По нехоженной земле - Ушаков Георгий Алексеевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Таким было утро 28 января, в которое мы вышли в свой очередной рейс на Северную Землю. Такой была погода, все время сопровождавшая нас в этой поездке.
Мерзли мы изрядно, но все же это казалось только маленьким неудобством по сравнению с яркими впечатлениями нескольких дней путешествия.
Перерезав пролив и перевалив через Средний остров, мы вышли на ровный многолетний лед, ведущий к мысу Серпа и Молота. Дорога благодаря пронесшимся метелям и сильным морозам была прекрасной. Перемолотый и утрамбованный ветром снег смерзся в такую плотную массу, что на его поверхности было очень трудно заметить след тяжело груженных саней. Собаки, тоже поседевшие от инея, бежали быстро. Не надо было ни помогать им, ни понукать. Сани скользили легко, и у нас не было нужды соскакивать даже при подъемах на встречавшиеся иногда снежные бугры. Нам оставалось только сидеть на санях, следить за курсом, посасывать трубки да еще отогревать пальцы, успевшие закоченеть при раскуривании трубок.
Когда мороз забирался под меха, мы, чтобы согреться, бежали рядом с собаками. Но они, почувствовав облегчение груза, пускались вскачь, и мы, не выдержав состязания, вновь прыгали на сани.
Впереди темнел северный сектор неба. На нем горели звезды и плыла полная луна… Обернувшись назад, мы видели яркую зарю. На северной стороне лившийся лунный свет освещал льды. Они поблескивали и казались значительно светлее небосвода, расстилавшегося над ними. На юге льды были окрашены в густофиолетовый, почти черный цвет, хотя небо там горело яркокрасной зарей. В прошлый рейс мы ездили при полной темноте, когда нельзя было разглядеть под ногами белый снег, а теперь перед нами лежал черный снег под относительно светлым небом. Картина была необычной даже для нас.
Мы нередко оглядывались назад. На фиолетово-черном снежном фоне мы могли видеть необычный след своего маленького каравана. Тянулся он на несколько километров в виде сплошной, резко очерченной полосы белесовато-серого тумана, четко выделявшегося на темном фоне. Температура воздуха в это время приближалась к — 40°. Капельки влаги, выделяемой при дыхании разгоряченными собаками, тут же замерзали и превращались в густое облачко, висевшее над упряжками. При нашей остановке оно не двигалось, но как только мы направлялись вперед, начинало вытягиваться и образовывать след в виде узкой туманной полосы. В воздухе — ни малейшего колебания. Туманная линия не рассеивалась, не поднималась и не оседала. На высоте 2–3 метров за нами тянулся длиннейший непрерывный шлейф. Он напоминал облако оседающей пыли над большаком, поднятой стадом в знойную засушливую пору. Только когда позади нас потухла заря и исчезла фиолетово-черная расцветка снежных полей, когда они вновь заблестели под лунным светом, мы перестали видеть свой шлейф сколько-нибудь далеко.
Вечером в 43 километрах от базы остановились на отдых. Каждой собаке вырезали в твердом снегу лунку, и наши помощники, поужинав пеммиканом, устроились на ночь.
В палатке в этот вечер было холоднее обычного. Намерзнувшись за рабочий день, мы долго не могли согреться. Стыли ноги; сдвинешь с головы надоевший капюшон, сейчас же начинают зябнуть уши. Примус яростно шипел, но теплее от него не становилось.
Разогрели консервы, поели и всячески старались растянуть чаепитие, чтобы наслаждаться ощущением тепла. В палатке было тесно. Из-за холода мы не снимали совиков, а эти меховые балахоны делали нас объемистыми. Кристаллизовавшиеся пары от горячего чая и влаги от нашего дыхания серебристым слоем уже покрывали внутреннюю сторону палатки.
Свеча сгорала медленно. Температуры ее пламени едва хватало на то, чтобы растопить охлажденный стеарин только вокруг фитиля. Поэтому, по мере сгорания фитиля, основание пламени медленно погружалось вниз, а края свечи по-окружности оставались нерастопившимися и образовывали тускло просвечивающийся цилиндр. Колеблющийся от наших движений язычок огня лизал верхние края цилиндра, растапливал их. Стеарин стекал с края цилиндра в сторону пламени и не образовывал, как обычно, подтеков снаружи свечи. По мере углубления пламени свет постепенно уменьшался, и внутренность палатки погружалась в сумерки. Тогда мы снимали нерастаявший стеарин, и свеча загоралась ярче.
Наша беседа, естественно, велась о полярной ночи. Мы вспоминали приключения минувших лет и сравнивали нашу четырехмесячную ночь с двухмесячной на острове Врангеля. Мой спутник заявил, что он переживает уже четырнадцатую полярную ночь, а так до сего времени и не знает, почему она происходит, или, как он выразился, не понимает «этой механики».
Я ответил ему, что понять механику не трудно, если он не поленится сделать из снега небольшой шар.
Охотник сейчас же вылез наружу и, повозившись минут пятнадцать, вкатил в палатку лочти правильный снежный шар, сантиметров 40 в диаметре. Манипулировать таким шаром в тесной палатке было невозможно. Пришлось «землю» урезать. Заработал нож охотника, шар уменьшился в диаметре наполовину и мог подойти к орбите, вырезанной мною на снежном полу палатки. Когда мы тем же ножом нанесли на «земном шаре» экватор, тропики, полярные круги и соединили полюса меридианами, я заявил:
— Теперь нехватает только земной оси.
— А какая она?
— Воображаемая, конечно.
— Тогда вообразите, что я вам уже дал ее, — парировал Журавлев.
Я объяснил, что наш опыт будет нагляднее, если мы материализуем земную ось. Охотник согласился подыскать «что-нибудь покрепче». Через минуту раздумья он вынул шомпол карабина, проткнул им через полюсы снежный шар, и наша земля закрутилась на своей оси.
— Хорошо? — спросил охотник.
— Нет!
— А что же еще? Ведь вертится!
— Опущено самое главное, — начал я объяснение, — земная ось стоит у тебя перпендикулярно, а на самом деле она наклонена к плоскости орбиты под углом 66°33?. И летом, и зимой, и осенью, и весной, и вообще в любой момент годового бега земли по ее орбите вокруг солнца этот наклон оси является постоянным и служит причиной изменения продолжительности дня и ночи. Земля не стеклянный шар — она не просвечивает. Солнце может освещать только одну половину ее. Другая половина остается в это время в тени, то-есть там тянется ночь. Если бы земная ось была перпендикулярна к плоскости орбиты, как она стоит сейчас, то всегда освещалась бы последовательно какая-либо половина земли от Северного полюса и до Южного. На всех широтах земного шара день всегда был бы равен ночи, и нам с тобой не надо было бы путешествовать в темноте и играть в жмурки среди льдов, так как не было бы никакой полярной ночи.
— Давай проверять. Вот тебе солнце, — продолжал я, поставив в центр орбиты выгоревшую цилиндром свечу. — Эта свеча совсем похожа на полярное солнце, когда оно еле просвечивает сквозь туман. Сейчас мы сделаем наше солнце поярче.
Я смял стеариновый цилиндр. Пламя стало ярким. Далее, отмечая точки на орбите, я показывал, где находится земля по отношению к солнцу весной, летом, осенью и зимой, а мой слушатель поочередно втыкал вертикально земную ось в эти точки и крутил земной шар. Свеча, изображавшая солнце, четко освещала обращенную к ней половину снежного шара от полюса до полюса. Никаких признаков ни полярной ночи, ни полярного дня не было.
— Теперь поставим земную ось под нужным углом к плоскости орбиты и посмотрим, что случится.
Мы установили нашу землю на точку весны. Журавлев, растерев замерзающие руки, привел землю в движение. Картина не изменилась. Свеча попрежнему освещала половину шара от полюса до полюса. Мой слушатель подозрительно взглянул на лектора. Я напомнил ему о дне весеннего равноденствия (21 марта), когда на всей земле день равен ночи, а он вспомнил о таком же дне осеннего равноденствия (23 сентября) и переставил земной шар в точку осени. Эффект получился замечательный: свеча опять освещала половину шара, на другой стороне которого лежала четкая тень.
Пора было продемонстрировать полярную ночь и полярный день. Наш земной шар стал на точку зимнего солнцестояния (22 декабря). Северный полюс оказался обращенным в противоположную сторону от солнца. Густая тень легла на все пространство внутри Полярного круга. О, как она была понятна для нас! Сколько переживаний и приключений было связано с ней! Я заметил, что рука Журавлева начала задерживаться. Земля под ней крутилась медленнее. Охотник вновь переживал свои четырнадцать полярных ночей… Я взял из его рук шар и переставил его в точку летнего солнцестояния (22 июля). Северный полюс повернулся к солнцу. Свет залил Полярный круг. Полярная очь передвинулась к Южному полюсу. При вращении шара приполярные пространства все время оставались освещенными. На севере воцарился полярный день. Это было наше будущее. К нему мы шли. Полярная ночь еще господствовала, могла принести нам еще много испытаний, но впереди был день! Да еще какой: целых четыре месяца солнце не будет прятаться за горизонт!
