Гостеприимная Арктика - Стефанссон Вильялмур (книги онлайн читать бесплатно txt) 📗
Многие путешественники не брали с собою риса, потому что он долго варится. Правда, поваренные книги утверждают, что рис якобы следует кипятить не менее 20 минут. Это недоступно тем, кто вынужден экономить топливо; мы не были в таком положении, но убедились, что, если положить рис в холодную воду и, когда он закипит, оставить его на несколько минут, он будет совершенно готов к тому времени, когда достаточно остынет, чтобы есть его. Таким образом он требует только одной минуты настоящего кипения. Для того, чтобы сварить горшок риса, у нас уходило не больше топлива, чем у Пири на то, чтобы вскипятить чайник. В другие экспедиции мы брали с собою такие долго варящиеся продукты, как фасоль; но тратить время на то, чтобы варить их, можно разве только в дни штормов, — тогда это является даже некоторым развлечением.
Теперь я придерживаюсь того мнения, что в 200–300 милях от берега мы потому видели так мало следов тюленей, что очень торопились. Наш путь редко шел как раз через те ровные места, где могли быть тюлени, и так как мы не считали возможным задерживаться в поисках, мы могли заметить только то, что было непосредственно перед нами. Ясно, что другие путешественники не замечали тюленьих следов, так как шли с предвзятой мыслью, что не стоит искать следов зверя там, где его нет совсем или где его не достать. Кроме того, насколько я знаю, многие известные исследователи не были такими опытными охотниками, как Стуркерсон и я, и, по-видимому, даже теоретически были мало знакомы с техникой охоты на тюленей.
Вечером 7 мая наша уверенность в присутствии тюленей вполне подтвердилась. Мы расположились лагерем на краю полыньи около мили шириной, покрытой молодым льдом, недостаточно крепким, чтобы выдержать человека. Мы остановились несколько раньше, чем обычно, и пока мои спутники готовили ужин, я просидел около часа на вершине ледяного холма, осматривая в бинокль полынью на несколько миль в обе стороны, словно я сидел на вершине холма на берегу широкой реки. В бинокль были видны неровности на молодом льду, но на таком расстоянии я не мог решить с уверенностью, были ли это следы тюленей, пробивших лед, чтобы подышать. Не знаю, верил ли я слишком слабо или слишком сильно, но когда после часа ожидания я увидел на расстоянии одной мили голову тюленя, высунувшуюся из воды, то невольно закричал так, что мои товарищи выбежали из палатки.
Тюлень в ледяной каше, на расстоянии одной мили от охотника, находится в такой же безопасности, как если бы он был на другом конце света. К тому же у нас еще оставался провиант на 2–3 дня (при половинном пайке), и нам нравилось ощущение игры с опасностью, чего нельзя сказать о наших собаках, которые были, по-видимому, другого мнения на этот счет. Мы все трое могли бы остановиться у полыньи, чтобы выжидать вторичного появления тюленя, только поближе, на расстоянии выстрела. Уле как будто был не прочь сделать это, потому что он всегда любил «играть наверняка», и это был его первый опыт «жизни за счет местных ресурсов». Но Стуркерсон и я решили удовольствоваться сознанием, что тюлень действительно был замечен и что мы находимся в области, где тюлени водятся. Мы вернулись в палатку, чтобы мысленно наслаждаться будущими тюленями, а пока досыта наесться, пустив сразу в ход половину оставшегося провианта, сэкономленного за последние несколько дней. Имея фактически продовольствия на один день, мы благодарили судьбу, что прошло то время, когда количество еды определялось не нашим аппетитом, а другими соображениями; мы заверяли друг друга, что никогда впредь не будем так скептически относиться к гостеприимству Арктики, чтобы ограничивать свой аппетит, пока у нас есть еще запас на неделю.
Те, кто никогда не испытывал голода, воображают, что он ведет к быстрой и неизбежной смерти. Остаться без пищи в течение нескольких дней им представляется чем-то ужасным (странный и весьма распространенный предрассудок). Между тем люди, которые голодали в течение многих дней, утверждают, что голод не сопровождается большими физическими страданиями; если человек и страдает, то скорее психологически. Когда у полярного исследователя истощаются последние запасы, перед его умственным взором встает призрак голодной смерти. Если бы этот исследователь был по натуре оптимистом и надеялся на спасение, то не почувствовал бы особенных страданий, даже слабея постепенно от голода. Иногда страх сопровождается и физическими страданиями, как было, например, с экспедицией Грили на мысе Сабина; в течение полугода они терпели мучительный голод, получая пищу в таком количестве, которое только обостряло аппетит, но не могло поддержать их сил. Они встречали каждый новый день с сознанием, что он не принесет им возможности насытиться, и сомневались, — трое или четверо из них с достаточным основанием, — застанет ли их лето и спасательное судно еще в живых. В сущности, быстрая смерть от голода менее мучительна, чем рак, от которого гибнет каждый десятый из наших близких. Но трудно себе представить более тяжкие страдания и более мучительную смерть, чем те, которые выпали на долю участников экспедиции Грили.
Имея за собою опыт последующих четырех лет, я остаюсь при убеждении, что 7 мая мы имели полное основание радоваться и бодро смотреть на будущее. Мне даже трудно себе представить, что через несколько дней наступила реакция, и мы снова погрузились в меланхолию. Все сильнее чувствовалось наступление лета с его тяжелыми ледовыми условиями. Нас не страшили предстоящие опасности, но мы боялись, что не успеем дойти до Земли Бэнкса и не встретим там «Полярную Звезду» на условленном месте.
К 13 мая мы скормили собакам несколько пар поношенной кожаной обуви, две медвежьих шкуры (шерсть с которых мы уже раньше использовали на топливо) и кое-какие другие постельные принадлежности. Для нас самих, при ограниченном пайке в 300 г в день на человека, оставалось продовольствия на 2–3 дня. Я решил, что не стоит долее испытывать судьбу, и, пройдя в этот день 11 миль, мы остановились у полыньи, высматривая тюленей. В первые же 2 часа мы увидели несколько штук и убили двух. Само по себе это являлось утешительным, хотя нашим надеждам тут же был нанесен жестокий удар: оба тюленя погрузились в воду, как только мы их пристрелили. Этим была поколеблена другая моя теория. Общеизвестно, что вблизи суши тюлени, убитые зимою, обычно плавают на поверхности воды, а убитые весной тонут. Эскимосы и промышленники объясняют это тем, что весною тюлени менее жирны, чем зимою. Я же полагал, что они тонули потому, что весною реки приносят в океан массы пресной воды, уменьшая таким образом соленость морской воды вблизи берега (всякий знает, что в соленой воде легче плавать, чем в пресной; яйца и картофель плавают в соленой воде, и во многих соленых озерах пловец не может утонуть). Я думал, что если тюлени, убитые весной, тонут вблизи берега, где вода сравнительно пресная, они должны всплыть, если убиты на значительном расстоянии от суши, где вода, особенно в начале летнего таяния льда, будет иметь в мае ту же степень солености, что и в феврале.
Потеря первых двух тюленей была для нас некоторым разочарованием, но мы утешали себя тем, что небольшой процент тюленей тонет во всякое время года; надо все же сознаться, что этот случай привел нас в несколько подавленное настроение. В этот день мы не решались останавливаться ни у одной из встречавшихся полыней из опасения, что убитые тюлени все равно утонут, и мы лишь напрасно теряем время.
Собаки заметно исхудали, но добросовестно тащили сани. Лишь одна из них, получившая ироническую кличку «Бонс» за то что, при нормальных условиях ее кости еле прощупывались сквозь жир, отлынивала от работы и не так исхудала, как другие, потому что заблаговременно стала щадить свои силы, как только почувствовала голод; даже кнут не мог заставить ее сдвинуться с места. В таких случаях собак обычно убивают, но мы помнили, что при хорошей кормежке «Бонс» был хорошей собакой, и рассчитывали, что он снова будет нам полезен, когда мы убьем тюленя и пополним свои запасы. Признаться, я все же был сердит на него, особенно когда видел, как хорошо работали другие, более тощие собаки. Но я всегда держался того взгляда, что чувство не должно преобладать над рассудком и что не следует убивать собаку только за то, что ей не хватает «силы воли». Действительно, впоследствии «Бонс» служил нам в течение многих лет. Однако мы остерегались брать его с собою в такие путешествия, где могла возникнуть опасность недоедания.
