В старой Африке - Быстролетов Дмитрий Александрович (онлайн книга без .TXT) 📗
Далеко внизу на плато разгорается большой костер. Красные пятна света трепещут по склонам гор, на фоне пламени видны фигурки солдат. Дорога с площадки заперта.
Мечутся потерявшие голову слуги. Лоренцо уже в седле. Он дергает аркан, и Гай, задыхаясь, падает лицом в траву.
— Развязать ему ноги! Режьте веревки!
Лоренцо тянет аркан. Кое-как Гай поднимается, но не может произнести ни слова и только мычит.
Тоненькая фигурка вбегает с дороги на площадку и виснет на седле.
— Я с тобой, господин!
— Пошла прочь! Антар загружен!
— Я сяду в седло!
— Убирайся! Дура!!
— Удар кулаком. Антар прыгает вперед, волоча девушку и Гая.
— Гай напрасно мотал головой в петле. Отекшие ноги подламывались…
— Вперед, собака!
— Лоренцо тащит аркан. «Смерть!» — проносится в голове Гая. Кровавая луна будто прыгает по черному небу…
— Угасающими глазами Гай взглянул вперед и увидел похожее на дальний пожар багровое зарево заходящей луны, а на нем — тонкий силуэт девушки с развевающимися волосами…
— Она прыгнула вперед… Выдернула одно из торчащих перед шатром копий… Широко замахнулась…
— Глухой удар. Антар качнулся. И всадник с протяжным стоном рухнул вниз, к ногам Гая.
— Это были те короткие минуты рассвета, когда все кругом кажется серым: горы, небо. Лоренцо и Гай словно покрылись пеплом. Раненый лежал на животе, уткнувшись лицом в землю. Из спины торчало тонкое древко копья. Клинок прошел сквозь грудь, и крови вытекло немного.
— Гай отослал всех и сидел около Лоренцо один, в полном изнеможении: даже шевельнуться не хватало сил. Он увидел, как лежавший перед ним раненый вдруг задвигался, словно устраивался поудобнее. На худой загорелой шее выступили капельки пота… Несколько раз копье дрогнуло. Потом тело стало спокойным и плоским, будто вдавленным в землю.
— Тэллюа высоко поднятыми руками держалась за копья, воткнутые в землю перед шатром. Розовое марево рассвета плыло позади нее по вершинам гор. Казалось, она спускается с неба — тоненькая девушка, рожденная радостным утренним сиянием.
— Гай любовался рассветом и красотой девушки. Говорить не хотелось. — Молча он встал, отвязал от седла сверток с золотом и положил к ее ногам.
— Тэллюа сощурила глаза и повела плечом:
— Это — за твою жизнь, Большой Господин? Блюдо, чаша и горсть безделушек?
— Тогда Гай поднял руки, взялся за копья повыше ее тонких пальчиков.
Глава 11. Прощай, многоликая пустыня!
Весь следующий день Гай работал: это был отвратительный день.
Тело Лоренцо с торчащим из спины копьем было сфотографировано, и снимки приложены к рапорту репортера Гайсберта ван Эгмонда французским властям о ночном нападении бродячей банды с целью выкрасть золото. Все прозевавший начальник пикета охотно скрепил рапорт своими каракулями. Фотографии и рапорт были припакованы к свертку с археологическими ценностями, который корреспондент любезно взялся доставить в крепость на муле герра Балли вместе с личными вещами профессора. Два стрелка были включены в охрану.
Затем убитый был похоронен рядом с герром Балли.
Сверившись со списком заданных ему тем, Гай принялся за дело.
Дочь кузнеца Ферия и молоденькая служанка Тэллюа были одеты в туарегские гандуры и изображали романтических красавиц, готовых на все для белого человека, а денщик и проводник Сайд — удалых искателей приключений. Очень пригодились белокурые волосы Гая: напомаженные бриллиантином, они фотогенично блестели на солнце во славу белого человека, а темнолицый горбоносый Сайд выглядел великолепным разбойником. Девушки не понимали, для чего все это нужно, но подарки Гая были щедры и привлекательны, а прирожденные актерские способности африканок превратили нужный труд в интересную для них забаву.
Утром с помощью двух десятков рабов и харатинов с повязками на лицах они инсценировали тэнде, ахал, свадьбу, роды и смерть туарегов. Во второй серии снимков обе красавицы снимались уже полуголые, а к вечеру, в третьей серии, — с блестящими побрякушками вместо поясков на бедрах.
— Отвратительно! Мерзко! Черт бы меня побрал!.. — сквозь зубы повторял Гай. — Но контракт есть контракт.
Было жарко. Гай спешил, работал, не отдыхая, и только вечером, когда солнце спустилось совсем низко к зубчатой линии гор и фотографировать стало трудно, он, наконец, разогнул спину и подумал о холодном душе, отдыхе и еде.
Гай угрюмо шагал за тяжело груженным мулом, не глядя по сторонам и не обращая внимания на дикую прелесть Хоггара. Перед его взором еще стояла картина расставания. Вот на гребне горы в раскаленной пыли, четко вырисовываясь на немыслимо синем небе, трепещет гибкая фигурка в белом.
— Бэллафиа! (прощай) — доносится голос Тэллюа.
Поворот дороги — и ничего нет. Как будто и не было. Гай печально подумал: «Завтра кто-нибудь спросит девушку о Большом Господине, она нагнется, поднимет горсть горячей пыли и бросит ее в воздух. «Вот Большой Господин!» — скажет, улыбаясь. Дунет ветерок и сгладит на гребне следы босой ножки и моего сапога. Сдует — и все будет кончено…Кроме воспоминаний, которые сохранятся навсегда».
Западный фланг туарегского горного гнезда прикрывал Танезруфт. Если взглянуть на Сахару сверху, то она представится пестрым ковром с желтыми пятнами песчаных эргоз, белыми — каменистых регов, черными — ровного щебня хаммады. Но рельеф пустыни всегда разнообразен: здесь плоские равнины чередуются с грядами холмов и горами. Поэтому после проливных дождей вода стекает по ложбинам — они служат удобными путями сообщения. Почему? Во-первых, за много сотен лет бурные потоки дождевой воды убрали камни и сгладили грунт, так что идти и ехать по уэду всегда легко. Но это не все: после дождя в уэдах дольше удерживается вода и глубже впитывается в землю. Часто на дне уэдов вода обнаруживается на глубине лишь в один-два метра. Поэтому именно здесь всегда встречается растительность — не зеленая сочная мурава, а высокие пучки жесткой травы, которая служит отличным кормом для верблюдов и часто указывает людям, что где-то рядом есть влажное пятно на песке или даже лужа. Кочевники знают наперечет все уэды своего района и кочуют так, чтобы переход с определенным запасом воды начинался в одном уэде и кончался в другом. Уэды — пути сообщения и остановки, их сеть на карте Сахары — это сеть транспортных коммуникаций и станций. С ними связано и расположение оазисов, они находятся на дне уэда или в непосредственной близости от него. Путник в оазисе набирает воду с расчетом пересечь несколько уэдов и живым добраться до следующего оазиса, расстояние до которого всегда точно известно: в дороге остановки делаются в уэдах, где верблюдам обеспечена еда и через травянистый корм — питье.
Поэтому и становится понятным значение слова Танезруфт: это пустыня в пустыне, точнее — абсолютная пустыня в относительной пустыне, мертвая зона длиной в пятьсот километров, где в течение пятнадцати суток караванного пути не встретится не только колодца или лужи, но даже ни одного кустика травы. Жизнь в Танезруфте совершенно невозможна ни для человека, ни для верблюда, сбиться с пути и удлинить путешествие хотя бы на несколько часов означает неминуемую смерть. Внешне это мертвое царство беспощадного зноя и бесплодного камня выглядит как рэг, то есть как плоская равнина без уэдов, покрытая щебнем, песком и пылью. Двигаясь из Хоггара на юг, Гай захватил только небольшую часть Танезруфта, его юго-восточную окраину, но этого было вполне достаточно.
Лунная ночь. Великое безмолвие, рожденное полным отсутствием жизни. Насколько хватало глаза серебрилась плоская голубая гладь, посреди которой бежала неяркая серебряная дорожка лунного света. Это еще неостывший песок дает в ночном холоде испарину — не иней или росу, их не может быть в Танезруфте, где на полтысячи километров нет ни капли поды, а слабую испарину, которая теперь блестела, как гладь мертвого моря.
После знойного дня прохладная ночь казалась холодной. Время от времени неясные голоса доносились из-под земли, то под ногами, то где-то вблизи слева или далеко справа… Глухие голоса точно переговаривались между собой, потом стихали. Это остывала накаленная земля. Сейчас — плюс восемь, и тело не может приспособиться к такому быстрому охлаждению. Гая знобило. Ежась от холода, он сидел, закутавшись с головой в одеяло, и не мог оторваться от потрясающего зрелища совершенно неподвижного моря: самая маленькая рябь на водной поверхности всегда скрашивает и оживляет море или озеро, но здесь не было никакого движения. Все оцепенело. Высунув нос из-под одеяла, Гай глядит в безмерный простор, где горизонт угадывался потому, что там, впереди исчезала серебряная дорожка.
