. Затем взял чуть полнее на фордевинд, чтобы немного увеличить ход. Курс был 43,5°, и я не хотел располагать его ниже 45° ю. ш. вплоть до поворота на мыс Горн.
Шторм продолжался семь дней, то немного стихая, то усиливаясь, причем последнее, по-моему, случалось чаще. Плавание было быстрым, но тяжелым. Стрелка счетчика лага порой упиралась в ограничитель, установленный на 10 узлах; казалось, это длилось целую вечность, хотя, вероятно, проходило всего несколько секунд. Когда крутой вал начинал подниматься над бушующими волнами, “Джипси мот” неплохо отыгрывалась. Находясь внизу, я часто заранее угадывал приближение большого обрушивающегося вала. Сначала раздавался низкий ровный рев, затем ветер внезапно усиливался на 10–15 узлов. Яхта сильно кренилась на наветренный борт, потом резко переваливалась на противоположный, и белая пена закипала на подветренной стороне палубы. Так я узнавал, что прошел большой вал. Состояние моря очень напоминало волнение, сквозь которое “Джипси мот” пробивалась южнее Австралии. Тогда тоже ярко сияло солнце. Здесь, в такой же безлюдной южной области океана, все было залито солнечным светом. Бриллиантами сверкали белые гривы волн, и бурное море казалось бутафорией. Но рев ветра, качка и крен были вполне реальными. Меня поражал чудовищный крен на наветренный борт перед тем, как судну повалиться на подветренный, и я пытался доискаться причины. Думается, что волна сперва ударяет в нижнюю часть киля, а когда несколько позже на поверхности доходит до борта судна, вызывает вполне естественный крен в обратную сторону, “Джипси мот” вела себя примерно и не рыскала. На пути в Австралию я привык к ее трюкам и в шторм всегда с трепетом ждал, что она вот-вот повернет к ветру. Но после переделок, осуществленных в Сиднее, яхта стала более остойчивой и точнее лежала на курсе. Не переставал удивляться тому, что наращивание киля, произведенное Уорвиком Худом, вызвало такую разительную перемену. Тем не менее мне не хотелось рисковать, и я убирал грот, как только скорость ветра превышала 30 узлов. Часто пытался заснять из кокпита бушующее море, но как только устраивался там с фотоаппаратом, ничего достойного внимания не оказывалось, а я терпеть не могу ждать. Впрочем, стоило только спуститься в каюту, и как назло впечатляющие кадры бури на море начинали проходить наверху непрерывной чередой.
