Это ты, Африка! (СИ) - Кротов Антон Викторович (книги онлайн полные версии бесплатно .TXT) 📗
Водитель, Рафаил, жил в Ставрополье, там, где сходятся границы Ставропольского края, Дагестана и Чечни. Удивил меня оптимизмом и дружеским отношением ко всяким, как принято считать, вредным народам и явлениям. Чеченцы? неопасные люди. Если бы БТРы не патрулировали, никто и не узнал бы, что рядом граница. Возят в Чечню всякий товар, муку возят, нет проблем. Дагестанцы? В нефтепроводы врезаются и солярку продают ворованную. По сорок копеек всего. Гаишники? да все камазисты живут в симбиозе с ними. Ты с ними делишься, а они разрешают тебе ночевать около своих постов.
Пробка казалась безнадёжной. За окном стоял смог из выхлопных газов сотен грузовиков. Настала ночь. Рафаил задремал, а я оставался бдеть, когда освободится дорога. Когда в толпе машин начиналось движение, я будил водителя и мы проезжали метров сто или двести. Гололёд был величайший. По сторонам дороги я насчитал больше десятка перевёрнутых машин. Уцелевшие водители бродили среди сугробов, жгли вонючую резину, грелись, кутались, зябли на зимнем ветру.
Несколько километров мы ехали… тринадцать часов. Надежды на скорое достижение Воронежа не оправдались. Только в полдень первого февраля мы, наконец, миновали пробочный участок и достигли Ельца, и только потом — Воронежа. Здесь оптимистичный камазист Рафаил сворачивал на Валуйки, а я поехал дальше, ожидая быстро миновать за ночь внезапно похолодавший участок России и встретить рассвет уже за Ростовом.
Поздно вечером мне повезло ещё на один неторопливый «Камаз». Я стоял на Лозовском повороте (это в 300 км южнее Воронежа) и пугал катафотами ночной транспорт. Рядом стоял грустный ночующий грузовик и не подавал признаков жизни. Но вдруг он проснулся, и некий нахохлившийся человек вышел оттуда и обратился ко мне примерно с таким вопросом:
— Слушай, браток, ты на Ростов едешь? а у тебя деньги есть? — и видя моё молчаливое удивление, объяснил ситуацию. Водители, двое ростовчан, регулярно ездили в Белоруссию за весьма прибыльным товаром — морковкой. Из-за падения курса российского рубля морковка на этот раз оказалась для них дороже. Большую часть денег потратили, оставив немного на солярку и ГАИ. Но гаишники брали по-чёрному, и деньги кончились совсем. Ростовчане тащились уже целую неделю, разыскивали на стоянках земляков-ростовчан, одолжились где могли, а сейчас застряли — опять на нуле — всего в двухстах километрах от дома. Предложение водителей было таково: я одалживаю им деньги на дорожные расходы, а они по приезде в Ростов мне всё отдают.
Я про себя подумал, что негоже водителям ездить по трассе без денег и высматривать на трассе автостопщиков для своего продвижения… и, конечно же, согласился.
Мы заправились на все имевшиеся у меня рубли и поехали, но на следующем посту ГАИ нас оштрафовали за перевес. Денег у водителей не было; у меня остались только доллары, но ГАИ брать в валюте не хотели, а в ночной деревне, где нас застопили, не было обменников, да и жители имели слабое представление о текущем курсе доллара. Пока торговались с гаишниками и избавлялись от долларов, прошло несколько часов. В общем, лишь утром мы поползли к Ростову.
Ростовские степи. Рыжая прошлогодняя трава, посыпанная вчерашним снегом. Ветер. Говорят, только вчера здесь началась зима, а недавно было до +16! Опять не успел, нужно будет избавиться от водителей-морковников и поехать быстрее на юг.
Морковники ехали медленно, грызли морковку (она уже два дня была их единственной пищей) и жаловались на жизнь. Когда приползли в Ростов, водители разошлись в поисках своих знакомых — у кого бы одолжить и отдать мне тысячу рублей. Итак, когда я стоял на развязках Ростовской объездной, день клонился к вечеру. Я ехал до Ростова более двух суток — настоящий рекорд медленности!
Военный-подводник, ехавший из Севастополя в Кропоткин на новенькой иномарке, прибавил мне оптимизма; а к двум часам ночи я добрался до большого рынка у объездной дороги города Пятигорска на машине, гружёной шампунем. Снег сыпался обильно (опять говорили, что зима наступила только вчера). Тут мне сильно захотелось спать — всё же третья ночь в дороге. Я прошёл пятигорский рынок, набрёл на развалины какого-то колхоза и улёгся спать в сарае с сеном, оставив на снегу цепочку свежих глубоких следов.
Проснулся в шесть утра. Прохладные, вязкие, кисельные сумерки. Тёмные силуэты за окном. Собрал спальник, рюкзак; как вдруг один из заоконных силуэтов зашевелился.
— Стой, стрелять буду!
Я вздрогнул от неожиданности. Оказалось — старик с пустым ведром в руках, колхозный сторож, безвредный, нашёл меня по следам. В его сторожке я поел кашу и направился на трассу.
В Нальчике я должен был обменять образовавшиеся у меня в Ростове рубли на какую-нибудь другую валюту. Обменных пунктов нигде нет, но на Центральном рынке процветает неофициальный ручной обмен. Обменщиков человек двадцать, все стоят рядом, и все похожи: высокие кабардинцы в меховых шапках и длинных тулупах, с квадратными лицами, из которых доносится бормотание: "Доллар менять, доллар…»
Обменщики оказались честными людьми, и я продолжил свой путь.
Последний российский город на моём маршруте — Алагир. Здесь начинается Военно-осетинская дорога. Город наполнен слухами, что трассы через Кавказ закрыты из-за обильного снега. Вот те на! На южном посту ГАИ собралась пробка. Гаишники пропускают только некоторые машины, выбирая их по непонятному мне признаку. Сверху, с гор, периодически проскакивают залепленные снегом южно-осетинские машины. Говорят, что трасса безрадостная, но проехать можно.
Вечером пошёл рейсовый автобус на Бурон (это маленький посёлок повыше Алагира, в горах, но ещё на российской стороне Кавказа). "Не будет машин, переночую, а наутро пойду пешком", — появилась неразумная мысль. К счастью, движение всё-таки открыли. Двое осетин с номерами 15RUS уже в полумраке подбирают меня до Цхинвали.
Начали неспешную кавказскую беседу. Узнали, что у меня есть фотоаппарат. Спрашивают:
— А сфотографироваться можно?
— Не выйдет, темно, а вспышки нет.
— Жаль, а то в Москве напечатал, показал бы: я, мол, с чурками чернорожими. Да?
— Нет, ну что вы, — не согласился я, — не буду так говорить!
— Та, нас же там не будет!.. — отвечали осетины, не особо уверовав в мою искренность.
Два товара идут на экспорт из Южной и Северной Осетии: водка и мандарины.
Все помнят историю осетинского спирта, поток которого пытались перекрыть два года назад. Тогда по ту сторону Кавказа, в Южной Осетии, скопилось фантастическое количество спирта — несколько сотен грузовиков. Таможня не пропускала их в Россию, хотя водители, по слухам, предлагали погранцам огромные взятки. Потом всё же "наука победила", и спирт куда-то пропал. Наверное, провезли в Северную Осетию и переработали в водку.
Вторая статья осетинского экспорта — мандарины. Они попадают в Осетию из Аджарии. Там они идут почти за бесценок, а, перевалив Кавказ, дорожают почти вдвое. Цена на мандарины по ту сторону Кавказа, в Алагире, колеблется в зависимости от погоды. Пришло сообщение, что перевалы закрыты — цена тотчас растёт: все понимают, что подвоза новых сегодня не будет. Расчистили перевалы — мандарины дешевеют обратно.
…На въезде в Южную Осетию с меня как россиянина должны были взять 25 рублей въездного налога. Но шёл такой густой снег, что никто из таможенников и не высунулся из будки, чтобы посмотреть на облепленную белым снегом белую машинку с номерами 15RUS. Два северных осетина ехали в гости к южным.
Мы долго, осторожно спускались с перевала. По сторонам дороги стояли занесённые снегом грузовики. Кое-где виднелись машины колёсами вверх, потерявшие равновесие при спуске. Спустя бесконечно долгое время водители въехали в какую-то деревушку и спросили у меня:
— А ты осетынский пырог пробовал?
Обнаружив моё досадное упущение, водители притормозили у маленькой столовой. В крохотном помещении была печка, топившаяся дровами. Хозяйка непрерывно месила руками тесто, лепила пироги и ставила их в печь. Отогрелись, отъелись — спасибо водителям! — и к полуночи прибыли в Цхинвали.
