Греция. Лето на острове Патмос - Стоун Том (версия книг txt) 📗
По всей видимости, отделаться от нее будет не так-то просто. Совсем как от петуха.
С другой стороны, она относилась к той категории людей, которые изначально настроены на скандал. Почтительное отношение к ним полностью их обезоруживает.
— Ах да, — произнес я, отходя от первого потрясения, — так вы мадам Буссе! Как же я рад наконец-то с вами познакомиться. Не желаете ли вы зайти на чашечку кофе?
Ее глаза на мгновение озадаченно распахнулись.
— Нет! — Решительной походкой она обогнула меня и направилась вдоль террасы.
Мы с Еврипидом, словно два лакея, неотступно следовали за ней. Еврипид чуть слышно бубнил, извиняясь передо мной:
— Тома, клянусь, я не знал, кто она такая!
Мадам Буссе замерла на мгновение на террасе, кинув взгляд через поля в сторону моря, поблескивавшего в лучах утреннего солнца где-то в трехстах метрах от нас. Затем она направилась в сад к колодцу, обсаженному пихтами. Там она снова остановилась и огляделась.
— Когда-то я сюда приходила маленькой девочкой, — промолвила она, когда я подошел.
Я молчал, ожидая продолжения, но больше она так ничего и не произнесла.
Я спросил, не принести ли ей стул.
Она повернулась ко мне. Взгляд ее чуть смягчился.
— Да, — ответила она, — спасибо.
Наконец она согласилась выпить чашечку кофе, но при этом наотрез отказалась зайти в дом. По ее словам, он принадлежал мне, а вот колодец в окружении пихт — ей.
Вскоре пришла Даниэлла, разглядевшая с террасы домика на холме странную фигурку в черном, сидящую у нас в садике на стуле и потягивающую кофе.
Мадам Буссе, погрузившись в размышления, провела у нас в садике за чашечкой кофе около часа. Все это время мы наблюдали за ней из дома, а Еврипид стоял у нее за спиной, словно слуга, которым, как дама полагала, он и являлся.
Когда я принес ей еще кофе и подвел Даниэллу с Сарой познакомиться, мадам кое-что поведала о своей жизни. Она выросла в Египте и в семнадцать лет вышла замуж за одного из проживавших там греков. Ее муж, потеряв все после революции Насера, заболел раком и умер, и вот теперь она жила на Родосе в крошечной квартирке наедине с парой безделушек и воспоминаниями — ничего больше забрать из Египта ей не позволили.
Она лелеяла воспоминания о том, как однажды летом давным-давно, когда была еще маленькой девочкой, приезжала сюда в этот домик. По словам мадам Буссе, она была одета в белое платьице, а на голове у нее была шляпка с розовой лентой.
Нам представлялось абсолютно ясным без всяких лишних слов, что она никогда не откажется от этой ниточки, связывающей ее с детством и византийским наследием, от этой полянки возле колодца под сенью пихт…
Вдруг она резко встала и объявила, что уходит. Она поблагодарила меня за кофе; повернувшись к Даниэлле, произнесла по-французски: «Я очарована», погладила по голове годовалую Сару, вцепившуюся мне в брючину, и подняла на меня глаза.
— Я поговорю со своими адвокатами, — заявила мадам Буссе.
С надменным видом она направилась по тропинке к калитке. За ней следовал Еврипид.
На протяжении долгих месяцев мы ждали от нее вестей, но она так и не дала о себе знать. Остается только предположить, что череда неприятных событий, последовавших после ее исчезновения, явилась результатом вольного или невольного сглаза, како махти, который она навела на нас своей завистью. Глаза для порчи у нее были самые подходящие — голубые.
Все началось с того, что я вложил деньги в греческий сухогруз. Успехи на фондовом рынке вскружили мне голову, и я, решив, что в принципе не могу допускать ошибок, спросил Мелью, не позволит ли мне ее брат, владевший несколькими кораблями, инвестировать в его бизнес десять тысяч долларов. Брат, истинный джентльмен, проживавший в Лондоне, согласился взять мои гроши. Через несколько недель бизнес с грузовыми перевозками резко пошел под гору, а через два года брат Мельи, вернув мне окружными путями половину вложенной суммы, вынужден был объявить остальным дольщикам о банкротстве.
Тем временем я снова купил на все оставшиеся деньги акций, но рынки, вместо того чтобы расти, падали. Нам удалось купить дом у семейства Комненусза семь тысяч долларов. Ремонт — новые окна, крыша, водопровод, электричество — обошелся нам еще в три тысячи. После расходов, связанных с рождением Сары, у нас оставалось около десяти тысяч. Однако, сами понимаете, это была уже не та сумма, с которой чувствуешь себя уверенно.
С другой стороны, теперь, когда мы переехали в новый дом и жили в роскоши, нас уже мало что волновало. Нас окружал настоящий райский сад, в котором росли груши, миндаль, виноград, инжир, орегано, розмарин и тимьян, не говоря уже о самых разных овощах, которые выращивал живший по соседству крестьянин.
Вам никогда не объяснить, в чем вся прелесть наслаждения, когда лакомишься собственными, только что сорванными помидорами и молодым, нежным картофелем, который готов буквально через несколько минут после того, как его выкопал. Это надо пережить самому. Мало кто изведал, как я, то пьянящее чувство, которое переполняет тебя, когда ты делаешь собственное вино и давишь виноград из собственного сада голыми ногами, топчась в бетонной лохани по колено высотой.
Нам и в голову не приходила мысль о том, что когда-нибудь мы этого лишимся.
А потом наступил момент, когда мы еле наскребли денег, чтобы вернуться в Ретимно, момент, когда к нам пришло осознание того, что идиллия подошла к концу.
И вот мы снова вернулись на лето в старый домик на холме, совсем как мадам Буссе погрузившись в мир призрачных воспоминаний, а домик семейства Комненусвыглядел столь же заброшенным, как и вначале, в тот первый раз, когда я впервые его увидел, — окна закрыты ставнями, а двери заперты. Новые владельцы из Голландии пока так и не решили, есть ли у них время и желание съездить на Патмос в этом году.
Неужели мы лишились нашего домика из-за зависти мадам Буссе? Нам это было не дано узнать, равно как и о том, кто стал ответственным за неприятности, с которыми я вскоре столкнулся в «Прекрасной Елене».
Тох како махти
В какой-то момент мне казалось, что сбываются самые невероятные мои мечты.
Выяснилось, что одна женщина, регулярно столовавшаяся у нас в таверне всю последнюю неделю июня, работает в афинской газете, выходящей на английском языке. В начале июля она опубликовала там статью с фотографиями о Патмосе, не забыв и про таверну «Прекрасная Елена», дав нам самый благоприятный отзыв. Кроме того, в своей статье она поведала и об американце, который этой таверной управляет.
В связи с этим помимо обычного наплыва туристов, являвшегося рядовым делом с наступлением сезона, к нам стали приходить еще и люди, узнавшие о нашем существовании из статьи.
Я был в восторге. Я даже стал подумывать о том, чтобы выкупить наш домик назад. С другой стороны, мои друзья-греки, истово верящие в сглаз, порожденный силой зависти, лишь кидали мельком взгляд на статью с фотографиями и тут же переводили разговор на другую тему. Я улыбался, довольный тем, что не верю в столь вздорные и нелепые предрассудки.
В конце первой недели июля за мной пожаловала полиция.
Дело было в воскресенье, стояло время обеда, и у нас было битком посетителей. Я, как всегда, у всех на виду накрывал столик у дороги. Вдруг аккурат рядом с ним остановилась полицейская машина.
— Я су! — величественно поприветствовал я приехавших, держа в обеих руках по тарелке.
Полицейские открыли дверцы и вышли из машины. Солнечные очки на их лицах мрачно поблескивали на ярком солнце. Несмотря на жару, они были одеты по всей форме, в пиджаках и с галстуками. Для полноты образа не хватало разве что пистолетов в кожаных кобурах.
На подавляющем большинстве греческих островов полицейские очень дружелюбны и становятся столь неразрывной частью местного общества, что их постоянно переводят с одного острова на другой из опасения, что служители закона в силу дружеских или, мягко скажем, каких-либо других связей более финансово-деликатного свойства утратят такое важное для них качество, как объективность. В появлении полиции здесь, как и в любом другом ресторане, не было ничего необычного — есть же им где-то надо. Однако за все лето они еще ни разу не были в «Прекрасной Елене», да и не похоже было по их внешнему виду, что они приехали отобедать.
