Греция. Лето на острове Патмос - Стоун Том (версия книг txt) 📗
— Ти канис, Тома? — спросил он. — Как дела? Как жена и дочка?
Я ему рассказал. И уже было собрался поведать о Мэтте, любви к Патмосу, Греции и греческой кулинарии, как мой собеседник сразу же перешел к делу:
— Тома, без разрешения работать нельзя. Ты это знаешь.
— Знаю. Но есть куча иностранцев, которые помогают в ресторанчиках, магазинчиках, и никто им ничего не говорит, и я подумал…
— Кое-кто нажаловался.
— Вот как! — Я замолчал, ожидая, что начальник полиции назовет конкретные имена, но он лишь молча посмотрел на меня с сочувствием, будто бы и сам был возмущен степенью человеческой низости.
— Итак, что же нам делать? — спросил начальник.
Он воззрился на меня, словно ожидая, что я подскажу ему выход из создавшегося положения. Несколько позже мне пришла в голову мысль, что он намекал на взятку. Почему я об этом тогда не подумал? Мне часто задавали этот вопрос — за долгие годы я неоднократно оказывался в подобных ситуациях, но почему-то такой вариант не рассматривал. Думаю, в этом плане я схож с подавляющим большинством рядовых американцев. Все дело в правилах и нормах поведения, о которых я уже говорил и которые создают нам в реальном мире столько неудобств.
Итак, в ответ на его взгляд я просто уставился на начальника полиции.
В этот момент мне в голову неожиданно пришла идея столь простая и гениальная, что, казалось, она была ниспослана мне свыше.
— Можно я подам заявление на получение разрешения на работу? — спросил я.
Начальник полиции немного помолчал, а потом, пожав плечами, произнес:
— Да. Разумеется. Только тебе его все равно не дадут.
— Но по закону я могу работать, пока жду ответа?
Теперь он замолчал надолго.
— Да, — наконец изрек начальник полиции.
— И сколько придется ждать ответа?
На этот раз он чуть ли не улыбнулся:
— Из Афин? Три или четыре месяца.
— Это будет уже октябрь, — ухмыльнулся я.
Он подался вперед и нажал на кнопку интеркома:
— Коста! Принеси мне бланк заявления на получение разрешения на работу.
Он посмотрел на меня и позволил себе едва заметную улыбку. Что же до меня, то я едва сдерживался, чтобы не кинуться через стол и не заключить его в объятия.
Вернувшись домой и рассказав Даниэлле чудесные новости, я, ликуя, еще до обеда вышел на работу в таверну. Деметра, Мемис и мальчики разделяли мою радость. Озадаченный Теологос смотрел на меня, потеряв дар речи. В его глазах рушилась вся картина мира.
— Что ты такого сделал? — спросил он.
— Ничего, — ответил я. — Просто написал заявление на выдачу мне разрешения. Начальник полиции позволил мне работать, пока не придет ответ.
Не могу с уверенностью сказать, поверил он мне или нет. Подобный выход из положения казался ему слишком простым, слишком честным. Должно быть, я что-то скрывал. Может, я дал взятку? А может, у меня имелись связи в высшем свете?
Меня переполнял такой восторг, что мне было совершенно наплевать на подозрения Теологоса. Естественно, на следующей неделе я даже и не подумал ехать в Хору, чтобы узнать, удалось ли снять с меня сглаз.
Откуда у меня было на это время?
Июль
Несмотря на жару и в отличие от пресыщенного августа, в июле все еще чувствуется свежесть ожидания, ощущение того, что тебе еще все под силу. Люди начинают меняться, скидывают одежду и натираются маслами и средствами для загара, а воздух, мешаясь с ароматом духов и одеколона, дышит предвкушением чего-то хорошего.
Вечером того же дня, когда я посетил начальника полиции, мы в первый раз за много недель позанимались с Даниэллой сексом. Я обвел вокруг пальцев недруга, пытавшегося от меня избавиться, обыграл греков на их же собственном поле, что было сравнимо с победой над долгой, затянувшейся болезнью. Во мне снова проснулся интерес к жизни, которая теперь казалась мне сладкой и радостной, словно вернулись годы моей юности. Секс с Даниэллой, казалось, возвращал нас в забытое прошлое, наполненное чувственностью и страстью. По крайней мере в ту ночь мы словно в самом деле вернулись на прежний Патмос, в то время, когда мы были моложе, а лето пьянило, кружа нам головы.
С новыми силами я ушел в работу в таверне. Мы мчались на всех парусах к пятому августа, празднику Преображения Господня, к тому самому вечеру, который должен был окупить все наши вложения и принести кучу чистого золота. Не думайте, что я напрасно принимал слова знакомых на веру. Я восемь лет провел на Патмосе и своими глазами видел, как с восьми вечера народ начинал ломиться в «Прекрасную Елену» и гулял там, швыряя деньги направо и налево, до четырех-пяти утра. Нет никаких сомнений, что нас ждал джек-пот. Один-единственный вечер должен был окупить все наши затраты.
Тем временем деньги продолжали уплывать в таком количестве и с такой невероятной скоростью, что уследить за ними мог лишь тот, кто согласился бы сидеть дни и ночи напролет за кассой.
Такой роскоши мы себе позволить не могли. У нас не было ни кассы, ни специальных блокнотов с копирками, чтобы оставлять себе копии счетов за заказы. Даже если бы мы и завели себе копирки, на разбор счетов и написанных от руки квитанций уходило бы слишком много времени. В конце рабочего дня, около двух-трех часов ночи, вас одолевает лишь одно желание — побыстрее улечься в постель, а заниматься подсчетами, пусть даже столь элементарными, как сложение и вычитание, можно на следующий день, встав в восемь утра, однако это оказалось столь же мучительным, как и в школьные годы.
Во время обедов и ужинов я старался рассчитывать посетителей сам, но когда у нас случался особо сильный наплыв посетителей, я перепоручал это Савасу и Ламбросу. Мы брали сдачу из картонной коробки в ящике за прилавком и туда же швыряли полученные от посетителей деньги, после чего спешили к следующим клиентам. Короче говоря, учет текущих расходов и доходов мы не вели, за одним исключением — по устоявшейся в таверне традиции мы иногда обслуживали проверенных клиентов в кредит. Отпущенные в кредит блюда мы записывали в книгу. Общая сумма их долгов доходила до десятков тысяч драхм — я и сам нередко в прошлые годы обедал в кредит. Полный расчет осуществлялся, если вообще такое происходило, только в конце сезона. Таким образом, точно сказать, сколько мы тратим, а сколько зарабатываем, не представлялось возможным.
Теологос продолжал копить запасы к празднику. Внутри таверны громоздились составленные один на один ящики с пивом, вином и прохладительными напитками, поднимаясь на высоту человеческого роста и превращая внутренние помещения в настоящий лабиринт, так что новичкам отыскать дорогу до туалета было очень непросто.
В самые напряженные дни нам пыталась помогать Даниэлла. Она резала лук, чистила чеснок, готовила салаты, но долго бок о бок мы работать не могли: кому-то надо было следить за детьми. Кто знал, что только может с ними случиться там, снаружи, среди самых разных опасностей, которые таили в себе море, долина, пляж, рычащие мотоциклы, машины, скорпионы, змеи, ослы и мулы. Дети могли пойти купаться и утонуть. Воображение рисовало нам самые разнообразные несчастья.
Я помню свою растерянность, когда порой Сара и Мэтт подходили ко мне в самый разгар обеда или ужина и спрашивали о чем-то, Они казались мне маленькими чужаками, которые вели себя так, словно имели особое право на мое внимание, будто бы я был их отцом. Бывали случаи, когда я глядел на них и видел, как они бок о бок сидят за столиком — Сара потряхивает косичками, Мэтт, выпучив глаза, жует соску. Я замечал, с какой гордостью они смотрят на папу, обслуживающего посетителей, причем делающего это так ловко, что клиентам, сидящим за десятью, а то и пятнадцатью разными столиками, кажется, будто все свое внимание я уделяю лишь им одним.
В таверне стало появляться все больше наших друзей, с которыми мы свели знакомство в прошлые годы. Узнав о нашем возвращении, они приходили заглянуть в таверну, чтобы узнать, как в переносном, так и в буквальном смысле, что мы здесь готовим. Конечно же, встретить старых знакомых всегда приятно, но стоило только мне принять у них заказ, как в наших отношениях тут же неизбежно что-то менялось. Вскоре они уже требовательным тоном начинали спрашивать, почему так долго не несут заказ, когда подадут сыр и не могу ли я притащить им еще водички.
