Новичок в Антарктиде - Санин Владимир Маркович (книга регистрации TXT) 📗
Но я уронил бы себя в собственном мнении, если бы из-за такого пустяка оставил строительство на произвол судьбы. Сознание того, что мои опыт и смекалка нужны людям, вновь заставило меня предложить свои услуги.
— Чем помочь? — великодушно спросил я у Терехова, под руководством которого Арнаутов и Миклишанский занимались внутренней отделкой домика.
— Вообще-то мы сами… — застеснялся Иван Васильевич.
— Не церемоньтесь, — поощрил я. — До полдника можете меня использовать.
— Ну если уж у вас есть время…
— Есть, есть!
— …тогда попробуйте прибить дверную ручку.
Дверь оказалась пустотелая, и пришлось немало повозиться: провертеть дрелью дырки, вбить в них деревянные пробки и лишь потом закрепить ручку шурупами.
— Принимай работу, хозяин, — не без гордости сказал я.
— Ах, какой мастер, какой виртуоз! — проникновенно запел Арнаутов. — Вам скрипки нужно делать! Чеканить по серебру!
— Выглядит красиво, — подтвердил Терехов, берясь за ручку. — Сейчас проверим…
Когда, проверив, геохимики успокоились и вытерли платочками слезы, я решил прибить ручку другим, более прогрессивным методом. Раз её не удерживают короткие шурупы, попробуем длинные гвозди. Придумано — сделано. Гвозди пробили дверь насквозь, и я загнул их с обратной стороны. Не так изящно, как было раньше, но зато надёжно.
— Страхуйте меня! — потребовал Терехов, вновь дёргая за ручку.
Предусмотрительно поступил, ничего не скажешь!
В пятый раз я прибивал эту проклятую ручку уже без прежнего энтузиазма. Разве этим людям угодишь? К тому же стало ясно, что держаться она всё равно не будет, так как вся дверь была в дырах. Новосёлы смотрели на неё с таким безнадёжным отчаянием, что мне искренне захотелось сделать им что-нибудь приятное, дать им понять, что, пока я жив, они смело могут рассчитывать на меня. Выяснилось, что в одном деле моя помощь может стать воистину неоценимой. Доску, которую пилил Терехов, нечем было зажать, и я уселся на неё в качестве противовеса.
И когда государственная комиссия в лице Василия Семёновича Сидорова приняла нашу работу, несколько лавровых листочков досталось и мне: Арнаутов за вечерним столом в яркой речи отдал должное всем отличившимся. К моему удовольствию, основное внимание Гена уделил всё-таки не моей скромной особе, а Тимуру, ибо во время монтажа крыши на его голову свалилась часть потолка, довольно тяжёлая панель.
— Вы спрашиваете, товарищи, за что мы пьём это превосходное вино, — декламировал Гена. — Я удовлетворю ваше законное любопытство. Конечно, мы пьём за домик, в котором, как вы знаете из газет, Василий Семеныч решил разместить всемирно известный (в недалёком будущем) геохимический центр. Но не только за домик! Прошу всеобщего и напряжённого внимания! Вы помните, что строительство было омрачено одним кошмарным случаем. Мы работали, наслаждаясь своим творческим трудом, и вдруг услышали ужасный грохот: наш дорогой товарищ Тимур Григорашвили распластался ниц под тяжестью рухнувшей на него панели. Трагедия, ЧП! Доктор, поторопись, где твой рентген? Спасибо, доктор, ты вовремя пришёл и снял бремя с наших обеспокоенных душ! Вздохните с облегчением и вы, друзья мои: благодаря тому, что вышеуказанная голова Тимура была в шапке, все кончилось благополучно. Шапка амортизировала опасный удар, и рентгеновское обследование показало, что панель с честью вышла из тяжёлого испытания. Да, на панели не оказалось ни одной трещины! Так выпьем же, товарищи, за нашу промышленность, обеспечившую полярников продукцией только отличного качества!
Калейдоскоп одного дня
На станцию медленно, но верно надвигался жилищный кризис. Шестнадцать человек — личный состав старой смены — с грехом пополам размещались в своих четырех комнатках; на сегодняшний день на той же площади нас живёт уже двадцать два, а через неделю, когда придёт санно-гусеничный поезд, будет около сорока.
— Может, повесим табличку: «Местов нет. Ближайшая гостиница в Мирном»? — шутил Борис Сергеев. — Придётся, Семеныч, расти вверх, приваривать второй ярус.
Утром, проснувшись, Валерий привычно вздохнул: наш медпункт выглядел безобразно. На нижних нарах спал я, диван доктор сдал новому коечнику, Алику Миклишанскому. Повсюду разбросаны чемоданы, вещевые мешки, каэшки, унты…
— Санинспекцию бы сюда… — с мечтательным ужасом проговорил Валерий.
— Кощунство! А что, если мы сегодня…
— …объявим аврал? — хмыкнул Алик. — Вымоем пол?
— Ну конечно!.. Нет, сегодня не выйдет. Давайте завтра, а?
Мы охотно согласились. Завтра так завтра. Мыть полы всегда лучше завтра.
— Потому что сегодня до обеда, — разъяснил Валерий, — Семеныч разрешил мне — ей-богу, не вру! — заняться медициной.
Сказано с лёгкой иронией. Когда мы прилетели на Восток, Сидоров категорически запретил Валерию принимать участие в тяжёлых работах: доктор всегда должен быть наготове. Но жизнь опровергла эту правильную, но нереальную теоретическую установку.
— Валера, ты свободен? — слышалось по десять раз на день.
И с утра до ночи доктор был занят именно на тех работах, которые ему категорически запрещались. Прилетали самолёты — «Ельсиновский, на выход!»; нужно притащить продукты, поставить на крышу антенну — «Док, будь другом!»; идёт монтаж домика — «Валера, без тебя ничего не получается!». А что прикажете — сидеть в медпункте и ждать, пока кто-нибудь не чихнёт? И Валерий, стараясь не думать о своей обширной научной программе, превратился на время в разнорабочего — и какого! Бригадиры погрузочно-разгрузочных бригад готовы были отдать свою бессмертную душу, лишь бы заполучить доктора, мощного и безотказного, как хороший трактор.
— Потерпи, Валера, — утешал его Сидоров, — вобьём последний гвоздь, отправим в Мирный сезонников, останемся одни — и тогда издам по станции приказ: «С сего дня каждый восточник отдаётся в распоряжение доктора В. И. Ельсиновского в качестве подопытного кролика». Можешь простукивать нас, резать, вскрывать, жарить на медленном огне — никто не пикнет. Годится? Считай, что первый научный материал я тебе уже подкинул, из моей истории болезни можешь в два счета монографию соорудить!
Сегодня, однако, Семеныч подарил доктору несколько часов свободного времени и обязал указанных в графике товарищей явиться на обследование. Ради такого праздника Валерий велел нам рассовать по углам вещички и с гордостью облачился в белый халат. Медпункт, до сих пор напоминавший ночлежку из «На дне», сразу преобразился, словно к нам, погрязшим во грехе и беспорядке, снизошёл ангел в белых одеждах. Брезгливо отбрасывая ногой унты и прочие случайно попавшие в рай предметы, Валерий расчистил место, установил электрокардиограф и нежно погладил его, как гладят обиженную недостатком внимания любимую собаку.
— Начнём с вас, Маркович. Раздевайтесь, ложитесь и замрите!
Результаты исследования моего организма вызвали у доктора некоторую озабоченность. Если судить по первой кардиограмме, я был совершенно здоров, по второй — уже умер.
Вопросительно взглянув на меня, Валерий решил отбросить вторую версию — видимо, потому что ни разу не видел покойника, который ухмыляется и подмигивает. Пришлось начать все сначала. Третья кардиограмма, однако, констатировала у меня предсмертные судороги, и Валерий, вздохнув, отправился на поклон к Тимуру — мастеру на все руки.
— Это я мигом, — через минуту приговаривал Тимур, разбирая аппарат, — тебе повезло, док, что ты обратился ко мне!
Рядом с кают-компанией, в крохотной проходной комнатушке, сплошь заставленной приборами, склонились над столами Саша Дергунов и Коля Фищев. Как и все метеорологи на полярных станциях, Саша задыхался от недостатка времени и на мои вопросы отвечал невпопад. Зато Коля, который обрабатывал полученные от радиозонда сведения, при моем появлении оживился и вытащил шахматную доску.
— Прибыл ответ? — спросил я.
— Пешка на а4, — кивнул Коля. — На наш следующий ход конь ф6 они готовы пойти слоном на е2.
