Испания: поздний обед - Ричардсон Поль (книги онлайн бесплатно серия txt) 📗
Производство оливкового масла в Испании давно модернизировано. Традиционно оливки собирали с земли, где они, возможно, пролежали долгие дни, а затем складывали в мешки и перевозили на повозках, запряженных осликами или мулами. Альмасара(пресс для отжима масла) мог находиться довольно далеко. Но, уже добравшись до пресса, оливки, загруженные в емкости для сбора, так называемые трохес(«закрома»), могли пролежать еще несколько часов или даже дней, дожидаясь, пока их наконец отожмут. О чистоте тогда никто не думал. Словом, весь процесс гарантировал получение масла, которое вызовет у современного потребителя только отвращение.
После ланча я отправился на автомобиле вверх, по проселочным дорогам Сьерры, в направлении к утесу, одна сторона которого была густо усажена оливковыми деревьями. Какое-то время я погулял среди горных олив, водя ладонями по их шершавым серым стволам. Они были до того твердые, что казались несокрушимыми. Эти деревья извлекают для себя полезные минералы из почвы настолько тощей и скудной, что на ней не может расти больше ничего, за исключением винограда, еще одного крайне неприхотливого растения.
Жители провинции Хаэн всей душой и сердцем отдаются культивированию олив. Нигде на свете нет больших плантаций оливковых деревьев, и нигде в мире не затрачивается столько труда, чтобы обработать собранный с них урожай. Из 220 миллионов оливковых деревьев, растущих в Испании, почти треть приходится на Хаэн. Неудивительно, что почти все испанское оливковое масло производится тут, но меня потрясла другая цифра: оказывается, эта провинция Андалусии производит пятую часть мирового объема оливкового масла.
Оливки в Хаэне — то, что называется монокультурой. Это значит, что урожай собирают всего один раз в год, и «что видишь, то и получаешь». Почти 85 процентов культивируемых земель в этой местности заняты оливковыми рощами. Плантации Хаэна (а их площадь составляет более 600 000 гектаров) называют самым большим рукотворным лесом мира.
В городе Хаэне есть свой настоящий собор — храм в неоклассическом стиле, такого чудовищно большого размера, что он подавляет все остальные здания, башни его огромного фасада служат маяком на многие мили вокруг. Но прямо напротив этого собора, по ту сторону кафедральной площади, гордо растет древнее оливковое дерево, как бы говоря: и я имею право претендовать на внимание людей.
Я выехал из Хаэна в направлении Баэсы, по дороге сделал остановку, окунулся в серо-зеленое море и свернул возле указателя: «Кортихо-де-Нуэстра-Сеньора-де-лос-Милагрос». Я вспомнил, что как раз в этом году кто-то принес мне необыкновенно вкусное оливковое масло. Меня так поразил его роскошный букет — аромат свежескошенной травы и яблок, что я даже записал адрес производителя в записную книжку.
Кортихо(поместье), названное в честь Мадонны Чудотворной, — достаточно уникальное явление в современной Испании: очень редко частное хозяйство производит и продает свое масло, ибо большинство земель вокруг обрабатывают безликий «агробизнес». Меня водил по поместью Луис — потомок семейства Монтабес, владевшего собственностью в 850 гектаров. Это белокожий энергичный молодой человек, испанский бизнесмен новейшего типа: он буквально сверкает американским лоском и прекрасно разбирается в маркетинге и пиаре.
Хозяин провел меня в простое белое здание с ярко-зелеными ставнями, выстроенное в классическом стиле андалусского загородного дома. В нише холла сидит похожая на куклу Барби фигурка Девы Марии, это и есть Мадонна Чудотворная, она так симпатично смотрится в длинном шелковом платье. На втором этаже дома — гостиная: балки, проходящие по потолку, лампы в античном стиле, на фоне выбеленных стен выделяется темная старинная испанская мебель.
Пожалуй, я не слишком удачно выбрал время для визита: и угораздило же меня приехать в тот единственный в году месяц, на который приходится самый пик сбора оливок. Ясно, что людям не до гостей, атмосфера на фирме напряженная, все суетятся и бегают взад-вперед, каждая пара рабочих рук на счету. Но тем не менее Луис Монтабес встретил меня приветливо и очень любезно, к чему я уже привык в Испании, — уж не знаю, чем это объяснить, но именно так меня повсюду принимали.
Луис выключил свой мобильник и повел меня по легкой металлической лесенке на эстакаду. Там мы немного постояли, гладя вниз на гигантский дозаторный бак, в котором многоцветная масса оливок — сплошные пятна пурпурного и зеленого цвета, больше похожие на жидкость, чем на скопление твердых предметов. — бурлила и переливалась, медленно перемещаясь вниз. В такой день, как сегодня, производство было запущено на полную мощность, и все металлические конструкции гудели и бренчали от сдержанного накала.
Здесь, как и повсюду в Хаэне, дело поставлено с размахом. Из зоны приемки, где оливки моют и сортируют, мы прошли в погребок, где тысячи литров масла хранятся в гигантских емкостях из нержавеющей стали (по высоте эти емкости доходят до крыши и похожи на серебряные ракеты будущего), а оттуда отправились на сам пресс, где прежняя технология давно уже модернизирована: коврики из травы эспарто и гидравлических прессов заменены механизмами итальянского производства, которые перемешивают и давят оливки и экстрагируют масло в центрифуге. Тут уж не до романтики — настоящий конвейер. Если бы не разлитой в воздухе аромат, неуместный среди жужжащих и гудящих емкостей из нержавеющей стали, трудно было бы понять, что вообще происходит в этом помещении. Этот аромат — и еще толстая струя золотистой жидкости, которая только что начала переливаться из одной емкости по трубе в стоящую внизу цистерну. Оливки, из которых гонят самое лучшее масло этого поместья, то самое, чей вкус привел меня в такой восторг, отжимаются при температуре 29 °C (в наше время это называется «холодный отжим»), тогда как оливки, используемые для других сортов масла, подвергают отжиму при более высоких температурах, дабы сделать выход максимальным.
Забравшись в грузовик, мы быстро двинулись в объезд всего поместья по грязным изрытым дорогам, которые извиваются среди лабиринта деревьев. Луис небрежно заметил, что у него в поместье этих деревьев 85 000. В самом сердце этого вручную насаженного леса мы встретили группу сборщиков оливок: они разложили свои зеленые сети под деревом, ветви которого клонились вниз под тяжестью плодов. Желтая машина, похожая на трактор, с длинным рычагом, управляемая роботом, ухватила этим рычагом дерево за середину ствола, и ствол завибрировал, все дерево сверху донизу яростно затряслось, оливки дождем посыпались на расстеленные под деревом сети.
Выше, на крутом откосе, за зарослями кустов горной розы и лаванды, находится самая высокая точка поместья: небольшой холм, на котором растут дикие оливы со скрученными стволами, плоды этих олив твердые и черные, как свинцовая дробь. Справа под зимним солнцем сверкал голый хребет Сьерра-Махина, белый, словно мел. Внизу, в долине, мы увидели другое большое поместье, там деревьев 210 000 — самое большое хозяйство в мире. В какую сторону ни кинь взгляд, нигде не увидишь до самого горизонта ни одного фигового или миндального дерева, виноградника или огорода — только море серо-зеленой листвы. На расстоянии большая плантация оливковых деревьев выглядит таинственно, словно беспокойный океан. Серебристые листья слегка поблескивают, и от дуновения ветра как будто рябь пробегает по верхушкам деревьев.
— Тут у нас холодная зона, прямо на краю горной цепи, а оливковые деревья сорта «Пикуаль» предпочитают как раз такой климат, — объясняет Луис, — даже в разгар лета здесь дует холодный бриз. Стало быть, наши оливы более здоровые, чем те, которые растут там, внизу, — а значит, и масло лучше.
Мы прошли пешком немного выше, поднялись на холм, где из-под наших ног вспорхнула стайка куропаток. Здесь, наверху, оказывается, было древнее иберийское захоронение: искатели сокровищ находили тут монеты, оставленные еще римскими легионерами.
Вернувшись обратно, мы немного посмотрели на технику, а потом Луис показал мне небольшие выбеленные домики, в которых жили сборщики оливок в период сбора урожая. Во времена, предшествовавшие механизации, тут жило до двухсот человек: получалась такая временная деревня, со своей школой и трактиром, где в честь праздника Святого Иоанна устраивали добрую попойку.
