Япония. Год в дзен-буддийском монастыре - ван де Ветеринг Янвиллем (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Ko-сана я знал как смирного монаха, который молча и покорно выполнял всё, что ему велели. Он привлёк моё внимание тем, с какой молниеносной скоростью карабкался по деревьям. Ели в саду регулярно обрезали и подстригали, и Ko-сан, у которого имелась для этого специальная обувь с резиновыми подошвами, взбирался на дерево так, словно в предыдущей жизни был белкой. Я заметил, что он довольно часто пропускал занятия медитацией, так как в зале он сидел прямо напротив меня и, когда его не было, в однообразном ряду чёрных фигур появлялась дыра.
Я помог Ko-сану донести чемодан и спросил, куда он едет.
Он пробормотал что-то о доме и больном желудке, но выглядел настолько подавленным, что я понял, что случилось нечто более серьёзное, чем простой уход из-за болезни.
Хан-сан объяснил, что случилось.
— Проблемы, — сказал он. — Его боли в желудке — как твоя боль в горле, когда тебе неохота идти среди ночи на медитацию.
— Но я всего-навсего переехал, — запротестовал я, — а Ko-сан уезжает насовсем.
— Да, — сказал Хан-сан. — Сегодня его выгнали. Настоятель со старшим монахом вызвали его к себе — и вот результат. Отцу он скажет, что физически слишком слаб для монастырской жизни, и займётся, полагаю, сельским хозяйством, но потом, возможно, вернётся.
Хан-сан на этом прервался: он был занят, его куда-то позвали, а в главном храме ударил колокол, возвещавший начало медитации.
Питер и Джеральд рассказали мне позже, что изгнание монаха довольно обычное дело. Иногда монах старается изо всех сил, но ему мешает какая-то внутренняя преграда, и он не способен добиться успеха. Монастырское начальство в таком случае пытается спровоцировать прорыв, причинить внезапный шок и изменить обстановку. Бывает, монах уходит по собственному желанию. Возможно, он найдёт другого учителя, который окажется ему ближе, который будет чем-то на него похож. Возможно, вообще прекратит своё обучение или будет думать, что прекратил.
— Коан продолжит действовать внутри него, — сказал Питер. — Коан — это бомба с очень сложным часовым механизмом, и когда-нибудь, иногда годы спустя, эта бомба взорвётся. С монахом многое может случиться, но работа наставника никогда не проходит даром.
— Но когда взорвётся эта бомба? В этой жизни? В следующей? И разве не нужно монаху или бывшему монаху что-нибудь сделать, чтобы вызвать взрыв? Разве это механизм, который работает сам по себе?
Питера мой вопрос рассмешил.
— В этой жизни, в следующей жизни… Ты слишком много читал. Ты никогда не думал о том, что времени, возможно, не существует? Что нет ничего, кроме «сейчас»? «Сейчас» ты можешь что-то сделать. «Сейчас» — это вечность. И если «сейчас» ты ничего не сделаешь, ничего и не случится.
Это был один из тех ответов, исходящих, как я чувствовал, из одной реальности, которые были мне совершенно бесполезны, поскольку, как только я начинал в них разбираться, их смысл оказывался за пределами моего понимания.
Переезд не занял много времени и труда. Я приехал в монастырь с одним чемоданом и с одним чемоданом уехал. Питер погрузил мой чемодан на свой мотороллер, я сел на трамвай. Он жил в получасе ходьбы от монастыря, в доме с четырьмя комнатами и большим садом. Питер торжественно ждал меня у ворот. Он показал мне мою комнату, широкую просторную комнату с нишей, в которую японцы вешают свитки с картинами или надписями, ставят вазу с одним цветком или с красиво расположенными веточками и засохшими цветами.
Он назвал вполне приемлемую сумму, которую я буду платить ежемесячно, и повёл к себе в комнату, где предложил мне подушку (ни стульев, ни другой европейской мебели там не было, он жил в японской обстановке) и налил кофе. Я почувствовал себя как при посещении настоятеля и решил говорить как можно меньше.
— Ты здесь, — сказал Питер, — потому что этого захотел наставник. Мне такая мысль и в голову бы не пришла. Я всегда жил сам по себе, мне это нравится. Тем не менее я буду выполнять своё задание как можно лучше. Надеюсь, мы будем полезны друг другу.
Он вопросительно посмотрел на меня, я кивнул. Его приветствие звучало не слишком дружелюбно, но, возможно, дружелюбие не является особенностью дзен-буддизма.
— Прежде всего тебе надо составить распорядок дня. Вот карандаш и тетрадь. Записывай то, что я скажу, если что-то не понравится, обсудим позже. Так. В три тридцать утра нас ждёт настоятель. До этого мы должны помедитировать. Идти до монастыря полчаса, так что вставать тебе придётся между двумя пятнадцатью и двумя тридцатью.
«Здравствуйте», — подумал я. В монастыре я вставал в три утра, лучше не стало.
— Полчаса на дорогу — это слишком много, — продолжал Питер. — Тебе придётся достать какой-то транспорт, поскольку я не собираюсь возить тебя на мотороллере — это повредит сосредоточенности, и моей, и твоей. У моего приятеля есть старый мотороллер, который он отдаст мне за просто так, и мастерская за углом, где его фунтов за двадцать-тридцать починят. Таким образом, у тебя будет надёжный транспорт, а это значит, что ты сможешь вставать на полчаса позже. И назад будешь добираться быстрее. Когда вернёшься, будем завтракать, я буду готовить, ты мыть посуду. Потом будем вместе убирать храм, пока ты не научишься делать это сам.
Так оно и пошло. Весь день был аккуратно нарезан на кусочки, разбит по минутам. Каждый день получалось по меньшей мере три часа медитации сверх той, которой я каждый вечер занимался в монастыре. Было время для работы в саду, для уроков японского, для похода по магазинам (это тоже входило в мои обязанности) и для отдыха в комнате, два раза в день по полчаса.
После нескольких незначительных изменений мы составили распорядок дня, и Питер попросил меня аккуратно его переписать и прикрепить кнопками на дверцу моего шкафа.
— Теперь послушай меня, — сказал Питер, — ибо то, что я скажу сейчас, может тебя, человека простодушного, удивить. Этот распорядок нам ни к чему. У нас не будет ни одного дня, который мы проживём по расписанию, которое только что составили. И это совершенно логично, поскольку мы не оставили в нём места для неожиданных событий. Допустим, к нам придут гости или мы будем работать в саду и задержимся там. К тому же я не могу всё время находиться рядом с тобой и контролировать тебя, и потому ты можешь просто ускользнуть к себе в комнату, чтобы выспаться или часок почитать. Так вот, когда ты проснёшься и вспомнишь о своём расписании и о том, что ты принимаешь участие в обучении, которое куда-то ведёт, подойди тогда к шкафу. Всё, что тебе нужно сделать, — это взглянуть на часы, найти нужное место в расписании и делать то, что ты должен делать. Понимаешь меня?
Десять лет, проведённые в Японии, оставили на Питере свой след. Японское общество перегружено писаными и неписаными законами, но в каждом законе имеется лазейка, в которую можно выскользнуть, так что жизнь продолжается и число самоубийств остаётся незначительным.
— В таком случае, — сказал Питер, — взгляни, что ты сейчас должен делать по распорядку дня.
Я пошёл в комнату и вернулся оттуда с улыбкой на лице. Сейчас полагалось спать.
— Прекрасно, — сказал Питер, — я тоже пойду посплю. Когда проснёшься, можешь приготовить чай, а после чая поработаем в саду.
Я расстелил на полу спальный мешок, сунул туда подушку, поставил пепельницу так, чтобы до неё можно было дотянуться, завёл будильник и закурил. Вошёл Питер.
— Эй, — сказал он, — только не это. Курение — дурная привычка, да и к тому же опасная. Дома легко спалить, они сделаны из дерева, соломы и бумаги, ты ведь знаешь.
— Я всегда курю перед сном.
— И никогда не устраивал пожар?
— Никогда.
— Ну хорошо. Тебе придётся выкроить время ещё и для своих привычек.
Неплохое начало. Я докурил сигарету, аккуратно загасил окурок, перевернулся на другой бок и тут же уснул. После получаса сна, так мне говорили в монастыре, значительно возрастает сопротивление к дневным нагрузкам. Старший монах даже научил меня нескольким упражнениям, чтобы быстрее засыпать, но мне они были ни к чему. Вполне достаточно было закрыть глаза, зевнуть, глубоко вздохнуть — и я уже сплю. Если меня сразу после этого будят, я чувствую себя так, словно меня вытащили с края Вселенной. Я сменил три будильника, прежде чем нашёл достаточно громкий, да и тот приходилось ставить в металлическую тарелку вместе с кучей мелочи.
