Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Мортон Генри Воллам (читать книги TXT) 📗
Странное дело: все молодожены (которые почему-то предпочитают сочетаться браком именно в июле) наивно полагают, что если они тщательно соберут и сожгут этот праздничный мусор, то ни одна живая душа в мире не догадается об их тайне. Смешные люди! Они, верно, не знают, что у служащих отелей, хозяек пансионов и горничных глаз наметан: они безошибочно выделяют счастливые парочки среди прочих постояльцев. Но мои-то каковы! Представляете себе, начинать семейную жизнь, имея в наличии мотоцикл, юную жену в коляске… и без зубной щетки. Да, не повезло парню!
Я нимало не сомневался, что он похитил девушку у семьи, которая в ней души не чаяла. Домочадцы, конечно же, все уши прожужжали невесте о том, что ее избранник гроша ломаного не стоит, что он не сможет должным образом о ней позаботиться… И на тебе: первое, что делает несчастный недотепа, — теряет все ее вещи. Ага, вот и они!
Однако я ошибся. По дороге, ведущей с Порлок-Хилл, катилась красная итальянская машина. За рулем сидел обливающийся потом толстяк, рядом с ним — такая же толстая, раскрасневшаяся женщина. Они с нескрываемым любопытством посмотрели на явно ненормального человека, который сидел под деревом и баюкал на коленях неопрятного вида чемодан.
Спустившись в прелестную тенистую долину Порлока, я сразу же разыскал сержанта полиции. Он, похоже, совсем не удивился, когда я вручил ему утерянный багаж.
— Должно быть, новобрачные! — проницательно заметил он, и мы оба понимающе улыбнулись.
— Я позвоню в Линтон, — любезно пообещал полицейский.
Если только мои молодожены психически здоровые люди, то они, конечно же, знают, с какой симпатией весь мир относится к чужому счастью (а особенно к радостям медового месяца). Так что ежедневно обнаруживать на своей одежде цветные конфетти — это наименьшее из зол, которые им следует ожидать…
После обеда в гостинице «Старый корабль» я пересказал эту трагическую историю молодой парочке — своим соседям по столику. В разговоре случилась неловкая пауза, после чего я услышал, как мужчина прошептал своей спутнице:
— Слава богу, это случилось не с нами!
Женщина покраснела и трогательно потупилась (а я в очередной раз убедился, что молодоженов в июле больше, чем ежевики в сентябре). Поскольку все мы — так или иначе — оказались втянуты в эту историю с чемоданом, то решили вместе прогуляться до полицейского участка и поинтересоваться судьбой вещей.
— Все в порядке, — успокоил нас сержант, — и получаса не прошло, как они вернулись. Новобрачные, как я и предполагал!
Все дружно рассмеялись. После этого мы с новоявленными мистером и миссис решили прогуляться к маленькой церкви Святого Дубриция, где, по слухам, имелось нечто, представляющее интерес для всех молодоженов. Когда мы по узкой тропинке подошли к церкви, уже совсем стемнело. Парочка молча стояла у меня за спиной, я зажег спичку и в ее неверном свете увидел фрагмент мраморного памятника — мужчина в рыцарских доспехах лежал бок о бок с прекрасной дамой. Надпись гласила: «Барон Харингтон, умерший в 1417 году, и его супруга». От памятника веяло таким миром и покоем, что любой циник почувствовал бы себя посрамленным перед ликом истинной любви.
— Пока смерть не разлучит нас, — прошептал я, роняя обгоревшую спичку.
В последнем проблеске света я успел заметить, что мои влюбленные стоят, тесно прижавшись друг к другу, пальцы рук переплетены, и смотрят они не на барона и его жену, а друг на друга…
Я почувствовал себя совершенно лишним в этом месте — кому нужен тысячелетний старец, одинокий и печальный? Наспех пожелав молодоженам спокойной ночи, я побрел в гостиницу. Там, упиваясь своей грустью, выпил большую кружку эля. Из тени в углу медленно материализовался ретривер. Он приблизился и доверчиво положил свою бархатную голову мне на колени.
Глава шестая
Люди и камни
В этой главе описываются Гластонбери и Священный терновник. Я с головой погружаюсь в Бат, принимаю ванны, охочусь за мистером Пиквиком и вижу корабли, стоящие на якоре на улицах Бристоля.
Наиболее приметным объектом долины Авалон является высокий округлый холм с одинокой башней над руинами Гластонбери. Сам холм известен под названием Гластонбери-Тор, а здание — все, что осталось от чрезвычайно почитаемой паломниками часовни Святого Михаила.
Если подняться на холм ранним летним утром, еще до того, как взойдет солнце, и посмотреть сверху вниз, то вы увидите не просто плоскую долину, ныне занятую под пастбища, а давно исчезнувший Авалон — легендарный остров посреди зыбкого туманного моря. Лично мне утренний туман, поднимающийся над полями и лугами, видится призраком того моря, которое, если верить легендам, в достопамятные времена покрывало всю долину. Резкие порывы ветра, который иногда поднимается в предрассветные часы, колеблют и перемещают эту призрачную пелену. В результате глазам предстает совершенно фантастическая картина: клубы тумана скручиваются и переплетаются над землей, на возвышенностях они испаряются, обнажая таинственные темные контуры, за которыми зачарованному наблюдателю видятся то останки давно погибших мифических героев, то кили древних кораблей, затонувших в легендарном море.
На ум приходит старинная поэма, где описывается «сумеречная ладья, вся — от носа до кормы — черная, как траурная повязка», которая тихо плывет по морским волнам. На борту ее три королевы в низко надвинутых капюшонах везут умирающего Артура на остров вечного счастья Авалон. Жизнь капля за каплей покидает короля — так же, как Эскалибур покинул его ножны. Порой в предрассветном тумане раздается громкое блеяние или мычание пасущегося скота, и тогда кажется, будто траурный плач поднимается над клубящимся морем — это остров Авалон оплакивает короля Артура.
С восходом солнца туман рассеивается, и изумрудные поля снова улыбаются небесам.
Я пишу, сидя на развалинах Гластонберийского аббатства.
Жаркий день клонится к закату. В воздухе стоит особая летняя тишина, наводящая на мысли о монастырском покое. По словам местных жителей, в такие дни порой происходят удивительные вещи: над древними стенами поднимается чудодейственный запах ладана, который распространяется по всей округе и приводит в изумление работающих в саду крестьян. У меня нет основания не верить слухам, но сам я ощущаю только аромат свежескошенной травы.
Час назад я стоял на вершине Гластонбери-Тор в тени башни, прежде являвшейся частью знаменитой часовни Святого Михаила, а сейчас превратившейся в кое-как подреставрированные развалины. Бросив оттуда взгляд на восток, я наблюдал остров Авалон, на западе в знойном марене вырисовывался остров Этельни. Эти «острова» ныне представляют собой холмы над плоскими равнинами, некогда — широкими лагунами. В тот миг мне подумалось: вот место, откуда вышла вся Англия. Корни нашей церкви уходят в Авалон, тогда как на Этельни были заложены основы британского государства.
Все это дела давно минувших дней, а сегодня я сижу на развалинах Гластонбери. Неподалеку, возле восточного крыла часовни Святой Марии, ведут раскопки археологи. Они только что извлекли из земли пожелтевшую кость человеческой руки — теперь она лежит на мягкой куче темного грунта и четко вырисовывается в ярких лучах полуденного солнца. Интересно, кому принадлежала эта рука — королю, святому или аббату? Впрочем, какая теперь разница… Ученый очкарик с важным видом изучает находку, а над краем канавы маячит красное, потное лицо рабочего, на котором написано простодушное нетерпение: ну, что там такое — бесценное сокровище или просто мусор?
Здесь так тихо. Старые тисы отбрасывают на ровную лужайку длинные, прямые, как карандаши, тени. Впрочем, погодите… не такая уж она и гладкая, эта лужайка. Под травой просматриваются какие-то уступы и углубления — раньше здесь были ступени алтаря. Между деревьями протянулись невидимые цепочки птичьих трелей, а прямо посреди поляны поднимается высокая арка центральной башни Гластонберийского аббатства — она производит устрашающее впечатление в своем нынешнем состоянии векового окоченения. Два каменных столба устремляются ввысь, но соединиться им не удается: в разрыве арки голубеет небо, а из щелей между камнями растет молодая трава. Эта полуразрушенная арка вместе с развалинами стен и великолепной часовни Святой Марии — все, что осталось от некогда могущественного аббатства, старшего брата Вестминстера. Именно здесь начиналось английское христианство.