Заяабари (походный роман) - Сидоренко Андрей (первая книга .txt) 📗
Большая Медведица, по одним представлениям, – семь мудрых старцев, вознесшихся в небеса, а по другим – верхние части черепов семи сыновей легендарного кузнеца Хожор. Черепа видеть на небе не очень-то и приятно, поэтому мне нравятся больше семь старцев, которые задумались и вознеслись ввысь.
Пояс из трех звезд в созвездии Орион – это три убитых оленя каким-то важным охотником из легенды. Оленей, конечно, жаль.
Компания старцев не нарушает моего одиночества из-за страшного расстояния, которое нас разделяет. Но мысленно могу слетать к ним. Там, в далеком космическом далеке, мы вместе сидим у костра и молчим. Нам не надо произносить слова, чтобы понять друг друга. Мы сидим и думаем разные думы обо всем на свете, отчего нам безмерно хорошо. Сегодня мы еще не расстались, а я уже начинаю мечтать о том, что завтра опять будет вечер и мы снова увидимся.
Думы старцев полны космической печали об устройстве мира, они знают все, только сказать не могут, поэтому мы их не слышим и не знаем точно, о чем им мечтается.
Я не пытался останавливать свои мысли о суетном прошлом – их не остановить специально. Даю им зеленый свет, и они, пометавшись в пространстве ума и сообразив, что на них не обращают внимания, постепенно затихают и вскоре утихомириваются совсем. Я как будто перестаю существовать.
На что это похоже? На любовь с женщиной, но только не в нижней части туловища, как это обычно происходит, а внутри черепа.
К сожалению, полеты в небесах когда-нибудь заканчиваются. Они не могут быть вечными и в этом их прелесть тоже.
Когда долго летаешь на параплане – надоедает. В один момент вдруг чувствуешь себя не летящим, а просто подвешенным на стропах высоко над землей: пора приземляться. Хухэ Мунхэ Тэнгри. Козел в чаще угомонился, наконец, и я иду спать.
Пришло утро и начался день. Его невозможно удержать и сохранить. Он неизбежно пройдет и исчезнет, оставив за собой след в виде сомнения о его всамделишном существовании.
Лежу в спальнике и смотрю вверх, думая о прелести бессмысленного и бесцельного существования. Я просто живу, унося свое тело, мысли и душу в плавном течении времени на пути в никуда. Я вижу бездну.
Цель, наверное, выдумывается для того, чтобы оправдать способ своего существования, которым мы не совсем довольны и не знаем до конца, что с этим существованием делать. Цель вредна, потому что уничтожает таинство. Прелесть мира в таинственности, а суть тайны в ее нераскрытости. Тайна дарит нам путь без конечного пункта, без цели. Поиск смысла – это препарирование таинства, а постановка цели – его заведомое уничтожение.
Вылез из палатки и увидел Байкал. Он был раскрашен по-утреннему ненавязчиво в нежнейшие волшебные полутона, которые только намекали о существовании чего-то вечного и прекрасного.
Я думал про любовь и вспоминал друга Ваню, который купил за сумасшедшие деньги землю у воды. Я пытался понять Ваню еще раз с большого расстояния и не смог. Даже представил, что мне предложили купить кусок земли где-нибудь здесь, где хорошо. Сосредоточился, но так и не понял, зачем это может понадобиться. Я стоял и смотрел на Байкал, и не было нужды покупать то место, на котором стоял. Я счастлив на нем совершенно бесплатно. На мгновение даже стало неловко от того, что как будто живу даром. А может быть, жизнь даром и есть та свобода, о которой все только и делают что мечтают? Жизнь даром…
Пошел прогуляться в падь Марта в надежде обнаружить следы ночного чудища и ничего не нашел. Неужели все показалось?!
Готовить завтрак не стал, просто доел то, что оставалось в котелке после ужина. Процесс поедания пищи перестает меня увлекать, видимо, от одиночества. В обществе за собой такого не замечал: при виде товарища аппетит растет. Большинство желаний – продукт коллективного творчества. Одиночество оставляет для тела только самые необходимые потребности. В этом состоянии природа человеческая сориентирована в основном на то, чтобы только не мешать жить. Одиночество – чудодейственный бальзам для тела и духа.
Покидая падь Марта, я попрощался с ночным чудищем – горным козлом, и взял курс на мыс Вора-Елга.
Плавая по обширной водной поверхности, живешь в двух стихиях: Воздухе и Воде. Мир представляется объемным и просторным. Осознаешь величие пространства. Это особое состояние, никоим образом не связанное с жизнью на суше. Земля маячит где-то в стороне и как бы между прочим. Она представляется картинкой и кажется не очень реальной. Любуешься ею, но всерьез не воспринимаешь.
Все чаще стали появляться величественные утесы, а после мыса Крестовский начались настоящие прижимы. Я оказался в царстве скал и воды. Все, что видел до этого, можно запомнить отдельно и подвести черту. Путешествие начиналось заново, в новой стране и в другое время. Если не удаляться на значительное расстояние от берега, что очень опасно, то полнеба перегородят огромнейшие скалы. Это сбивает с толку, и непонятно, как себя надо чувствовать: среди скал, среди моря или среди неба?
Если подойти совсем близко к берегу, то создается впечатление, будто попал под землю. А там страшно, там царствует могучий и грозный Эрлен-Хан со свитой многочисленных помощников.
Прижимы за мысом Крестовским поражают своей мощью, и хотя берег рядом, как убежище перестал существовать. Получалось так, что я вдруг оказался в открытом море.
Те места, к которым действительно нельзя пристать, на карте явно не обозначены, об их существовании можно только догадываться. А то, что берег изображен достаточно крутым и обрывистым, тоже ни о чем, как правило, не говорит, так что я никогда не знал наперед какая протяженность прижима.
Только здесь, за мысом Крестовским, впервые почувствовал себя оторванным от берега. Если стихия вздумает разгуляться, то до безопасного места добраться не удастся. Я не мог полностью надеяться на непотопляемость моей лодки, которая травила воздух довольно серьезно и ее постоянно приходилось подкачивать. Последняя оставшаяся в живых помпа тоже не внушала особого доверия.
Стало страшно неуютно. Я вдруг почувствовал себя далеко от всего: от людей, от спасительного берега и от цивилизации. Стало одиноко.
Раньше в подобных ситуациях я обычно стискивал зубы, напрягал волю и переживал неприятность. Но сейчас вдруг до меня дошло, что нет толку для души от такого преодоления, как не бывает толку от попыток завладеть чем-либо с помощью силы. Можно добиться только видимости покорения. К сущности так не приблизиться, как нельзя силой добиться любви. Можно совершить в точности все механические действия, которые проделывают влюбленные, но любви не достичь, потому что она не достигается.
Вспомнилась вся прошлая жизнь и показалась до обидного зряшной. Я развернул оглобли и взял курс в открытое море, уплывая все дальше и дальше. Исполинские скалы уменьшались в размерах, пока не превратились в условные обозначения. И странно было думать, какое впечатление величия и могущества они создают вблизи. Скалы показались нереальными, а страхи – выдуманными.
Стало ужасно жаль себя за то, что прожил долго, так и не успев сообразить, что в этом мире вообще делаю. Стало жаль себя за то, что не приблизился к истине ни на шаг, проделав путь в 37 лет. Я лег на спину и мной овладело удивительное спокойствие. Даже не спокойствие, а какая-то странная опустошенность проникла в меня. Так, наверное, чувствует себя скорлупа от съеденного яйца.
С берега подул ветер и стал уносить меня еще дальше в море. Он был не очень сильным, примерно 3 м/с, но моя лодочка, представляющая из себя воздушное сооружение, развила приличную скорость. Было все равно, куда меня несет, и я продолжал лежать, глядя в небо. Неожиданно заснул. Сон, словно волшебное мгновение, как будто просто моргнул, но в этот миг прошел целый час, и за это время меня отнесло от берега, наверное, километров на 5.
Проснулся будто родился. Чувствую себя несколько необычно, и мир начал представляться заново. Я обнаружил небо над головой, а под собой – километровую толщу воды. Я увидел землю вдали и начал грести в ее направлении. Земля приближалась и представления мои о ней начали потихоньку совпадать с реальностью. Заяабари.
