Одержимый - Санин Владимир Маркович (библиотека книг TXT) 📗

Лыков, привыкший к этим штучкам, жестом призвал нас не возражать, и разбор начался.

Слушал я рассеянно; обилие научных терминов вообще действует на меня усыпляюще, и я всегда стараюсь пропускать их мимо ушей: мысли мои были заняты другим. Верный способ отвратить от себя человека — слишком пристально его разглядывать. Между тем один из участников обсуждения настолько меня заинтересовал, что я видел и слышал только его.

Боковым зрением я следил за Корсаковым. Несмотря на то, что рассечённый подбородок пришлось залепить пластырем, Корсаков был чисто выбрит, подчёркнуто аккуратно одет — свежая сорочка, галстук, бархатная куртка; от красиво причёсанной, чуть с проседью шевелюры исходил приятный аромат лаванды. На фоне помятых и неухоженных коллег Корсаков смотрелся превосходно; глядя на него, иные из нас украдкой засовывали поглубже грязноватые манжеты и вытаскивали расчёски, а Чернышёв с его полотенцем и небритой щетиной выглядел вовсе карикатурно. Много лет пытаясь изучать людскую натуру, я привык не переоценивать внешний вид и изящество, врождённое или благоприобретённое, но человека умного, порядочного да ещё аккуратного уважал вдвойне; особенно если эта аккуратность соблюдалась не в обычных условиях, когда к тому обязывают обстоятельства, а в путешествии. Сам я слитком ленив, чтобы ухаживать за своей персоной — следить за ногтями и холить физиономию, но вовсе этим не бравирую; впрочем, не обо мне речь. Люди, умеющие блюсти себя в любых обстоятельствах, обычно уверенные, гордые и сильные, сознающие своё превосходство; не знаю, правило ли это, но исключения мне не встречались.

Исподтишка любуясь Корсаковым и втайне им восхищаясь, я, однако, готов был дать голову на отсечение, что сегодня он не тот, каким был сутки назад. Не потому, что лицо портил уродливый пластырь, дилетантски налепленный исполняющим обязанности фельдшера Лыковым, и не потому, что в движениях сквозила усталость: в его глазах появилось что-то принуждённое. Говорил он спокойно и уверенно, улыбался и шутил, но с каким-то трудно уловимым сдвигом в интонации, будто ему что-то мешало, как мешает иногда туго завязанный галстук.

Мне казалось, что Никита, знавший шефа лучше других, тоже что-то заметил: он иногда испытующе на него поглядывал и чаще обычного снимал и протирал очки; однако Никита сам выглядел не лучшим образом, и это мне могло померещиться.

Я вздрогнул от общего смеха: оказывается, концовку последней фразы я произнёс вслух. Такое со мною случается, но от этого и мне и окружающим далеко не всегда бывает смешно. Однажды, когда редактор на летучке критиковал мой и в самом деле скверный очерк, я подумал, что собственную галиматью он небось считает шедевром, и от души посоветовал ему заткнуться — посоветовал, увы, вслух, после чего на полгода был переведён в отдел писем. В другой раз, будучи в гостях, я отключился и столь нелестно подумал во всеуслышание об умственных данных хозяина, что с тех пор меня в тот дом не приглашают. Гриша Саутин пророчит, что когда-нибудь я ляпну такое, что даже Монах не выдержит, заберёт свои вещи и уйдёт к другому.

Я извинился.

— Хотя Павел Георгиевич полагает, что это мне могло померещиться, — продолжал синоптик Ванчурин, — в данном случае мы оказались в тыловой части глубокого циклона, при выходе которого ла Японское море произошло резкое понижение температуры воздуха и усиление северо-западного ветра до одиннадцати баллов. Полагаю, что при таких синоптических явлениях катастрофически быстрое обледенение неизбежно. Поэтому предлагаю записать: при составлении прогноза обледенения судов необходимо прежде всего разработать прогноз направления и скорости ветра, а также температуры воздуха и в случае, если прогноз неблагоприятен, рекомендовать судам немедленно прекращать промысел и покидать зону обледенения.

— Я бы добавил, — сказал Чернышёв, — что наиболее интенсивное обледенение наблюдается вблизи берега, когда ветер дует со стороны побережья.

— И ещё, — вставил Корсаков, — при входе в поле битого льда забрызгивание и, следовательно, обледенение прекращаются вне зависимости от силы ветра.

— Записал, Никита? — спросил Чернышёв. — С этим все ясно. Виктор Сергеич, помните, в ноль часов у нас было десять-одиннадцать забрызгиваний в минуту, а в ноль пятнадцать вы стали фиксировать пять-шесть?

— Да, конечно.

— А почему это произошло, как думаете?

— Может быть, ветер… — с колебанием начал Корсаков.

— Ветер даже усилился, — строго указал Ванчурин. — В ноль пятнадцать было двадцать метров в секунду.

— Я просто снизил скорость хода судна, — сказал Чернышёв. — Приём нехитрый, мы его не раз применяли. Но это, конечно, палка о двух концах: на малой скорости в штормовую погоду из зоны обледенения не выберешься.

— Тем не менее зафиксировать это необходимо, — сказал Корсаков. — Попробуем обобщить: основными факторами, влияющими на интенсивность забрызгивания, являются параметры ветра и волнения моря, курсовой угол к фронту волны и ветру, а также скорость, размеры и посадка судна.

— Афористично сказано, — похвалил Чернышёв, — замётано. Никита, если не трудно, не в службу, а в дружбу…

— Иду. — Никита поднялся и пошёл к двери.

— Куда идёшь?

— Но вы же просили меня позвать Птаху, — невозмутимо ответил Никита.

— Вот это фокус! — Чернышёв даже растерялся. — Как узнал?

— Секрет фирмы! — Корсаков улыбнулся, гордый успехом своего подшефного

— Подороже продай, Никита.

— Пачку цейлонского чаю, — с детским нетерпением предложил Чернышёв. Никита скривил губы. — Две пачки!

— И банку сгущёнки, — потребовал Никита.

— Черт с тобой, вымогатель!

— Когда Птаха выходил, — Никита задрал нос и изобразил на лице глубокую работу мысли, — вы сделали жест, словно порывались его задержать, но после секундного колебания отпустили. Следовательно, он зачем-то был вам нужен. А поскольку мы ещё не говорили о количестве набранного льда…

— Ну и ну, вот стервец! — хрипя и кашляя, восхитился Чернышёв. — А о чём я сейчас про себя подумал, угадаешь?

— Нет ничего проще: вы чертыхнулись по адресу своих голосовых связок.