Прошу взлёт - Кудинов Иван Павлович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— Ну да? — удивился Женька. — А зачем же их выпускают?
Отец не успел ответить, в рубку ворвался отчетливый голос:
— Семьсот первый просит взлет.
Отец как-то весь подтянулся, преобразился, словно это ему предстояло сейчас вести «семьсот первый» и совершить на нем сложнейший полет.
— Семьсот первый, — спокойно и даже весело ответил отец, — взлет разрешаю!
Видно было, как по зеленому полю разбежался самолет, поблескивая крыльями, оторвался от земли, косо прошел над аэродромом и вдруг, круто забрав вверх, ушел из поля зрения. Испарился. Только на экране пеленгатора подрагивал голубой лучик, показывая направление «семьсот первого». Да на схеме «штормового кольца» одна за другой вспыхнули три красные лампочки. Предупреждение: где-то нелетная погода. Вчера схема бездействовала, погода во всех районах была ясная.
— Досидимся мы тут, — вздохнул Женька нетерпеливо и встал. — Пойду.
Как будто от него что-то зависело. Отец взял Женькину руку и потискал в своей ладони, как бы говоря: не волнуйся, все будет хорошо, отлично. Но сам волновался не меньше.
— Напиши, как начнешь работать, — сказал отец.
— Ладно.
— Ну… счастливо. Старайся.
— Ладно. Постараюсь. Напишу.
Женька сбежал по металлическим ступенькам. Солнце стояло еще невысоко, и длинная тень от большого тополя протянулась к взлетной полосе. Рейсовый автобус шел по ней, как по дороге. Второй автобус стоял под тополем, будто на старте, и какой-то возбужденный, встрепанный парень в шляпе, съехавшей набок, отчаянно пытался в чем-то убедить дежурную, решительно и неприступно загородившую проход. Судя по всему, положение парня было незавидным, но он не терял надежды.
— Позвольте, как же так?.. — и не было в его голосе ни возмущения, ни обиды, а только удивление и просьба. — Как же так? — удивлялся он. — Мне же лететь… Обязательно! Понимаете?
— Улетите следующим рейсом, — сказала дежурная. — Вот протрезвитесь и улетите.
Подошел пилот, в тщательно отутюженном форменном костюме, с красивым желтым портфелем в руке.
— Ну, чего шумишь? — спросил он.
— Разве я шумлю? — сказал парень. — Я законно… с билетом. Вот, пожалуйста.
— Сказано нельзя — стало быть, нельзя.
— Но…
— Никаких «но».
— Но послушайте…
— И слушать не хочу. Пьяных не возим.
— Парень захохотал, откинув голову, шляпа у него ползла, ползла с головы и упала.
— Послушайте, — сказал он, все еще смеясь, — я же не пьяный. Я счастливый.
— Не валяйте дурака, — строго сказал пилот.
— Да я вам точно говорю: счастливый!
— Не валяйте дурака, — повторил пилот, сердито тряхнув портфелем. Ho парень не унимался:
— Не верите? Смотрите: вот телеграмма.
— Ну и что, что телеграмма?.. — поморщился пилот.
— Представляете, два сына родились!.. Двойня! Богатыри! А жена у меня год назад институт закончила. То есть, мы вместе закончили… Вот телеграмма: тут даже вес указан. Богатыри!
И он протянул синий отштемпелеванный листок пилоту, и тот долго и внимательно, как какой-нибудь важный документ, читал, беззвучно шевеля губами. Дежурная подняла шляпу, стряхнула с нее пыль и протянула парню.
— Возьми. Голову потеряешь от своего счастья…
— Ну и что? — сказал летчик, возвращая телеграмму. — Поздравляю, конечно. Но пьяных все равно не положено возить… И что за глупость, — сказал он возмущенно и презрительно, — что за глупость…
Пить от горя, от радости, по любому поводу пить… Глупость!
— Глупость, — охотно согласился парень. — Но я самую малость, с друзьями…
Пилот махнул рукой, не дослушав до конца и как бы всем своим видом говоря, что поступает он так исключительно из личных соображений, а в следующий раз, будьте уверены, этого не повторится. Парень благодарно улыбнулся, быстро прошмыгнул мимо утратившей власть дежурной, и автобус тронулся, побежал по теневой дорожке. Женька облегченно вздохнул, довольный, что именно так, а не иначе все это завершилось. Женьке стало весело. Бывает же так: какой-нибудь пустяк, одно слово, жест, неосторожное решение могут убить в человеке радость, а бывает, что вроде бы и незначительный случай, а вызовет в душе столько прекрасных чувств и так после этого захочется быть щедрым, отзывчивым, добрым, сильным и непременно совершать благородные поступки…
2
Женька залез в кабину вертолета, сел на откидную скамейку и посмотрел в иллюминатор. Далеко виднелась дорога, и по ней игрушечно маленькие двигались машины. Поближе зеленой кляксой расползался березовый колок, а еще ближе над продолговатой шиферной крышей, как над палубой корабля, возвышалась деревянная надстройка с круговым обозрением. «Прошу взлет…» — сказал Женька, вернее, не сказал, а подумал. И сразу же отозвался отец:
— Взлет разрешаю.
Женька сильно заволновался. Может быть, потому, что представил себе отца не в деревянной надстройке, возвышающейся над шиферной крышей старого аэровокзала, а в кабине самолета.
— Прошу взлет.
— Взлет разрешаю!
До свидания, отец, я верю, что ты еще полетишь. Как прежде. И даже лучше прежнего. Полетишь! И я постараюсь сделать все, что от меня зависит. Хотя, наверное, зависит от меня немногое. Да и зависит ли от меня вообще что-либо? «Конечно, зависит, — показалось, услышал он голос отца, — очень даже зависит. То есть, не в прямом смысле зависит, а все же зависит. И я хочу, сын, чтобы у нас с тобой всё было хорошо, потому что, когда хорошо тебе, мне тоже хорошо… словом, контакт! Договорились?» Женька кивнул головой, словно отец был здесь, рядом, и снова посмотрел в иллюминатор. И увидел аэродром, уплывающий назад. Деревянный корабль вместе со своими надстройками и мачтами быстро уменьшался в размерах. Потом все это как-то враз заслонилось, потерялось из виду, и Женька почувствовал себя между небом и землей. Все окружающее утратило для него реальную основу и воспринималось абстрактно. Наверное, космонавты, оторвавшись от земли, тоже теряют чувство реальности. Со временем это проходит. И у Женьки прошло.
Он смотрел вниз. Внизу лежали пунктирно размеченные улицы — центральный проспект, стадион, вокзал, клуб речников… Он поискал глазами свой дом, нашел и, вздохнув, отвернулся. Сверху город казался незнакомым, чужим. «Все», — сказал себе Женька и не понял, что значит «все». Это слово стучало в висок, пульсировало, оно жило отдельно, само по себе: все, все!.. Для Женьки многое было неясным, даже вот эта поездка куда-то к чертям в горы, где геофизики делают свое дело, вертолетчики — свое. А Женька не имел за душой любимого, настоящего дела, и это как бы лишало его многих прав. Кроме того, он вовсе и не собирался стать летчиком-вертолетчиком, как Скрыякин, или геофизиком, как знакомый отца, от которого несколько дней назад пришло письмо и в отряд к которому Женька сейчас летел. Шраин его фамилия. Шрайн писал, что, если «малыш» имеет желание, пусть приезжает на лето… «Малыш» особого желания не имел, но отказать себе в удовольствии побродить по горам не захотел и летел с таким чувством, словно делал кому-то великое одолжение. Там, в горах, его ждут — не дождутся. Без Женьки там все дела, наверное, затормозились, стоят — не двигаются. «Ну, что ж, поработай, — сказал отец, когда письмо Шраииа было прочитано и обсуждено на семейном совете. — Полезно». А мать погрустнела: «Ну, вот и ты улетаешь…»
— Эй! — свесившись из пилотской кабины, кричит бортмеханик Миха, и зубы у него, редкие и крупные, просвечивают, как старый щелястый забор. — Эй, как ты там себя чувствуешь?
— Ничего чувствую…
— Не тошнит?
— Да ну-у!.. — мотает головой Женька.
— Ну, порядок тогда.
Горы скоро начнутся. Смотри. Горы — это впервые в Женькиной жизни. И много такого еще будет, о чем он скажет: впервые. Вообще, наверное, вся жизнь человеческая состоит из этих «впервые», а иначе жизнь потеряла бы интерес.
Женька вспомнил один школьный диспут.
Они долго и тщательно готовились к этому диспуту, читали соответствующую литературу, подыскивали примеры — один из литературы, другой из жизни… С литературой оказалось проще, литературных примеров хоть отбавляй, а вот из «жизни» никаких примеров вспомнить не удавалось… Программа диспута была разработана заранее, были назначены основные выступающие, задача которых заключалась в одном — задать тон — и они «задали тон», и все потом остались довольны — диспут прошел на славу. Потом даже в газете была заметка о диспуте, и Женькина фамилия упоминалась, была выделена черным шрифтом… Отец прочитал, усмехнулся, очень странно усмехнулся, и так же странно, почему-то с грустью посмотрел на Женьку.
