Сияющее Эльдорадо - Хаксли Элизабет (книги бесплатно txt) 📗
Он решил направиться к аборигенам и уговорить их подчиниться. В 1831 г. Робинсон отправился пешком в сопровождении нескольких местных жителей без оружия в дикий и совершенно в то время неизведанный район западных горных цепей. К всеобщему удивлению, он не только вернулся живым, но и привел с собой пятьдесят четыре аборигена. Эти путешествия миссионер повторил три раза. Общее количество приведенных им аборигенов составило сто восемьдесят семь человек. В 1835 г. они с Робинсоном во главе были направлены на остров Флиндерс для обращения «в истинную веру». Однако, несмотря на все усилия Робинсона, поселение, основанное по иронии судьбы на мысе Цивилизации, не процветало. Аборигены, лишенные привычной среды, умирали. Последние шестнадцать человек были возвращены на остров Бруни, где также погибли. Последняя чистокровная представительница аборигенов, женщина по имени Траганини, умерла в 1876 г.
Вместе с каторжниками в желтых жилетах появились на острове и тюремщики в жилетах красных. В колониях офицеры делали все от них зависящее, чтобы вести жизнь, соответствующую условностям своего времени и класса. Они завели многочисленных слуг, часто напивались до бессознательного состояния, увлекались охотой, верили в дисциплину и данное свыше право одних порабощать других, страдали от грыжи и демонстрировали то сочетание равнодушия к человеческим страданиям и понимание красоты, которое делает представителя XVIII столетия такого типа совершеннейшей загадкой для людей XX в.
В Порт-Артуре среди хорошо сохранившихся остатков самого большого в Австралии поселения каторжников стоят стены сгоревшей старой тюрьмы, без крыши. Длинные ряды окон, когда-то снабженных решетками, похожи сейчас на пустые глазницы чудовища, обращенные к морю.
Тюрьма была четырехэтажным зданием, ульем из мрачных пустых камер, видевших больше страданий, чем многие подобные стены. Не менее тридцати тысяч заключенных прошло через Порт-Артур с момента его основания в 1830 г. до ликвидации в 1878 г. Несмотря на красоту окружающей природы — зеленые лужайки, содержащиеся в отличном состоянии, цветы, кустарники, великолепные деревья на фоне сверкающего моря, — тени почерневших руин омрачают настроение. Здесь наказание, жестокое и непреклонное, воплощено в камне, выложенном руками жертв, которые знали, что сами роют себе могилу.
Рядом с тюрьмой — фонтан, из которого заключенные пили воду. Рифленые стены и изящный пьедестал делают его настолько же легким и гармоничным, насколько мрачны и тяжелы стены тюрьмы. Руки анонимного заключенного придали сооружению форму запечатлевшегося, очевидно, в его памяти фонтана из какой-нибудь английской деревни.
Было время, когда даже упоминание о каторжниках считалось бестактным. Австралийцы хотели забыть эту страницу своей истории. В наши дни все изменилось. Иметь среди предков ссыльного стало делом чести, а не стыда. Стали реабилитировать и самих заключенных. Большинство ссыльных, по мнению современных историков, были виновны (что тоже еще нужно доказать) в проступках столь незначительных, что сейчас они не заслужили бы даже условного наказания.
Такая, например, «вина», как отказ раболепствовать перед сквайером, была более достойна похвалы, чем наказания. И обращение с ними, согласно той же группе историков, не было столь жестоким, как об этом пишут. Были, конечно, темные пятна, например, организация поселения для непокорных в Порт-Маккуори, где заключенные в цепях трудились от зари до зари на лесозаготовках, часто по пояс в воде, избиваемые за малейшую провинность. На острове Норфолк тюремщик записал в журнале, что заключенный Джо Мэнсбери получил «две тысячи ударов кнутом за три года и дошел до такого состояния, когда его ключицы были совершенно обнажены и похожи на отполированные рога из слоновой кости. С трудом мы могли найти место на его теле, чтобы нанести новые удары».
Большую же часть ссыльных не заковывали в цепи и не наказывали кнутом. Их распределяли между фермерами, купцами и другими жителями, многие из которых относились к узникам доброжелательно. Заключенные трудились на земле и питались лучше, чем в дни своей прежней жизни. Одни из них, кто не совершал проступков, со временем получали свободу передвижения и могли выехать в любой пункт колонии, другие — освобождались даже полностью. Они составили себе приличные состояния, или по крайней мере обеспечили безбедную жизнь. Таким образом, для части заключенных, прибывших сюда в цепях, Австралия стала страной больших возможностей, так же как и для тех, кто сам заплатил за проезд.
Эта точка зрения подтверждается исследованием жизненного пути трехсот двадцати пяти фермеров и ремесленников, в большинстве своем из Вилтшира, Хэмпшира и Глоучастершира, проделанным Джорджем Руде. Эти люди были сосланы на Землю Ван-Димена в 1831 г. за участие в войне против машин. Они ломали молотилки и сжигали стога в знак протеста против применения незнакомых орудий труда, которые должны были лишить их работы. Одни из них, согласно записям губернатора Артура, «погибли тут же от болезней, вызванных отчаянием», другие выжили и через шесть лет получили свободу.
К 1842 г. двадцать пять — тридцать бывших ссыльных стали владельцами лавок, пабов, ферм и домов, работали мясниками, пекарями, каменщиками, сапожниками и занимались другими ремеслами. Историю Роберта Блейка, сапожника из Уилшира, можно назвать типичной для этой группы ссыльных. Через три года после прибытия в Австралию он женился и стал отцом девятерых детей; еще через год его освободили. Спустя тридцать лет, в пятидесятишестилетнем возрасте, он стал владельцем приличного дома и фермы, а также семи домов в городе Ботвелл; сыновья его основали пивоваренный завод. Вне всяких сомнений, не все заключенные были столь же удачливы, но ни один из них после освобождения не вернулся на родину.
В картинной галерее Хобарта выставлены два или три очаровательных портрета, написанных одним из наиболее любопытных ссыльных, когда-либо достигших Земли Ван-Димена. Его звали Томас Уэйнрайт[74]. Написанные им критические обзоры регулярно печатались в английских литературных журналах под псевдонимами Джанус Уэтеркок и Эгомет Бонмот, а его картины экспонировались в залах Королевской Академии. В Лондоне его знали как остроумного и щедрого хозяина. После смерти личность Уэйнрайта привлекла внимание Чарльза Диккенса, Оскара Уайльда и лорда Литтона. Но его посмертная слава объясняется не литературными трудами и даже не элегантными портретами, а тем, что он отравил нескольких членов своей семьи, чтобы завладеть их деньгами.
Уэйнрайта сослали на Землю Ван-Димена в 1837 г. за подделку подписи на чеке. Его никто не обвинял в убийстве, хотя все современники в это верили. О Томасе писали, как о чудовище. В действительности же это был слабый, тяжелобольной человек. Он работал на строительстве дорог на самых тяжелых участках, где условия труда были ужасны и унизительны, в кандалах и желтой одежде, на которой было написано «преступник».
Через два года его перевели на работу в колониальный госпиталь. Будучи по существу инвалидом, Уэйнрайт ничего не получал за свою работу.
В те годы нож хирурга зачастую был и источником заразы, поэтому работать санитаром было чрезвычайно трудно. Художник, хоть и сам болел, выполнял свои обязанности так, что заслужил похвалу всех врачей, с которыми ему приходилось сталкиваться.
Портреты представителей высшего класса города Хобарта, их жен и детей, создавшие репутацию Уэйнрайту как художнику, демонстрируют тонкое изящество и чистоту линий, особенно удивительные, если вспомнить обстановку, в которой они создавались. Изображения женщин и девочек с кудряшками, длинными гибкими шеями, греческими чертами лица и несколько туповатым выражением немного напоминают картинки на конфетных коробках. Мужские портреты значительно сильнее, в них художнику удалось показать характер человека; выполнены они свободно, хорошей техникой.
Более типичным представителем тех дней был кровожадный Майкл Хоу из Йоркшира[75]. Сосланный за разбой, он грабил по дороге к Земле Ван-Димена даже своих товарищей по несчастью — заключенных. Рассказывали, что, возглавив банду в буше, Хоу приказывал отрезать уши всем, кто не подчинялся его власти. Он писал безграмотные послания губернатору Хобарта, подписывая их — «Губернатор гор». Хоу вел дневник, записи в котором делались кровью кенгуру.
