Я искал не птицу киви - Зотиков Игорь Алексеевич (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
У Гариба в довершение ко всем его бедам началось ещё и воспаление лёгких, но Кристина не сдавалась. «Сэр, — говорила она мне, — научите меня произносить русские слова, которые мне нужны»…
И она старательно выговаривала за мной: «Открой глаза! Кашляй! Ещё!»… Получалось так странно и трогательно: «Касляй! Ессо!.. Отклой гласа!»…
Русские киви
Наши ребята лежали в госпитале в трех различных корпусах, самый дальний из которых находился в нескольких километрах от остальных. Поэтому казалось, что проблема переводчиков станет острой — мы не могли быть сразу в разных местах. Но уже через пару дней выяснилось, что, кроме нас с Левой, в Данедине говорят по-русски, интересуются Россией и посещают наших ребят, помогают им много людей русских или тем или иным путём связанных с ними. О некоторых из них я хотел бы немного рассказать.
В один из первых дней в Данедине Ботов познакомил нас с весёлой, черноглазой, с пышными тёмными волосами женщиной. Она крепко пожала наши руки и представилась на чистом русском языке:
— Лена Дергунова. Вице-президент местного отделения Общества Новая Зеландия — СССР.
Киви Лена, по национальности гречанка, родилась в Советском Союзе и до пятнадцати лет жила в Ташкенте. Потом вместе с родителями уехала в Грецию. Но тут началась война пришли немцы. Лена вступила в партизанский отряд. Перед концом войны попала в концентрационный лагерь. После окончания войны стала думать — что делать дальше. А тут объявление: требуются рабочие в Новой Зеландии.
Лена — то, что называется у нас «швея-мотористка», работает на небольшой фабрике по пошиву женского платья, её муж Женя — рабочий-литейщик на маленьком машиностроительном заводике.
— Хозяин им очень дорожит. Считает его одним из лучших своих рабочих, — рассказывала Лена с гордостью любящей жены. Женя стоял рядом — худой, жилистый человек с огромными, грубыми руками грузчика, ведь работа литейщика — наполовину переноска и переворачивание тяжёлых отливок и форм. Русский киви… Русые, ещё не седые волосы вразлёт. Застенчивая добрая улыбка:
— Жена у меня активистка, вице-президент, а я что, простой рабочий, что обо мне рассказывать…
Все свободное время Лена и Женя проводили в госпитале, сидели у ребят, приносили разные нехитрые подарки: яблочки, редисочку, какие-то домашние пирожки — все, как в любой больнице где-нибудь в России. Кормили в госпитале хорошо, но ребята с удовольствием ели домашнее.
Здесь же, в госпитале, встретились мы и ещё с одной парой: ей, пожалуй, лет двадцать пять, зовут Аня, её мужу, Тому, лет тридцать. Аня и Том пока ещё австралийцы, но им очень нравится Новая Зеландия, и особенно Данедин. Они приехали сюда год назад из Мельбурна, Прочитали объявление в газете о том, что в университет Данедина требуется преподаватель русского языка. А Том только что окончил аспирантуру в университете Мельбурна как раз по русской литературе. И Том и Аня прекрасно говорят по-русски. Аня — изящная, тоненькая, черноволосая, похожая на цыганку. Это сходство становится ещё больше, когда она поёт цыганские песни и старинные романсы, накинув на плечики широкую цветастую, такую русскую шаль. К сожалению, никто из нас, кроме неё, не умеет играть на музыкальных инструментах, и Ане приходится самой аккомпанировать: она прекрасно играет на гитаре, но предпочитает аккордеон. «Под него так хорошо идёт русская лирика времён второй мировой войны», — говорит она.
Однажды кто-то из ребят в госпитале сказал, что сейчас уже середина лета и в России в это время появились, бы грибы. В ближайшее же воскресенье мы — Лена с Женей, Аня с Томом и я с Левой — выехали километров за тридцать от города отдохнуть на берегу океана и тут же, рядом с пляжем, среди огромных сосен, насобирали два ведра маслят. Ведь здесь никто, кроме выходцев из России, не собирает грибы, считая, что любой гриб, который не выращен человеком на грядке, — ядовитый.
Вернулись домой к вечеру. Лена пригласила к себе показать домик с садиком, который они наконец купили года два назад. Женщины быстро почистили, нажарили сковородку маслят, на столе появились закуски, и вечер превратился а широкое русское застолье. И песни пелись застольные: «Степь да степь…», «Стенька Разин», «Ермак», «Бродяга», даже «Шумел камыш»… Каждая из них, каждое слово — здесь, так далеко от мест, где эти песни родились и живут, были полны какого-то огромного, переполняющего душу смысла, от которого слезы наворачивались. И хорошо, что здесь не было никого, не связанного с Россией. Он был бы здесь сейчас как посторонний глаз при чём-то очень интимном, семейном. Вот почему Лена не пригласила к себе других новозеландских друзей. Том не в счёт, для него Россия — страна, откуда получилась его любовь — Анечка» Потом Аня играла и пела свой репертуар старинных романсов, песен Отечественной войны из репертуара Марка Бернеса. Лена тоже пела удивительные греческие народные и партизанские песни. Женя Дергунов, не стесняясь никого, тихо плакал в углу.
— Откуда, Аня, у вас, родившейся в Австралии, такое удивительное чувство России?…
— Во-первых, от генов, — отвечала она шутливо. — А во-вторых — от бабушки. Моя бабушка была певуньей, и ведь большую часть жизни она прожила в России…
Ирландцы О'Кеннелли
В первые же дни нашего пребывания в Данедине познакомили нас и с ещё одной семьёй. Глава её, Сэму О'Кеннелли, было уже за шестьдесят. Он на пенсии, но полон различных планов и занятий, одно из которых — активное участие в работе Общества Новая Зеландия — СССР. Он является его казначеем. Кеннелли — ирландцы, и до сих пор, хотя живут здесь лет двадцать, сохраняют своё английское подданство. И везде подчёркивают это: «Мы не киви, мы ирландцы»… Жена Сэма, Дафни, тоже не работает. Она уроженка Белфаста и время от времени ездит туда просто погостить. «Все удивляются: отдыхать — и в Белфаст? Ведь там стреляют! Ну и пусть стреляют, говорю я, это же моя Родина…»
Сэм познакомился с Дафни по переписке. И жениться решил, ещё ни разу не увидев. Вызвал её письмом уже как невесту. Ведь путь немалый: из Белфаста в Новую Зеландию. Просто к знакомому парню девушка в такой путь не поедет. У Сэма и Дафни — двое детей: старшей, Дорин, — двадцать четыре года, младшей, Мойре, — восемнадцать. Дорин уже несколько лет работает машинисткой в маленькой типографии. Ведь в Данедине все маленькое. А всё остальное время Дорин изучает всё, что связано с СССР, — книги, марки и, конечно же, русский язык. Правда, маленькая, тоненькая Дорин так застенчива, что она ни разу не открыла рта, чтобы сказать что-нибудь по-русски, но, просматривая её тетради домашних заданий, я чувствовал, что Дорин много знает. Два года назад Дорин купила подержанную машину марки «Остин» и с тех пор не слезает с неё. Правда, большую часть времени за рулём она тратит, чтобы развозить членов своей семьи (отца, мать). Ведь в семье О'Кеннелли это первая машина, поэтому никто, кроме Дорин, не умеет ею управлять.
Конечно же, Дорин — член общества Новая Зеландия — СССР, так же, как и Мойра, которая только что окончила среднюю школу и теперь ищет работу.
Уже год, как Дорин не отдаёт денег в семью (а семья очень дружная, девушка все свободное время проводит с родителями). Но никто её не попрекает — Дорин копит деньги, чтобы поехать в СССР. К январю 1979 года на её счёту в банке уже лежали две тысячи долларов, то есть две трети необходимой суммы.
Одно из главных событий для всей семьи — приход советских кораблей в Данедин. А их сюда приходит немало: и рыбаки, и рефрижераторы — за мясом. С одним из моряков с такого корабля Дорин переписывалась довольно долго. Его фотографии и письма — предмет семейной гордости.
— Вы знаете, Игорь, а ведь моя мама вышла замуж за отца, ни разу его не видя до свадьбы… У неё были только его фотографии. И мне кажется, что, если бы меня позвали, — я встала бы и поехала. Как моя мама… — говорила она задумчиво, разглаживая фотографию молодого человека в морской форме.
