По ту сторону ночи - Устиев Евгений Константинович (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗

— Что же это за птица? — растерянно произносит Саша. Он измеряет длину своей ступни; она явно короче следа на берегу.

— Вот так птичка, — громко хохочет Петя, — попадешься такой на дороге — заклюет!

Заинтересовавшись этими измерениями, я беру рулетку и прикидываю длину своей ступни. Что за черт! В ней оказывается всего-навсего двадцать семь сантиметров — на один сантиметр меньше, чем в лапе диковинной птицы!

— Сколько в вас росту? — спрашивает Бонапарт.

— Сто восемьдесят семь сантиметров.

— Я же говорил, что это птичка величиной с лошадь, — продолжает балагурить Петя.

Мы так и не узнали, с чьим следом нам довелось встретиться в долине Монни. Вернее всего это были лапы лебедя, но какого-то уж очень крупного.

В полдень слева от нас за выжженной полосой леса я наконец вижу край базальтового потока. До него не

меньше километра, но уже отчетливо вырисовываются глыбовые нагромождения, которыми с обеих сторон обрамлен всякий лавовый поток. Итак, мы уже подходим к цели!! Перебредаю на правый берег Монни, чтобы, как только одна из ее бесчисленных петель подойдет к лавам, подняться на поток. Однако капризная река еще долго продолжает петлять, то приближаясь к лавам, то удаляясь от них. Мне не хочется брести через болото, кроме того, не стоит отставать от лодки; я иду, почти не отрывая глаз от черных базальтов и изредка вздрагивая от близких выстрелов. Это идущий впереди Петя бьет уток, которых здесь очень много. Впрочем, на одном из поворотов реки он подстрелил и довольно крупного гуменника.

Около шести часов вечера река наконец вплотную подходит к лавовому потоку. С этого момента мы перестаем быть только путешественниками, а становимся еще и вулканологами! Предоставив всем остальным двигаться с лодкой дальше, я беру свой геологический молоток и выхожу на поверхность базальтов.

Налево от меня, на западе, находится уже пройденное окончание лавового потока, до которого отсюда не меньше пяти километров. Постепенно понижаясь, неровная его поверхность сливается с болотистой тундрой. Направо базальтовый поток, все увеличиваясь в мощности, тянется к верховьям Монни. До них от меня не меньше шестидесяти километров. Я вижу там только бесконечную пелену черных как уголь базальтов. Она уходит далеко за горизонт на восток, где сейчас над синеющим горным хребтом громоздятся кучевые облака. Лавовый поток от края до края заполнил широкую долину реки. Подчиняясь ее направлению, он вытянулся с востока на запад гигантской темной лентой, к истокам которой мы с таким трудом пробиваемся вот уже больше месяца. Где-то там на дальними облаками и за голубым дрожащим маревом летнего вечера скрывается еще никем не виданный, но уже окрещенный мной Анюйский вулкан!

Повернувшись к реке, отыскиваю глазами лодку. Подойдя к базальтам, Монни резко изменила свой характер. Она сразу перестала петлять, а, вытянувшись в струнку, тихо заструилась вдоль южного края потока. Выжженные пожаром берега остались позади; тонкая ниточка реки голубеет сейчас сквозь пышную зеленую рамку. В просветах иногда видна лодка; она, далеко опередив меня, беззвучно скользит по воде. Таюрский и Куклин бредут рядышком, о чем-то оживленно беседуя; еле видна сгорбившаяся над рулем фигура Бонапарта.

Жадно впитывая в себя новые впечатления, стараясь не пропустить ничего интересного, я шагаю по базальтам вслед за лодкой.

Лавовый поток имеет здесь в ширину не меньше двух километров. Со стороны реки вдоль всего южного его края тянется приблизительно пятидесятиметровая зона так называемых глыбовых лав. Это и в самом деле хаотическое нагромождение оплавленных и окатанных глыб базальта самого разнообразного диаметра — от дециметра до одного-двух метров. Оно образовалось еще в то время, когда раскаленная лавовая река двигалась вдоль долины Монни. К краям движущегося потока непрерывно оттеснялись обломки уже застывшей лавовой корки, которые продолжали еще некоторое время перекатываться в виде рыхлых глыбовых скоплений. Перекатываясь, горячие куски базальта быстро обтирались друг о друга, теряли свои острые углы и приобретали округлую, а иногда и шарообразную форму. В некоторых случаях они были еще достаточно горячими и спекались в довольно прочный агрегат. Обычно, однако, остывшие глыбы нагромождались друг на друга, образуя крайне неустойчивые валы. Ходить по ним очень трудно и даже опасно.

Совершенно такую же картину можно видеть во время ледохода на больших реках. Льдины оттесняются течением к берегам, где они с шумом и треском громоздятся в высокие, непрестанно обваливающиеся под собственной тяжестью барьеры.

За зоной глыбовых лав, обрамляющих поток, идет главная, центральная его часть. Это «фарватер» лавового потока. Он имеет совсем другой вид. Вплоть до противоположного его края тянутся так называемые волнистые лавы. Передо мной постепенно развертывается совершенно своеобразная, поражающая воображение картина. Она больше всего напоминает огромную, вздыбленную бурей и внезапно окаменевшую черную реку. Насколько хватает глаз, мрачные каменные волны бегут одна за другой нескончаемой вереницей. Одни из них направляют свой бег вниз по долине, другие сворачивают в стороны и разбиваются о пологие, заросшие лиственницей и березой склоны. Контраст между угрюмым лавовым потоком и сверкающими яркой веселой зеленью склонами совершенно поразителен! Я начинаю понимать недоумение летчиков, впервые увидевших из своего поднебесья эту незабываемую, ни с чем не сравнимую картину. Здесь, на земле, контраст еще больше подчеркивается абсолютно безжизненной поверхностью лап п кипением всяческой жизни за пределами базальтового потока. Я с удивлением замечаю, что вокруг меня перестали виться комариные тучи. Неужели исчезли? Да, ни одного комара! Даже такая вездесущая тварь и та, видимо, не решается летать над сухой, как Сахара, постоянно продуваемой ветром поверхностью базальтов. Поистине мертвая река на живой земле!

Чтобы немного отдохнуть н осмотреться, сажусь на базальтовую волну и наскоро закуриваю.

Поверхность лавового потока дает много пищи для размышлений и важных выводов. Прежде всего не подлежит ни малейшему сомнению, что она является и поверхностью его застывания. Никакого почвенного слоя, никаких следов начавшегося разрушения, как я и предположил, осмотрев принесенный к устью Монни образец базальта, здесь еще не видно. В любом месте, где я ударяю своим молотком, лавы одеты тоненькой смолисто-черной корочкой закалки, образовавшейся в результате быстрого охлаждения их поверхности.

Температура текущего базальтового расплава колеблется от тысячи ста до тысячи трехсот градусов; температура в долине Монни меняется примерно от двадцати пяти тридцати градусов лотом до минус шестидесяти — шестидесяти пяти градусов зимой. Следовательно, в любом случае температурный перепад у поверхности потока превышал тысячу градусов. Этого достаточно для мгновенного образования твердой, стекловатой оболочки на лавах.

За время, прошедшее после извержения, корочка закалки успела лишь покрыться тончайшим матовым налетом, какой можно встретить у долго пролежавших в земле стекляшек. Местами на ней появились узорчатые пятна зеленоватых, красноватых и желтоватых лишайников — единственных растений, но нуждающихся для своего питания в почве.