Капитан Немо - Верн Жюль Габриэль (лучшие книги без регистрации .txt) 📗
– Надо еще собрать семена, – добавил Герберт, – тогда у нас будут все овощи Старого и Нового Света.
– В таком случае, может быть, остаться еще на один день на острове Табор, – предложил Спилет, – чтобы собрать все, что может нам пригодиться?
– Нет, мистер Спилет, – возразил Пенкроф, – нет! Я прошу вас уехать завтра же на рассвете. Мне кажется, что ветер как будто меняется и начинает дуть с запада, и, прибыв сюда с попутным ветром, мы точно так же пойдем обратно по ветру.
– Что ж? Отлично! Тогда надо сейчас же приниматься за дело! – сказал Герберт, вставая.
– Да, не будем терять времени, – сказал Пенкроф. – Ты, Герберт, займись сбором семян, которые ты знаешь лучше нас, а тем временем мы с мистером Спилетом пойдем охотиться на свиней, и я надеюсь, что даже без помощи Топа нам удастся поймать несколько штук!
Герберт пошел по тропинке, которая должна была вывести его к возделанной части острова, а Пенкроф со Спилетом направились в лес.
Свиней в лесу было много, но они так быстро убегали, ловко выскальзывая чуть не из самых рук, что почти не было никакой надежды поймать хотя бы парочку. Наконец, после получасовой погони, они поймали все-таки двух свиней, самца и самку, забившихся в свою берлогу в густом кустарнике. И вдруг в ту минуту, когда охотники торжествовали победу, послышались крики в нескольких сотнях шагов от них к северу. К этим крикам примешивался какой-то дикий рев, в котором не было ничего человеческого.
Пенкроф и Гедеон Спилет вскочили, а свиньи воспользовались этим и убежали – как раз в ту минуту, когда моряк готовил веревки, чтобы их связать.
– Это голос Герберта! – сказал Спилет.
– Бежим! – крикнул Пенкроф.
И вслед за тем они побежали к тому месту, откуда доносились крики.
Они хорошо сделали, что поспешили, потому что на повороте одной тропинки возле лесной полянки увидели юношу, лежащего на земле, и над ним какое-то страшное существо, по-видимому, гигантскую обезьяну, которая собиралась задушить бедняжку Герберта.
Броситься на это чудовище, повалить его, вырвать Герберта из его лап, потом крепко схватить и прижать к земле было делом одной минуты для Пенкрофа и Гедеона Спилета. Пенкроф обладал геркулесовой силой, Спилет тоже был очень силен, и, несмотря на сопротивление обезьяны, она была связана так, что не могла пошевелиться.
– Ты не ранен, Герберт? – спросил Спилет.
– Нет, нет!
– Ах! Ее счастье, что она тебя не ранила, эта обезьяна… – воскликнул Пенкроф.
– Но это не обезьяна! – ответил Герберт.
Пенкроф и Гедеон Спилет при этих словах взглянули на странное существо, лежавшее на земле.
И в самом деле, это была не обезьяна! Это было человеческое существо, это был человек! Но какой человек! Дикарь в самом ужасном значении этого слова, и тем более страшный, что он, по-видимому, дошел до последней степени одичания!
Всклокоченные волосы, густая нечесаная борода, спускающаяся на грудь, почти обнаженное тело, за исключением какой-то жалкой тряпки вокруг бедер, свирепые глаза, огромные руки, длиннейшие ногти, кожа цвета красного дерева, ступни загрубевшие, словно сделанные из рога, – таково было это жалкое создание, которое все же надо было назвать человеком! Глядя на него, в голове невольно зарождалось сомнение, была ли еще в этом теле душа или же в нем остался только грубый животный инстинкт!
– Мистер Спилет, вы уверены, что это человек или что он когда-то был им? – спросил Пенкроф.
– Увы, в этом нет ни малейшего сомнения!
– Значит, это и есть потерпевший крушение? – спросил Герберт.
– Да, – ответил Гедеон Спилет, – но в этом несчастном не осталось ничего человеческого!
Корреспондент говорил правду. Если этот потерпевший крушение и был когда-нибудь цивилизованным существом, то уединение сделало из него дикаря, и даже еще хуже – настоящего орангутанга. Он не мог говорить, вместо слов из его горла сквозь стиснутые зубы вырывались какие-то хриплые звуки, похожие на рычание плотоядного животного. Вероятно, он уже давно находился в таком состоянии, граничащем с полным безумием, и давно уже разучился пользоваться оружием и инструментами, он даже не разводил огонь, потому что воспоминание обо всем этом, наверное, не сохранилось в его голове. Видно было, что этот дикарь очень силен и очень ловок, но физические качества развивались в нем в ущерб душевным способностям.
Гедеон Спилет пробовал заговорить с ним. Пленник, по-видимому, не только не понимал, но и не старался вслушаться в то, что ему говорили… А между тем журналисту показалось, что этот человек не совсем еще сошел с ума, – в его мутных глазах светились слабые проблески разума.
Пленник лежал совершенно спокойно и даже не пытался разорвать связывавшие его веревки. Может быть, его пугало присутствие людей, на которых он и сам был похож?.. Может быть, в каком-нибудь уголке его больного мозга сохранилось еще воспоминание, что и сам он когда-то был человеком? А если дать ему свободу, попытается ли он убежать или останется? Во всяком случае, благоразумнее было не делать подобных опытов… Рассуждая таким образом, колонисты в то же время внимательно следили за своим пленником.
– Да, его положение ужасно, – сказал Гедеон Спилет, – но, кто бы он ни был, мы обязаны сделать для него все, что можем, и должны взять его с собой на остров Линкольна!
– Разумеется, – подтвердил Герберт. – Кто знает, может быть, при хорошем уходе нам удастся еще пробудить в нем разум и сделать его опять человеком!
– Душа не умирает, – сказал журналист, – я уверен, что все мы были бы очень счастливы, если бы нам удалось вывести это существо из одичалого состояния!
Пенкроф с сомнением молча покачал годовой, как бы желая сказать, что он, со своей стороны, не надеется ни на что подобное.
– Во всяком случае, надо попытаться, – продолжал Спилет. – Мы обязаны это сделать, хотя бы из чувства человеколюбия.
И в самом деле, таков был долг колонистов как людей цивилизованных. Все они понимали это и были уверены, что Сайрес Смит одобрит их поступок.
– Развязать его или нет? – спросил моряк.
– Может быть, он пойдет с нами добровольно, если развязать ему ноги, – сказал Герберт.
– Попробуем, – согласился Пенкроф.
Моряк развязал веревки, которыми были опутаны ноги пленника, но руки остались все так же крепко связанными. Пленник в ту же минуту сам поднялся на ноги и, по-видимому, не испытывал желания убежать. Он исподлобья бросал подозрительные взгляды на троих людей, которые шли рядом с ним, ничем не проявляя, что он считает себя таким же человеком, как и они, или сознает, что, по крайней мере, был таким. Иногда он как-то странно ворчал и издавал резкий свист, но не делал никаких попыток разорвать веревки и оказать сопротивление своим противникам.
По совету Спилета, несчастного отвели сначала в его хижину. Журналист надеялся, что, может быть, вид этого жилища или какие-то вещи вызовут в нем какие-нибудь воспоминания о прошлом. Иногда достаточно бывает одной искры, чтобы разбудить затуманенный разум, чтобы зажечь огонь сознания в больной душе!
До дома идти было недалеко, и через несколько минут все четверо были уже там. Но надежды Гедеона Спилета не оправдались: пленник ничего не вспомнил и, по-видимому, даже не сознавал, где находится.
Крушение произошло, вероятно, очень давно, и несчастный, попав на этот маленький островок вполне разумным, в результате долгого пребывания в полном одиночестве был доведен до того состояния нравственного одичания, в котором его нашли трое колонистов острова Линкольна.
Спилет подумал, что, может быть, огонь напомнит пленнику кое-что из его прошлой жизни, и через минуту яркий огонь уже пылал в очаге.
Сначала вид пламени как будто заинтересовал несчастного, но вскоре он спокойно отошел в сторону, и глаза его смотрели так же безучастно, как и прежде.
Что будет дальше – неизвестно, а пока оставалось только отвести пленника как можно скорей на «Бонавентур». На корабле с пленником в качестве сторожа остался Пенкроф, а Гедеон Спилет с Гербертом опять сошли на берег и отправились собирать растения и ловить свиней. Спустя несколько часов они вернулись, нагруженные вещами, инструментами и оружием. Кроме того, они принесли вырванные с корнем огородные растения, семена, несколько убитых птиц и привели две пары живых свиней. Все это погрузили на корабль, и «Бонавентур» был готов поднять якорь, как только начнется утренний прилив, чтобы выйти в море и плыть к острову Линкольна.
