Искусство острова Пасхи - Хейердал Тур (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
А через несколько дней Пакомио по секрету сказал мне, что покажет одну пещеру. На мой вопрос, известен ли ему вход, он с улыбкой заговорщика ответил утвердительно. Однако дни шли, а Пакомио все никак не мог решиться назначить точный срок похода в пещеру. Тем временем в деревне начали открыто говорить про пещеры, после того как эта тема перестала быть тайной в нашем лагере в Анакене. Пакомио начал колебаться — дескать, он не знает точно, существует ли тайник, но я-то чувствовал, что у него просто пропала охота доводить до конца свою затею. Когда же из Анакены на наши головы свалилась новость, что членам экспедиции уже показывали секретные пещеры, он окончательно изменил позицию и стал уверять, что в наши дни никому не известен путь к тайникам. Сдается мне, вся эта шумиха его напугала. Пакомио — старый человек, к тому же сын Ангаты, немудрено, что он с таким почтением относится к вере и суевериям предков.
Перед этим Хосе, не вдаваясь в подробности, рассказал мне, будто Педро Атан отыскал вход в старую пещеру. Старик Тимотео Пакарати, еще до того как пещерные тайники перестали быть загадкой, тоже рассказал мне по секрету, что знает про одну пещеру на равнине около Рано Рараку. Вместе с ним и Хосе я осмотрел это место, примерно в 250 м на восток от вулкана и метрах в 100 к востоку от дороги на Хоту-ити. Указания Тимотео были достаточно определенными, он утверждал, что узкий вход в пещеру находится в пределах указанного им участка диаметром около 20 м. Дескать, один покойный родич побывал в этой пещере и сообщил, что в ней лежит много странных «фигур». По словам Тимотео, пещера принадлежала роду Тепано. Ни Хосе, ни Тимотео не были расположены доводить до конца поиски входа.
Не один раз мои рабочие на раскопе в Рано Рараку по своему почину рассказывали мне, что на острове есть множество пещерных тайников с «разными предметами»».
Благодаря тесному общению с рабочими-пасхальцами тот же Шёльсволд первым заметил, что местные жители далеко еще не избавились от суеверий. Он сообщил, что их поведение определяется этими суевериями: есть множество вещей, которые они должны или, напротив, не должны делать во избежание беды. Например: «Ложась ночью спать, пасхальцы всегда накрывают голову. Объясняют, что это делается затем, чтобы не видеть бродящих в темноте аку-аку. Я часто навещал рабочих в их лагерях вблизи Рано Рараку и всегда видел, что они, ложась спать, либо укрываются одеялом с головой, либо кутают голову в одежду. Особенно опасным считалось ходить в кратере Рано Рараку после наступления темноты. Если пасхальцы навещали меня поздно вечером, они никогда не приходили в одиночку; их поражало, как я решаюсь оставаться один внутри кратера. Гости часто уверяли, будто слышат поющих в зарослях тоторы на кратерном озере аку-аку; в таких случаях они боялись выходить из палатки и уговаривали меня не делать этого. Особенно опасной считалась одна статуя внутри кратера, о которой говорили, что у нее «дурная рука». Они приходили в ужас, если кто-нибудь перешагивал через лежащего человека— такой поступок был чреват бедой».
Суеверие, о котором первым сообщил Шёльсволд, стало явным для всех нас по мере расширения наших работ. Снова и снова слышали мы одну и ту же историю: наша группа сразу по прибытии разбила лагерь там, где некогда жил первый пасхальский король Хоту Матуа, и мы сами признались, что нам это было известно; мы произвели там раскопки и показали пасхальцам скрытые глубоко в земле сооружения и изделия, о которых современные жители острова не подозревали; мы разослали своих людей в разные концы, и они откопали большие статуи, о которых никто не знал, потому что они лежали под землей. Как могли иноземцы найти эти скрытые вещи? Не иначе как они сами или их духи побывали на острове в стародавние времена, когда все это еще находилось над землей. Постепенно подозрения сосредоточились на моей особе. Во-первых, я возглавлял экспедицию, во-вторых, пасхальцам было известно, что много лет назад я проплыл мимо их острова на древнем плоту. Некоторые из них даже требовали от патера Энглерта и от экспедиционных археологов подтверждения, что начальник экспедиции — представитель их собственного племени, который вернулся в свою древнюю обитель в долине Анакены. Волнение возросло до предела, когда мы поручили бригаде длинноухих поднять большую анакенскую статую. Вечером семнадцатого дня этих работ к своим двенадцати родичам явилась из деревни старуха Виктория Атан и на некотором расстоянии от спины истукана выложила из камешков магический полукруг, чтобы статуя, которой назавтра предстояло утвердиться на своем узком основании, в последнюю минуту не опрокинулась. Перед тем, как уйти, она подарила мне старинный рыболовный крючок из камня — бесценный, чрезвычайно редкий образец. Хотя она уверяла, что «нашла» крючок в тот же день на склоне холма близ нашего лагеря, на самом деле он, конечно, много лет хранился у нее. Позднее племянник Виктории, Хуан Атан Пакомио, принес еще два превосходных древних крючка и один незаконченный образец и признался, что прятал их в пещере (Heyerdahl, 1961, р. 417–418, figs. 102 d, е, 103 i; наст, том, фото 15 f).
Каменные фигурки Эстевана Пакарати
Но еще большую роль для всего последующего хода событий сыграл неожиданный визит, который нанес мне в ночь на 26 января 1956 года молодой пасхалец, Эстеван Пакарати. Он был в числе двенадцати длинноухих, поселившихся в пещере около нашего лагеря на время подъема статуи. Как и другие члены бригады, Эстеван был очень благодарен за яркие ткани и обильные угощения из нашей кухни. В упомянутую ночь Эстеван незаметно прокрался из пещеры в наш лагерь, тихонько поскребся в палатку, где устроился я со своей семьей, и шепотом попросил разрешения войти. Вся деревня, сказал он, уверена, что я послан на остров, чтобы принести им удачу. Затем Эстеван вручил мне обернутую бумагой скульптуру — реалистическое изображение курицы. Он пояснил, что принес ее не для обмена, что это подарок от жены в благодарность за сделанное нами добро, но попросил спрятать каменную курицу и никому не показывать. Скульптура (К-Т 1257) производила впечатление недавно изготовленной; судя по светлой поверхности, ее мыли и чистили песком. От камня исходил едкий запах дыма. Меня изрядно удивила просьба Эстевана спрятать подарок жопы, чтобы его никто не увидел. Не менее удивительно было то, что это маловыразительное изделие не вязалось с обычным представлением о пасхальском искусстве. Немудрящее изображение самой обыкновенной курицы, ничего общего с традиционными имитациями старинных изделий.
На другой день Эстеван принес ночью еще одну вещицу, но теперь это была каменная плитка с рельефным изображением типичного пасхальского птицечеловека с яйцом в руке (К-Т 1256). Хотя этот камень тоже был влажным и пах дымом, его скребли не так усердно, как предыдущий. В обоих случаях мне бросилось в глаза странное волнение Эстевана, необычными были также мотивы и исполнение скульптур; словом, это было совсем не то, что обычная торговля сувенирами и подделками для туристов. Эстеван настаивал на том, чтобы мы поскорее спрятали и эту вещь. Странно, ведь он уверял, что оба камня принадлежали его жене, отнюдь не пытаясь создать впечатление, что речь идет о древних изделиях, представляющих особую ценность.
Мне казалось, что Эстеван придает своим дарам значение, которого они никак не заслуживают. Особенно курица — что в ней интересного для собирателя? Она выглядела совершенно чужеродной, это не была даже имитация пасхальских вещей.
И почему эти секретные визиты ночью, почему подарки надо прятать? Почему Эстеван не предложил меняться, как обычно делали все пасхальские резчики? Если он хотел выдать эти скульптуры за старинные, почему ни слова не сказал и почему не имитировал патину, а принес только что вымытые камни, подсушенные над огнем? Ответы Эстевана на мои вопросы звучали маловразумительно. Дескать, скульптуры вырезал еще его покойный тесть Хуан Арики, а теперь жена их почистила, потому что они долго пролежали дома на полке. Позже мы узнали, что Хуан Арики в 1935 году еще был жив и считался на острове одним из лучших резчиков по дереву. Он изготовил целую серию моаи кавакава для Франко-Бельгийской экспедиции, но никогда не предлагал ее членам чего-либо похожего на полученные мной каменные скульптуры (Лавашери, личное сообщение, 11мая 1968 года).
