Золотые Антилы - Северин Тим (читать книги без регистрации .txt) 📗
Характер Гейджа, как нигде ясно, проявляется в его записках о шоколаде, бывшем в то время одним из самых знаменитых и экзотических продуктов Южной Америки. Гейдж обожал шоколад, почти неизвестный его современникам-англичанам. Он сурово распекал своих соотечественников, упустивших из виду столь великолепный товар, укоризненно замечал, что английские каперы мешками выбрасывали за борт захваченный на испанских судах груз бобов какао только потому, что по своему невежеству английские моряки не знали, что делать с этим добром, которое прозвали «овечьими катышками». Для излечения от столь прискорбного невежества Гейдж приводил подробное наставление: как растет какао и как именно его следует готовить. Сам он выпил свою первую чашку шоколада вскоре после высадки в Сан-Хуан-де-Уллоа, и с той минуты шоколад постоянно оставался у него в голове и на языке. Он хвастался, что пил шоколад полдюжины раз в день — за едой, в промежутках и на ночь, когда нужно было бодрствовать допоздна. Он советовал для лучшего вкуса сдабривать его сахаром или корицей, или гвоздикой, или анисом, орехами лещины, миндалем, ванилью и даже перцем. В помощь путешественникам он перечислял несколько способов прессовки какао в удобные для перевозки плитки, от которых в пути можно отламывать куски по мере надобности. Сам Гейдж обзавелся портативным набором для приготовления шоколада, включавшим маленький кожаный мешочек с кусками сухого шоколада, чашки, сахар, пряности и все прочее, необходимое для заваривания напитка в походе. Воистину не будет преувеличением сказать, что «Путешествие» Гейджа, как письменное, так и реальное, с начала до конца отмечено бесконечными чашками шоколада. Он уверял, что креолы и индейцы настолько привержены шоколаду, что иногда трудно бывает расслышать церковную службу за звоном посуды, когда креолки чашку за чашкой прихлебывают шоколад, подносимый им служанками-индеанками. Сам епископ пытался покончить с этим обычаем, издав декрет о запрете пить шоколад во время службы, однако, мрачно намекал Гейдж, епископ вскоре после того скончался, отравленный — подумать только! — чашкой шоколада, поднесенной ему пажом, дружившим с недовольными прихожанами-креолами. И другие американские лакомства, помимо шоколада, приятно щекотали Гейджу нёбо. С любопытством истинного гурмана он попробовал и дикобраза, и игуану. Последняя его несколько разочаровала, поскольку, вопреки своей драконоподобной наружности и раскраске, по вкусу не слишком отличалась от обычного английского кролика. С другой стороны, он громко восхвалял такие кушанья, как гватемальскую озерную форель, мексиканские абрикосы-мамеи, дыни, початки кукурузы, американский виноград и, как ни странно, тошнотворно сладкий плод саподиллы. Последняя, более известная тем, что из ее камеди делается жевательная резинка «Чикл-гам», давала плоды «столь сочные, что, когда их ешь, сок истекает медовыми каплями, а пахнет он как запеченная груша». Гейдж, которому во время трансатлантического плавания пришлось по вкусу акулье мясо, возводил липкую сливу саподиллы в разряд деликатесов Нового Света, при том, что он отважно перепробовал по дороге все кушанья, какие только могли предложить ему Мексика и Гватемала. Единственное гастрономическое поражение он потерпел при встрече с домашним настоем, производившимся индейцами Гватемалы. Это зелье с пугающим запахом, производившееся невесть из чего, оказалось столь мерзким, что Гейдж клялся, будто оно варится в горшке с дохлыми жабами и что его стошнило от одного запаха. К счастью, выносил окончательный вердикт Гейдж, американская пища, хотя и вкусна и обильна, уступает питательностью пище Европы. А потому в Новом Свете человек, наевшись до отвала, вскоре снова чувствует голод и слабость. Само собой разумеется, такой недостаток калорийности послужил Гейджу поводом рекомендовать в промежутках между приемами пищи выпивать по меньшей мере две чашки шоколада.
Кажется, «англо-американец» был к тому же в душе фермером, ибо он никогда не упускал случая описать плодородие Нового Света. От Мехико до Панамы он осыпал читателя подробными описаниями плантаций и посевов, а также землевладельцев, сундуки которых ломятся от сказочных коллекций серебра, и восхвалял рабов, принужденных возделывать землю для испанских хозяев. Он описывал скотоводческие ранчо, такие огромные, что владельцы их сами не представляют величины своих богатств и численности стад, и долины, столь плодородные, что при орошении они дают два урожая в год. На побережьях он видел процветающие рыбачьи поселки, а вокруг каждого городка пышные сады. На нижней ступени социальной лестницы находились индейцы, выращивающие на клочках земли у своих хижин перец чили и маис, а на вершине — владельцы громадных плантаций, где имеется все, от кокосов и древесного хлопка до ванили и кошенили. Для читателя «Путешествия» Гейджа Антилы представляются не столько сказочной страной золота и серебра, какую рисовало «Открытие», сколько огромным садом непревзойденной пышности, где трудолюбивые туземцы возделывают землю для своих господ и ожидают лишь призыва к освобождению от первого же народа, который решится бросить вызов господству над ними испанцев.
Глава 8. «Англо-американец» в Гватемале
Добравшись наконец до провинции Гватемала, Томас Гейдж и его товарищи по побегу с облегчением узнали, что искомое убежище найдено. В городке Чьяпа на границе Гватемалы странники навестили доминиканское аббатство, откуда их перенаправили на встречу с архиепископом, отцом Педро Альваресом, — единственным, кто был властен решить их судьбу. К счастью для беглецов, отец Альварес оказался снисходительным судьей. Он сам родился и учился в Испании и, выслушав рассказ несостоявшихся филиппинских миссионеров, с готовностью простил им непослушание. Гейдж, как обычно сосредоточенный на собственных интересах, догадался, что на решении архиепископа, вероятно, сказалось то обстоятельство, что святой отец и сам десятью годами раньше сбежал из филиппинской миссии при очень схожих обстоятельствах. Альварес распорядился, чтобы Гейджу и его товарищам разрешили остаться священниками в Гватемале, при условии, что они покаются за неповиновение папскому комиссару, отбыв три дня на хлебе и воде. Наказание было чисто символическим даже для человека со столь сибаритскими вкусами, как у Гейджа. Кающиеся напоказ соблюдали пост во время общих монастырских трапез, однако уроженцы Испании вечерами украдкой проносили в кельи Гейджу и его друзьям сласти и чашки с шоколадом. Когда же три дня прошли, беглецы были официально приняты в ряды гватемальских доминиканцев. Причем Гейдж, которому строгое иезуитское обучение в колледже Сент-Омера сослужило хорошую службу, был назначен преподавать молодежи Чьяпы латинский синтаксис и грамматику в монастырской школе.
Чьяпа не произвела на него впечатления. Местечко это было, по сути, всего-навсего разросшимся рыночным городком, тихим, скучным и начисто лишенным изысканных развлечений. Однако сельская простота этого глухого угла не мешала местным богатым креолам держаться с величественным пафосом, и Гейджа, мгновенно проникшегося неприязнью к родителям своих тупоголовых учеников, их напыщенность выводила из себя. «Джентльмены Чьяпы, — жаловался он, — просто воплощение всей гордыни этой страны, смешанной с фантастической простотой, невежеством, убожеством и скудостью. Все они уверяют вас, будто происходят из герцогских родов Испании и по прямой линии от первых завоевателей; однако на самом деле они не более чем шуты умом, способностями и манерами и умы их мелки как стоячий ручей, воды которого не способны перехлестнуть через малый камушек. Простейшее рассуждение вскоре утомляет их слабые мозги, легко заходящие в тупик там, где нужен разум; зато они несутся во весь опор, когда речь заходит о какой-нибудь бессмыслице». В качестве примера тупости обитателей Чьяпы Гейдж приводил историю, будто убедил кого-то из местной знати, что все английские каперы воздерживаются от употребления чеснока, чтобы можно было и ночью учуять испанское торговое судно.
