Путешествие с вилкой и штопором - Мейл Питер (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗

В перерывах между блюдами наши старые знакомцы « Les Joyeux Bourguignons» исполняли музыкальные номера, причем удивительно чисто для музыкантов, которые накануне пели и пили в течение нескольких часов. Виноделы продолжали циркулировать между столиками, и, если верить моим записям, за одну перемену блюд нам удавалось попробовать от восьми до десяти вин. Это было долгое, трудоемкое, но очень приятное занятие, и хотя ланч продолжался уже два часа, мы не добрались еще даже до оленины. Когда вместо белых вин на столах появились красные, я решил, что пришло время подвести промежуточные итоги.

На пятнистых, измятых листочках, покрытых все менее разборчивыми каракулями, значится, что всего в тот день мы попробовали двадцать семь белых вин. Некоторые названия жирно подчеркнуты, другие помечены восклицательными знаками или звездочками, но никакого связного рассказа из этих заметок не получилось бы. Я точно помню только то, что мы с Садлером не забраковали ни одного белого вина.

Красные я даже и не пытался записывать, хоть и видел, как сидящий неподалеку chevalier, демонстрируя нечеловеческий профессионализм, продолжает непрерывно что-то строчить. Как выяснилось позже, он побил мировой рекорд, записав пятьдесят девять вин, хотя под конец ему никак не удавалось прицелиться и он писал уже на скатерти.

В половине седьмого подали кофе, и, бессильно откинувшись на спинки стульев, мы огляделись. Еще никогда я не видел столько початых бутылок в одном помещении. На столах оставалось целое состояние, и я подумывал, не попросить ли официанта завернуть мне с собой остатки. Один из виноделов протянул нам бутылку «Картона» 1991 года и пригласил на дегустацию в свой caveсегодня же вечером. Кажется, он не шутил.

Все последующее я помню довольно смутно, но, похоже, мы с Садлером долго спорили о том, что делать на следующее утро: бежать в аптеку за аспирином или попробовать лечиться шампанским. Наконец вместе с толпой остальных гостей мы вышли на улицу и, жадно вдыхая холодный ноябрьский воздух, случайно подслушали диалог между жандармом и джентльменом, жалующимся, что не может найти свою машину. Учитывая состояние джентльмена, я подумал было, что он неправильно выбрал объект для жалоб, но жандарм, казалось, нисколько не возражал против намерения джентльмена сесть за руль.

—  Oui, monsieur, — терпеливо отвечал он, — вы мне уже говорили, что ваш «рено» от вас спрятался. Но вы же сами видите, сколько здесь «рено». Найти его будет непросто. Может, вы сумеете припомнить хотя бы цвет?

Жены отыскали нас, и мы уселись на заднее сиденье, сытые, сонные и очень довольные тем, что не надо самим вести машину до Бона.

— Почаще бы такие понедельники! — мечтательно вздохнул Садлер.

10

Аристократы с голубыми ногами

В последнее время нам все чаще хочется знать, что именно мы отправляем себе в желудок: из чего оно состоит, откуда берется и как повлияет на нас. Мы требуем информации, и производители еды и напитков охотно ее предоставляют. Они буквально засыпают нас сведениями об энергетической ценности и составе, результатами анализов, сертификатами качества, свидетельствами диетологов и гарантиями происхождения, используя при этом самые разнообразные средства — от крошечных, неразборчивых наклеек на яблоках и грушах до целых научных трактатов на коробках с хлопьями для завтрака.

Однако некоторые из этих щедро предоставляемых сведений о продукте не успокаивают, а еще больше пугают несчастного потребителя. Например, недавно выяснилось, то вино, о котором уже давно известно, что его не рекомендуется употреблять беременным женщинам и работающим со сложными механизмами, скрывает и еще одну страшную тайну. Почти в каждой бутылке, во всяком случае американской, содержатся, как явствует из этикетки, сульфиты.

Сульфиты, по утверждению моего словаря, — это соли или сложные эфиры сернистой кислоты, способные вызывать тяжелые аллергические реакции. Их использование в качестве антисептика для хранения овощей и фруктов было запрещено в США в 1986 году. И тем не менее вот они — коварно прячутся в моем бокале с шардоне. Узнав об этом, я немедленно отставил бокал и навел справки. К счастью, выяснилось, что беспокоился я напрасно. Сульфиты совершенно безвредны для огромного большинства любителей вина. Аллергия на них встречается только у астматиков, да и то крайне редко. Всем остальным бокал или два в день принесут гораздо больше пользы, чем вреда.

Я не удивлюсь, если и рестораны, следуя моде, станут снабжать нас гораздо более полными сведениями о своих блюдах. Возможно, меню когда-нибудь будет выглядеть примерно так: «бифштекс из полуторагодовалого бычка, выращенного на свободном выгуле без применения гормонов; зеленая фасоль и сладкий горошек, генетически модифицированные самим Господом Богом; жареная нога любовно клонированного ягненка; телячьи котлеты с пикантным привкусом стероидов». И, разумеется, все эти кушанья будут приготовлены совершенно стерильными поварами, работающими в хирургических масках и резиновых перчатках. Неудивительно, что люди в наше время стали выше и живут дольше.

Интерес к еде и забота о том, как она жила до того, как попала к нам на стол, начинает влиять и на социальное поведение людей. Не так давно я прочитал, что праздник и обед в Смитсоновском институте, посвященный фуа-гра, на который было приглашено множество знаменитостей, пришлось отменить из-за массовых протестов против жестоких методов принудительного откармливания гусей и уток. Узнав об этом, я задумался о судьбе еще одной домашней птицы, которую едят почти все, но при этом мало кто задумывается о ее тяжелой судьбе: о курице.

Куриное мясо популярно практически во всем мире: оно легкое и вкусное, его просто готовить и можно есть даже инвалидам и желудочникам, оно так же безвредно, как овощи, и усваивается гораздо лучше, чем тяжелое красное мясо. Но, боюсь, этой заслуженно высокой репутации будет нанесен серьезный урон, если потребителям станет известно, в каких невыносимых условиях приходится жить несчастным птицам. Я процитирую короткий отрывок из статьи, написанной Андре Жованни, главным редактором популярного во Франции журнала «Sante» [110]. Его возмущение и тревога становятся особенно понятны, если вспомнить, что французы гораздо внимательнее, чем другие нации, относятся к происхождению того, что они едят.

«Они проводят жизнь в тесных, переполненных клетках, их пичкают антибиотиками и недоброкачественными животными жирами, им обрезают клювы, и с рождения до смерти они ни разу не видят настоящего дневного света».

A потом их забивают и отправляют к нам на стол. При этом на одного работника птицефермы приходится двести восемьдесят тысяч выращенных за год куриц (тогда как при использовании более гуманных методов эта цифра сократилась бы до двадцати пяти тысяч).

Несомненно, такие варварские способы производства встречаются и во Франции, но здесь, по крайней мере, потребитель имеет возможность выбрать лучшую судьбу для курицы и лучшую курицу для своего стола.

Прежде всего, это простые цыплята, выращенные на ферме en liberte [111], как выражаются французы. Они вольготно бегают на свежем воздухе и питаются тем, что пошлет им природа. Ступенькой выше располагаются так называемые «органические куры», за рационом которых следили самым строгим образом и исключали из него все химические или вредные элементы. И наконец, на вершине пирамиды красуется единственная в мире птица, имеющая Appellation Controlee [112]— знаменитая бресская курица.

Я немало слышал об этом восхитительном создании от моего друга Режи — человека, вот уже несколько лет диктующего мне, что я должен и чего не должен есть. Но его славословия, то и дело прерываемые смачными поцелуями кончиков пальцев и сладкими стонами, посвящались курицам, уже прошедшим кулинарную обработку. Я так и не смог выяснить у Режи, каким образом эта замечательная птица приобретает столь элегантный, столь нежный и изысканный, столь французский (это его, а не мое определение) вкус. А потому, услышав, что незадолго до Рождества в городе Бурк-ан-Брес состоится ежегодный куриный праздник Les Glorieuses, я сразу же решил отправиться туда и захватил с собой Режи.