У самого синего моря. Итальянский дневник - Осис Наталья (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
Ровный бронзовый загар наших соседей по зонтику – нескольких трогательных пожилых пар коренных генуэзцев – для меня загадка. Когда мы в первый раз приезжаем на пляж в начале мая, торжественно открывая сезон водружением полосатого зонта, наши соседи уже сидят там бронзовые, как щиты ахейцев, непоколебимые, как спартанцы при Фермопилах, невозмутимые, как олимпийцы. Именно они, эти завсегдатаи пляжного партера, вызывают такой панический ужас у Сандро. Я думаю, что, глядя на них, он немедленно представляет себе такой свою спокойную старость – и только и думает, как бы улизнуть на дикие скалы в Больяско. Я-то знаю, что его пугает не перспектива старости как таковой, а предопределенность жизни на закате дней. «Италия становится страной стариков, – говорит он в сердцах, – я, когда выйду на пенсию, поселюсь на даче, буду себе свою печку топить». – «А как же электричество?» – подначиваю я его. «Куплю генератор, – сварливым голосом отвечает он, – и вообще, у меня керосиновая лампа есть». Не знаю, чем ему не угодила идея спокойной итальянской старости… Я-то как раз с удовольствием думаю о маленьком домике у самого синего моря… Но это действительно когда-нибудь потом, надеюсь, еще не скоро.
А пока мы все меньше бываем на море. Летом торчим до последнего на русской даче, пользуясь тем, что в Италии школа начинается только в середине сентября, прихватываем немножко бабьего лета, грибов, прогулок по рыжему осеннему лесу, и никакими обещаниями моря и лета уже не удается уговорить детей не расстраиваться по поводу отъезда. Даже наших русских гостей я уже начала отговаривать ездить на пляж – попадетесь, говорю, в ловушку, будете ездить туда каждый день как на работу, никакой свободы. Не верят мне. Ну и слава богу. Это мы, видимо, вместо того чтобы цивилизовываться, дичаем все больше с каждым годом от дачной жизни. Дети не хотят одеваться – да пусть бегают в трусах, мы же на даче. Мы и сами можем запросто выйти к завтраку в пижамах, сесть за сосновый стол под яблоней, съесть каши, выпить чаю. Правда, вот мама купила гигантский зонтик на дачу, очень, говорит, не люблю солнце в глаза. Ну что делать, пусть будет зонтик. Наш дачный элизиум, я думаю, от этого не пострадает.
Liberte, egalite, fraternite
Моя печальная история отношений с прислугой
Начала я этот год с того, что уволила домработницу. Я пыталась привыкнуть три с половиной года и вот наконец решила, что хватит.
На помощницу по хозяйству я целилась давно, особенно тогда, когда в Москве совсем пропадала на работе, и даже кого-то мне сватали, но как-то так ни разу не срослось. Зато я о ней мечтала: после долгого рабочего дня войти домой, скинуть каблуки и воскликнуть: что за диво, все так чисто и красиво! В общем, я и сейчас мечтаю, только чтобы без побочных эффектов.
Но обо всем по порядку. Почти у всех моих итальянских знакомых есть домработницы – приходящие каждый день или раз в неделю, иногда даже раз в месяц, но все-таки есть. Как правило, это тетки из Южной Америки, и, как правило, именно эти тетки содержат своих южноамериканских или – как вариант – марокканских мужей, потому что рынок труда для теток просто необъятен. Не скажу, что спрос превышает предложение, но в любом случае найти подобную работу не сложно. Немаловажно и то, что эквадорки, которых в Генуе видимо-невидимо, невероятно, неправдоподобно даже некрасивы. Хозяйке дома, я думаю, это должно быть приятно – одной заботой меньше: за верность мужа можно не беспокоиться хотя бы в собственном доме. И цены вполне приемлемые. Коли только за русский газ платишь по счету 170 евро, 20 евро за капитальную уборку начинает казаться очень скромной ценой.
Когда родилась Машка и наша бабушка в очередной раз повела атаку на то, чтобы разрешить ей присылать к нам свою домработницу хотя бы раз в неделю, я согласилась – и немедленно обнаружила, что весь мой опыт рабочих отношений не годится ни к черту. Я-то думала, что мы все давно уже выработали профессиональный подход к своему делу и к отношениям в рамках этого дела. Товары и услуги, сотрудничество и взаимодействие – схемы, по которым я привыкла жить, казались мне простыми и ясными. Но, обзаведясь домработницей, я вдруг обнаружила, что вступила в круг отношений совершенно патриархальных, где двадцать первым веком даже и не пахнет. На деле мои отношения с домработницей были скорее похожи на что-то такое до 1861 года: я в качестве барыни-крепостницы, а полуграмотная Александра из совсем дикой, затерянной где-то в горах провинции Эквадора в качестве крепостной девки. Еще бы какого-нибудь глухонемого Герасима, но, видать, их уж нет таких, остались только Александры.
Сначала я решила, в своей бесконечной наивности, что заботу о чистоте дома можно полностью доверить Александре, выдала ей некоторую сумму на покупку орудий труда (вдруг ей удобнее работать каким-нибудь специальным типом швабры? Пусть он у нее будет, главное, чтобы у меня был результат) и предложила ей самой следить за количеством чистящих средств дома и тратить постепенно деньги из выданной суммы на докупку необходимого. Может, вам уже смешно, но мне все казалось очень логичным. Деньги закончились немедленно. Чистящие средства тоже. Чеков у Александры не было, сколько и на что она потратила, она не помнила. Я снова выдала ей денег, записала в календаре сумму и попросила Александру сохранять чеки. Через две недели деньги снова все вышли, чеки потерялись, чистящие средства закончились. Вот тут-то мне надо было бросить все свои дела и поругать ее. Но я, на мое несчастье, ужасно не люблю ругаться. Как-то я преодолеваю эту нелюбовь ради блага своих детей. Когда нужно, собираюсь с силами, становлюсь в позу и произношу необходимый текст с суровым выражением лица. С выражением у меня особенно плохо, каждый раз я очень некстати вспоминаю «сидит милый на крыльце с выраженьем на лице», понимаю, что это про меня, и стараюсь не расхохотаться. В общем, не получается у меня ничего.
Ну и хрен с ними, с деньгами, подумала я, себе дороже. Пришлось, правда, держать в голове информацию о том, что и в каком количестве у нас есть и сколько примерно это может стоить, чтобы в нужный момент посылать Александру в магазин, давая ей деньги на строго определенную вещь. Далее последовала битва за хлор. То есть Александра боролась за хлор – ей с ним быстрее и удобнее работать, а я от него задыхалась. Параллельно наш папа боролся за то, чтобы запретить Алексендре чистить духовку каким-то очень вонючим средством против жира – после него любое блюдо, приготовленное в духовке, приобретало вкус данного средства. Обе битвы мы выиграли, но понеся тяжкие потери: Александра избавилась от необходимости следить за своими орудиями труда, а у нас стало одной заботой больше.
Следующие две баталии мы проиграли: Александре нравилось перестилать постели (а мне нравилось, что каждый член нашей семьи это делал самостоятельно и сам оставлял под подушкой то, что ему хотелось – трусы, книжку или плюшевого мишку) и не нравилось мыть полы под кроватями. Для того чтобы было по-моему, надо было проверять работу за полчаса до ухода Александры, опять же ругать ее, если она делала неправильно, и заставлять ее переделывать то, что было сделано плохо. Но я-то мечтала вернуться домой и воскликнуть: что за диво, все так чисто и красиво, – а красиво чтобы сделалось без моего участия, иначе какой смысл? Ну и ладно, подумала я. Научим детей работать «свиффер дастером» (это, в общем, такая усовершенствованная швабра). Им полезно иметь какие-то домашние обязанности.
Далее последовали более серьезные вопросы подарков к Рождеству и Новому году, тринадцатой зарплаты и бюллетеня. Суровый юмор анекдота «нету ножек – нету мультиков» Александра не оценила. Напрасно я рассказывала ей, что мне в университете тоже не платят за пропущенные по болезни часы. У меня есть определенное количество лекций, которые я должна прочитать по контракту. И если никто не может меня заменить, я обязана наверстать пропущенные часы в конце года. «Так что, как видишь, – говорила я ей, – у нас с тобой одинаковая ситуация». Александра недоверчиво смотрела на меня исподлобья и молчала. Теперь уже я вспоминала левинских крестьян из «Анны Карениной». Решение вопроса нашла сама Александра, причем очень оригинальное. Когда у нее был какой-нибудь особо сильный грипп, она приходила с красным и опухшим носом, пару раз чихала в тарелки моих детей, немедленно получала разрешение идти домой, но не уходила, пока не получала денег. Вот она, борьба пролетариата за свои права! Я так понимаю, что мне надо было договориться все-таки о компенсациях за пропущенные по болезни рабочие дни.
