Клодиус Бомбарнак (часть сб.) - Верн Жюль Габриэль (библиотека книг txt) 📗

Но скоро уже пять часов. Пора прервать этот поток описательных фраз. Спускаясь в город, спешу на вокзал.

На вокзале столпотворение: армяне, грузины, мингрелы, татары, курды, евреи, русские с берегов Каспийского моря. Одни берут билеты до Баку, другие — до промежуточных станций.

На этот раз ко мне трудно придраться. Ни чиновник, похожий на жандарма, ни даже сами жандармы не смогли бы воспрепятствовать моему отъезду.

Я получаю билет в вагоне первого класса до Баку, выхожу на платформу и направляюсь прямо к поезду. Следуя своей привычке, устраиваюсь в уголке довольно комфортабельного купе. За мной входят еще несколько пассажиров, а вся пестрая разноязычная толпа заполняет вагоны второго и третьего класса. Обход контролера, и двери закрываются. Последний удар колокола возвещает отправление…

Вдруг раздаются возгласы, в которых гнев смешивается с отчаянием. Кто-то кричит по-немецки:

— Подождите!.. Подождите!..

Опускаю окно и смотрю.

Толстый мужчина с чемоданом в руке и нахлобученной на голову шапкой-каской мчится во всю прыть, задыхаясь и путаясь в складках широкого плаща. Он опаздывает.

Железнодорожные служащие пытаются его остановить. Но где там! Попробуйте удержать летящую бомбу. И на этот раз, как всегда, сила оказывается выше права.

Тевтонская бомба описывает параболу и врывается в соседнее купе через дверь, вовремя открытую каким-то любезным пассажиром.

В ту же секунду поезд вздрагивает, трогается с места и постепенно набирает скорость…

Путешествие началось.

2

Должен вам сказать, что отбыли мы с трехминутным опозданием. Репортер, не признающий точности, подобен геометру, пренебрегающему в своих вычислениях десятой долей величины. Три минуты опоздания и помогли энергичному немцу стать нашим попутчиком. Я чувствую, что он даст хороший материал для моих путевых заметок.

В мае под этими широтами в шесть часов вечера еще совсем светло. Я достаю справочник и сверяюсь с приложенной к нему картой, которая позволяет проследить, станция за станцией, весь маршрут от Тифлиса до Баку. Не знать, в каком направлении движется поезд и когда локомотив поворачивает на северо— или на юго-восток, было бы для меня невыносимым, тем более, что скоро наступит ночь, а глаза мои не приспособлены к темноте, как у домашних кошек, филинов и сов.

Из моего путеводителя я прежде всего узнаю, что рельсовая дорога почти параллельна гужевой, соединяющей Тифлис с Каспийским морем. Обе они проходят через Навтлуг, Пойли, Акстафа, Долляр, Елизаветполь, [9] Кюрдамир, Аляты, Баку и пересекают долину Куры. Железной дороге ни в коем случае не следует уклоняться в сторону. По возможности она должна идти по прямой линии. Закавказская дорога полностью отвечает этим требованиям.

Среди перечисленных станций мое внимание привлекает одна — Елизаветполь. До получения депеши от «XX века» я предполагал провести там целую неделю. Такие соблазнительные описания — и только пятиминутная остановка между двумя и тремя часами ночи! Вместо сверкающего под солнечными лучами городского пейзажа увидеть лишь неясные очертания, едва различимые при бледном свете луны!

Отложив в сторону справочник, я начинаю разглядывать своих попутчиков. Нас четверо, и мы, естественно, занимаем все четыре угла нашего купе. Я занял место у окна, по направлению движения поезда.

В разных углах, друг против друга дремлют двое пассажиров. Едва войдя в вагон, они надвинули на глаза шапки и завернулись в одеяла. Насколько я мог догадаться — это грузины и, по-видимому, из породы тех счастливых путешественников, которые способны спать всю дорогу и проснуться лишь по прибытии на место. Из таких людей ничего не вытянешь, для них вагон — не средство передвижения, а просто постель.

Напротив меня — мужчина лет тридцати двух — тридцати пяти, совсем иного типа. В нем нет ничего восточного: рыжая бородка, очень живой взгляд, нос как у гончей, рот, готовый заговорить в любую минуту, руки — обменяться с кем угодно дружеским рукопожатием; это человек высокий, стройный, широкоплечий, с могучим торсом. Уже по одному тому, как он расположился, поставил саквояж и расстегнул клетчатую шотландскую куртку, я узнал англосаксонского «travellera», [10] привыкшего к продолжительным путешествиям и проводящего больше времени в поезде или в каюте парохода, нежели в своем собственном комфортабельном «home», [11] если предположить, что таковой у него имеется. Должно быть, он разъезжает по торговым делам. Я с любопытством наблюдаю, как он выставляет напоказ целую витрину драгоценностей: перстни на пальцах, булавку в галстуке, запонки с искусно вделанными в них фотографическими видами городов, часовую цепь на жилете с бряцающими на ней брелоками. Хотя у него нет ни серег в ушах, ни кольца в носу, я не удивлюсь, если он окажется американцем, больше того, настоящим янки.

Вот мне и не придется сидеть сложа руки. Разве не долг репортера, которому необходимо получить очередное интервью, прежде всего разузнать, кто его попутчики, откуда и куда они едут? Итак, начну с моего соседа по купе. Полагаю, что это будет совсем не трудно. Он не собирается ни спать, ни заниматься созерцанием ландшафта, освещенного лучами заходящего солнца. Если я не ошибаюсь, он настолько же расположен мне отвечать, как я задавать ему вопросы, и наоборот.

Я готов уже приняться за дело… Но тут меня останавливает опасение. А что если этот американец — могу держать пари, что он американец, — окажется репортером, посланным каким-нибудь «World» или «New York Herald» [12] по пути следования Трансазиатского поезда? Это привело бы меня в ярость. Не хватало мне только соперника!

Я продолжаю колебаться. Спросить или не спросить? Скоро наступит ночь. Наконец, решившись, я собираюсь открыть рот, но сосед меня опережает.

— Вы француз? — спрашивает он на моем родном языке.

— Да, сэр, — отвечаю я по-английски.

Теперь-то мы найдем общий язык!

Лед был сломан, и с той и с другой стороны посыпались вопросы. Поневоле вспомнишь восточную поговорку: «Глупец за один час задаст больше вопросов, чем умный за год».

Но так как ни я, ни мой попутчик не выдаем себя за мудрецов, то мы можем болтать, сколько бог на душу положит, перемешивая идиомы [13] обоих наших языков.

— Wait a bit! [14] — говорит мой американец.

Я подчеркиваю этот оборот, так как он будет часто повторяться.

— Wait a bit! Готов биться об заклад — один против десяти, что вы репортер!..

— И вы выиграете!.. Да… действительно репортер. Газета «XX век» поручила мне ознакомиться с новым маршрутом и подробно рассказать обо всех дорожных приключениях.

— Вы едете до Пекина?

— Да, до Пекина.

— Так же, как и я, — замечает янки.

Этого-то я и боялся.

— Мы коллеги? — спрашиваю я, настороженно сдвинув брови.

— Нет… Успокойтесь, сударь… Наши интересы не соприкасаются.

— Клодиус Бомбарнак из Бордо. Рад случаю путешествовать вместе с мистером…

— Фульк Эфринель из торгового дома «Стронг Бульбуль и K°» в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, США.

Он не забыл добавить — США.

Вот мы и представились друг другу. Я — охотник за новостями, а он — искатель… Но чего? Это мне и остается узнать.

Беседа продолжается. Фульк Эфринель, как легко догадаться, понемногу путешествовал везде и, по его словам, «даже дальше». Он знает обе Америки и почти всю Европу. Но в Азию он отправляется впервые. И он все говорит, все говорит, и повторяет свое неизменное «Wait a bit!». Не обладает ли Гудзон тем же свойством, что и Гаронна, поставляющая свету хорошо подвешенные языки?