Самые таинственные и невероятные истории (сборник) - Верн Жюль Габриэль (прочитать книгу TXT) 📗

Что же касается Талькава, то он показал своим спутникам, как охотятся на нанду — род водящегося в пампасах страуса, отличающегося удивительной быстротой. Имея дело с таким быстроногим животным, индеец не стал прибегать к хитрости. Он пустил Тауку галопом прямо на нанду, стремясь сразу настичь его, ибо не сделай он этого, страус только замучил бы и лошадь и охотника запутанными извилинами своего быстрого бега.

Приблизившись к нанду на нужное расстояние, Талькав метнул своей могучей рукой болас, и так ловко, что он сейчас же обвился вокруг ног страуса и остановил его бег. Еще несколько секунд — и нанду уже лежал распростертый на земле.

Индеец постарался добыть нанду не из охотничьего тщеславия, а потому, что мясо этого страуса очень ценится, и Талькаву хотелось предложить от себя блюдо для общего стола.

Связка красных куропаток, страус Талькава, пекари Гленарвана и броненосец Роберта были принесены в рамаду. Со страуса и пекари тотчас же содрали жесткую кожу и разрезали мясо на тонкие ломтики. Что же касается броненосца, то это животное обладает одним ценным свойством: оно носит на себе противень, на котором его можно изжарить. Поэтому его без дальнейших церемоний положили на раскаленные уголья в собственном панцире.

Охотники удовольствовались за ужином одними куропатками, а то, что было более питательным, они оставили своим друзьям. К этому ужину была подана чистейшая, прозрачная вода, показавшаяся им вкуснее всех вин мира.

Не забыли и о лошадях. В рамаде нашлось такое количество сена, что его хватило не только для еды лошадям, но и для подстилки.

Когда все приготовления были закончены, Гленарван, Роберт и индеец, завернувшись в пончо, улеглись на перины из альфафары — обычное ложе охотников в пампасах.

Глава XIX

Красные волки

Настала ночь, ночь перед новолунием, когда ночное светило невидимо для обитателей Земли. Одни звезды озаряли своим слабым светом равнину. У горизонта едва мерцали в тумане созвездия Зодиака. Гуамини бесшумно катила свои воды. Птицы, четвероногие и пресмыкающиеся, устав за день, отдыхали. Безмолвие пустыни распростерлось над необъятными пампасами.

Гленарван, Роберт и Талькав последовали общему примеру: растянувшись на мягком ложе из люцерны, они спали крепчайшим сном. Обессиленные усталостью лошади также улеглись на землю. Лишь Таука, как настоящий чистокровный конь, спала, стоя на ногах. У нее и у спящей был такой же гордый вид, как и у бодрствующей. Чувствовалось, что она готова броситься вперед по первому зову хозяина. В загоне царило ничем не нарушаемое спокойствие; лишь угли догоравшего костра бросали среди безмолвного мрака последние отблески.

Однако около десяти часов вечера индеец, проспав очень недолго, проснулся. Его полуоткрытые глаза насторожились: он стал к чему-то прислушиваться. Видимо, Талькав стремился уловить какой-то еле слышный звук. Вскоре на его лице, обычно невозмутимом, отразилось смутное беспокойство. Заслышал ли он подкрадывающихся бродяг-индейцев или приближение ягуаров, рычание тигров или других опасных зверей, нередко встречающихся вблизи рек? Это последнее предположение, по-видимому, показалось ему вероятным, так как он бросил быстрый взгляд на сваленный в загоне горючий материал, после чего беспокойство его еще более усилилось. В самом деле, имевшаяся в запасе сухая альфафара должна была скоро сгореть и не могла служить длительной защитой от дерзких хищников.

При данных условиях Талькаву оставалось только одно: ждать событий, и он стал ожидать их полулежа, в позе человека, внезапно разбуженного какой-то надвигающейся опасностью.

Прошел час. Всякий другой на месте Талькава, успокоенный царившей кругом тишиной, снова улегся бы и заснул. Но там, где чужестранец ничего не заподозрил бы, индеец благодаря обостренным чувствам и природному инстинкту почуял близкую опасность. В то время как Талькав прислушивался и приглядывался, Таука вдруг глухо заржала и, повернув голову ко входу в рамаду, потянула ноздрями воздух. Патагонец быстро приподнялся.

— Таука почуяла врага, — пробормотал он и, выйдя из рамады, стал внимательно осматривать равнину.

Было тихо, но неспокойно. Талькав заметил какие-то тени, бесшумно скользившие среди поросли курра-мамель. Там и сям сверкали светящиеся точки. Они двигались, пересекаясь во всех направлениях, потухали, снова загорались. Можно было подумать, что это плясали по зеркалу огромной лагуны отблески каких-то фантастических фонарей. Чужестранец мог бы, конечно, принять эти летающие искры за светляков, чье мерцание можно увидеть ночью во многих местах пампасов, но Талькав не впал в эту ошибку: патагонец понял, с каким врагом придется иметь дело. Зарядив ружье, он стал на страже у входа в загон.

Долго ждать ему не пришлось. В пампасах раздался странный крик — не то лай, не то вой. Ответом на него был выстрел из карабина, а затем послышались ужасающие завывания, казалось несшиеся из сотни глоток.

Гленарван и Роберт, внезапно разбуженные, вскочили на ноги.

— Что случилось? — крикнул Роберт.

— Уж не индейцы ли? — спросил Гленарван.

— Нет, — ответил Талькав, — агуары.

— Агуары? — вопросительно глядя на Гленарвана, повторил Роберт.

— Да, — ответил Гленарван, — красные волки пампасов.

Схватив ружья, они присоединились к индейцу. Талькав молча указал им на равнину, откуда несся оглушающий вой. Роберт инстинктивно сделал шаг назад.

— Ты не боишься волков, мой мальчик? — спросил Гленарван.

— Не боюсь, сэр, — ответил твердым тоном мальчик. — Когда я с вами, я вообще ничего не боюсь.

— Тем лучше. Эти агуары — не очень-то страшные звери, и не будь они в таком количестве, я бы совсем не обратил на них внимания.

— Что за важность, если их много! — отозвался Роберт. — Мы хорошо вооружены. Пусть только сунутся к нам!..

— И мы их примем как следует!

Говоря это, Гленарван хотел успокоить мальчика, но сам он в глубине души не без страха думал об этом ночном нашествии бесчисленного множества разъяренных хищников. Быть может, там их целые сотни, и трем человекам, хотя бы и хорошо вооруженным, нельзя было надеяться на успех в борьбе с таким количеством зверей.

Когда патагонец произнес слово «агуар», Гленарван тотчас узнал название, данное пампасскими индейцами красному волку. Этот хищник известен у натуралистов под именем canis jubatus. Ростом он с большую собаку, голова его похожа на лисью, шерсть у него красно-бурая, а по спине вдоль всего хребта идет черная грива. Зверь этот очень проворен и силен. Живет он обыкновенно в болотистых местах и часто преследует свою добычу даже вплавь. Ночь выгоняет красного волка из его берлоги — он спит в ней днем. Особенно боятся его в эстанциях [50]. Голодный агуар нападает даже на крупный скот и производит немалые опустошения. В одиночку красный волк не страшен, но голодная стая их представляет большую опасность. Лучше даже встретиться с кугуаром или ягуаром: с теми можно, по крайней мере, сразиться один на один.

Слыша разносящийся по пампасам вой и видя множество скачущих по равнине теней, Гленарван не мог сомневаться в том, что на берегах Гуамини собралась огромная стая красных волков. Хищники эти почуяли верную добычу — лошадиное и человечье мясо, и каждый из них жаждал вернуться в свою берлогу с частью этой добычи. Положение было более чем тревожное.

Тем временем круг волков мало-помалу суживался. Проснувшиеся лошади были охвачены ужасом. Лишь Таука нетерпеливо била копытом землю, порываясь оборвать повод и умчаться. Хозяину удавалось успокоить ее только непрерывным свистом. Гленарван и Роберт стали у входа в рамаду, готовясь к обороне. Зарядив карабины, они собирались уже выстрелить по первому ряду агуаров, как вдруг Талькав молча поднял рукой вверх дула их ружей.

— Чего хочет Талькав? — спросил Роберт.

— Он запрещает нам стрелять.