Капитан Немо - Верн Жюль Габриэль (лучшие книги без регистрации .txt) 📗

Но зато огонь ничего не пощадил. Мельница, птичник, конюшни, где стояли онагги, – все было уничтожено. Испуганные животные бродили по всему плато. Домашние птицы, улетевшие во время пожара на озеро, теперь вернулись на привычные места и с квохтаньем и кудахтаньем рылись в земле, отыскивая корм. Нужно было все строить заново. Лицо Сайреса Смита было бледнее обыкновенного и ясно выражало с трудом сдерживаемый гнев, но он не произнес ни слова.

В последний раз окинул он взором опустошенные поля, развалины сожженных построек, и затем они с Набом вернулись в Гранитный дворец.

Следующие дни были самыми печальными из всех дней, проведенных колонистами на острове. Здоровье Герберта не улучшалось, он слабел с каждым днем. У него, по-видимому, начиналась какая-то серьезная болезнь, результат сильного физического расстройства всего организма. Гедеон Спилет целые дни проводил у постели больного и со страхом думал о том, что скоро настанет момент, когда он не в состоянии будет бороться с прогрессирующим развитием болезни.

Бедняжка Герберт все время лежал в полузабытьи и часто бредил. Несмотря на довольно большой выбор лекарственных трав, колонисты не могли приготовить для больного ничего другого, кроме прохладительного питья. Лихорадку нельзя было назвать еще очень сильной, но приступы начинали уже повторяться через правильные промежутки времени.

Гедеон Спилет окончательно определил болезнь только 6 декабря. В этот день приступ начался легкой дрожью, которая скоро перешла в потрясающий озноб, бедный юноша лежал бледный, а пальцы, нос и уши резко побелели. Пульс был слабый, с большими перебоями, кожа сухая, больной чувствовал сильную жажду. После озноба начался жар: лицо пылало, кожа покраснела, пульс участился. Затем все тело больного покрылось обильным потом, и жар спал. Приступ продолжался около пяти часов.

Гедеон Спилет с этого момента не отходил от постели Герберта. Теперь он знал наверняка, что юноша заболел перемежающей лихорадкой. Необходимо было остановить болезнь раньше, чем она усилится.

– Чтобы остановить лихорадку, нужно какое-нибудь сильное жаропонижающее средство, – сказал Гедеон Спилет Сайресу Смиту в ответ на вопрос, чем помочь больному.

– Жаропонижающее средство! – повторил инженер. – Но здесь не растет хинное дерево, и у нас нет ни крупинки хинина!

– Да, хинина, к несчастью, у нас нет! – согласился Гедеон Спилет. – Но на берегу озера растет ива, а ивовая кора до известной степени может иногда заменить хинин.

– Попробуем ивовую кору! У нас нет выбора! – ответил Сайрес Смит.

Действительно, ивовая кора в некоторых случаях может заменить хинин точно так же, как и кора конского каштана, листья остролиста и еще некоторые другие лекарственные растения. Но так как у колонистов не было выбора, то они должны были тотчас же испробовать это средство, хотя и знали, что по своему действию оно уступает хинину.

Сайрес Смит сам отправился к озеру и, срезав несколько кусков коры со ствола черной ивы, принес в Гранитный дворец, высушил на огне и затем тщательно истолок кору в порошок. В тот день вечером Герберт принял новое лекарство.

Ночь прошла относительно спокойно. Герберт, правда, немного бредил, но приступы не возобновлялись как ночью, так и в течение всего следующего дня.

Пенкроф ожил и снова начал надеяться на благополучный исход болезни. Гедеон Спилет не говорил ни слова. По первому приступу нельзя было судить, какой характер приняла лихорадка, и приступы могли повторяться не каждый день, а через день, как это обычно бывает при перемежающихся лихорадках. Поэтому колонисты со страхом ждали наступления следующего дня.

Гедеон Спилет обратил внимание на то, что хотя в этот день приступа не было, но Герберт лежал пластом, весь разбитый, и жаловался, что у него болит и кружится голова. Осматривая больного, Гедеон Спилет совершенно неожиданно для себя сделал другое открытие, страшно напугавшее его: у Герберта обнаружилась боль в печени, и вскоре начался сильный бред.

Гедеон Спилет не знал, что ему делать с новым осложнением. Он отвел инженера в сторону и сказал ему:

– Это болотная лихорадка!

– Болотная лихорадка! – повторил Сайрес Смит. – Вы ошибаетесь, Спилет. Такая лихорадка не может развиться сама по себе, эта болезнь распространяется путем заражения…

– К несчастью, не ошибаюсь, – ответил журналист. – Герберт, очевидно, подхватил лихорадку на болоте Казарок. У него уже был вчера первый приступ. Если завтра приступ повторится и если нам не удастся предупредить третий… он его не перенесет.

– Но ивовая кора?..

– Это слишком слабое средство для такой тяжелой формы болезни, – ответил Спилет. – Третий приступ болотной лихорадки, если его не предупредить приемом хинина, бывает всегда смертелен!

К счастью, Пенкроф не слышал ни одного слова из этого разговора. Иначе он сошел бы с ума.

После этого станет понятно, в какой тревоге провели инженер и журналист весь этот день 7 декабря и следующую ночь…

Второй приступ лихорадки начался среди дня. Это был ужасный припадок. Герберт чувствовал, что умирает! Он протягивал руки к Сайресу Смиту, к Спилету, к Пенкрофу! Он не хотел умирать!.. Он хотел жить!.. Это была ужасная сцена, раздиравшая сердце Пенкрофа, который обезумел от горя! Его насильно увели из комнаты…

Приступ продолжался пять часов. Теперь уже все ясно понимали, что третьего приступа болезни Герберт не перенесет.

Ночь прошла в мучительном беспокойстве. Герберт сильно бредил, в бреду он произносил слова, от которых разрывались сердца его товарищей. Он вспоминал различные эпизоды их жизни на острове, сражался с пиратами и даже несколько раз звал Айртона. Он умолял поскорее прийти к ним на помощь таинственного незнакомца, постоянно вспоминал его… Затем возбужденное состояние сменилось полным упадком сил, и юноша впал в глубокое забытье… Гедеону Спилету несколько раз даже казалось, что несчастный умирает.

На другой день, 8 декабря, ни бреда, ни лихорадки не было, но больной ослаб еще больше. Бедняжка Герберт едва мог пошевелить руками, которые свешивались, как плети. Ему давали порошок ивовой коры, хотя Спилет не ожидал от этого хороших результатов.

– Если до завтрашнего дня мы не дадим Герберту более сильное жаропонижающее средство, он умрет! – сказал Спилет.

Наступила ночь, вероятно, последняя ночь в жизни этого смелого мальчика, такого доброго, умного, развитого не по летам, которого все колонисты любили, как сына. На острове Линкольна было все, в чем нуждались колонисты, не было только хинных деревьев, кора которых до сих пор является единственным средством против злокачественной лихорадки.

Ночью с 8 на 9 декабря у Герберта начался сильный бред, и он уже никого не узнавал.

Можно ли было надеяться, что он доживет до завтра, до третьего приступа, который он, впрочем, все равно не перенесет. Едва ли. Скорей всего, все будет кончено в эту ночь, и колонисты потеряют своего сына.

В три часа утра Герберт вдруг громко вскрикнул. Казалось, предсмертные судороги сотрясают его тело. Видимо, это было начало агонии. Наб, который дежурил около больного, в испуге бросился в соседнюю комнату, где находились остальные колонисты.

Внезапно Топ как-то странно залаял…

Все поспешили в комнату больного и, окружив постель метавшегося в жару юноши, старались его успокоить. Гедеон Спилет взял больного за руку и стал считать пульс.

Было пять часов утра. Лучи восходящего солнца стали заглядывать в окна Гранитного дворца. День обещал быть прекрасным, и этот день будет последним в жизни несчастного Герберта!

Косые лучи солнца осветили стол, стоявший возле постели умирающего.

Вдруг Пенкроф с громким криком указал на какой-то предмет, лежавший на столе. Это была небольшая продолговатая коробочка, на крышке четким почерком было написано: