Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии) - Ганзелка Иржи (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Молодые арабы в Триполи охотно прощают египетским актерам аффектированную жестикуляцию и неестественную мимику. Для них значительно важнее тот факт, что так может жить человек, который исповедует тот же коран, что и они.
Кавалерийский хлыст при выдаче заработной платы
В Ливии мы встречали итальянцев, которые и теперь, после проигранной войны, оправдывали империалистическую политику Италии, безмерную агрессивность и жестокость режима Муссолини и его нападение на Эфиопию в 1935 году. Доводы, к которым они до сих пор прибегают, защищая фашистский режим, типичны для них.
По их мнению, Ливия требовала слишком больших затрат, чтобы стать экономически активной частью империи, тогда как природные богатства и уровень заработной платы в Эфиопии позволяли «использовать» эту страну со значительно большей интенсивностью. Нам удалось близко познакомиться с причинами, которые позволили создать в Ливии громадные латифундии и применять капиталистические методы ведения хозяйства.
Мы присутствовали при выдаче заработной платы арабским рабочим на одной из таких латифундий, где хозяйство велось по последнему слову агротехники с применением новейших методов. Здесь была своя электростанция, несколько многоводных колодцев, достигавших глубины 800 метров, безукоризненная в санитарном отношении маслобойня, перерабатывавшая ежедневно до 15 тонн олив, подземные склады в виде обширных бетонированных хранилищ, просторные конюшни и другие хозяйственные строения. Общая площадь хозяйства составляла 1300 гектаров.
Владельцу латифундии принадлежало еще несколько хозяйств, общая площадь которых приближалась к трем тысячам гектаров. Он владел обширными насаждениями олив, апельсинов, миндальных, лимонных деревьев, плантациями земляного ореха, виноградниками и огородами. Ни землевладелец, ни управляющий не могли нам ничего сказать о размере ежегодного урожая. Они просто не знали этого. Несколько тонн апельсинов или несколько гектолитров оливкового масла ничего не значили по сравнению с тысячами деревьев и бескрайними просторами полей.
Тем больше удивились мы той пунктуальности, с какой велись ведомости заработной платы. Составлены они были не по именам рабочих. Арабские имена не интересовали итальянского помещика. Его заботила лишь окончательная сумма недельных выплат. Размер этих выплат был чудовищно мал. Заработная плата выдавалась на рабочую группу, состоящую из четырех-шести человек, которым нужно было отработать в среднем по 60 часов в неделю.
За час с лишним до выдачи зарплаты перед небольшой канцелярией управляющего имением собралась толпа оборванных рабочих. Мужчины стояли отдельно от женщин и детей. Все как один худые, в жалких лохмотьях, терпеливо ожидали они денег. Араб, помощник управляющего, кавалерийским хлыстом отгонял всех, кто приближался к столу ближе чем на три метра. Дети и женщины с исхудалыми лицами жадно следили за руками итальянца-управляющего, пересчитывавшего измятые и замасленные банкноты. Все тянулись к деньгам, хотя знали, что заработную плату получит староста группы, который сам разделит ее между остальными. Мы внимательно следили за выдаваемыми суммами. Заработок группы из четырех-шести человек колебался от 100 до 250 лир. Одна такая группа, состоявшая из трех женщин и трех девочек, получила рекордную сумму — 270 лир, то есть на каждую работницу приходилось по 45 лир. Это получал человек за неделю труда, в то время как килограмм хлеба стоил 20 лир!
Теперь нам стало понятно, откуда берутся миллионные состояния итальянских помещиков, которые до тошноты надоедают жалобами на тяжелые последствия проигранной войны. Они тоскуют по Эфиопии, где оплата труда была значительно ниже. Там они могли беспрепятственно вводить подлинно рабскую систему труда.
Нам были понятны старания хозяина латифундии, который спешил увести нас от этого компрометирующего зрелища, предлагая стакан охлажденного вина. Он хотел показать нам результаты колониальных усилий итальянцев, которые превратили пустыню в рай на земле, но не рассчитывал, что мы придем как раз во время субботней выплаты зарплаты, наглядно показывающей, как и для кого создавался этот рай.
Обуреваемые ненасытной жадностью, владельцы ливийских латифундий не останавливаются и перед эксплуатацией своих соотечественников. Сотни старых поселенцев не имеют средств, чтобы переждать послевоенный кризис. В течение 15–20 лет трудились они со своими семьями на новых участках, но так и не смогли за это время выплатить даже части тяжелого ипотечного долга. Английская военная администрация оказалась преемницей финансовых учреждений потерпевшего поражение режима. Англичане понимали, что у них почва горит под ногами и что им здесь долго не удержаться. Поэтому они стремились за короткое время оккупации, которое им оставалось, выжать из страны как можно больше. Они потребовали от мелких землевладельцев немедленного погашения долгосрочных кредитов, как только поняли, что у владельцев латифундий имеется достаточно средств, чтобы скупить с аукциона за оставшуюся часть долга хотя бы лучшие из концессий. И вот мелкие землевладельцы после долгих лет лишений и труда оказались без средств в бывшей колонии, а их хозяйства перешли в собственность помещиков, располагавших избытком капитала. Контрасты усиливаются с исключительной быстротой. Отдельным личностям, непрерывно богатеющим и укрепляющим свою мощь, противостоят беспомощные толпы, нищие и бессильные в своей разобщенности, причем более многочисленных арабских рабочих обессиливает их неграмотность.
Вот когда становится предельно ясным, почему рабочие на ливийских фермах работают 60 часов в неделю за плату, которой в лучшем, исключительном случае хватит на два с половиной килограмма хлеба.
Минуты, проведенные среди арабских рабочих в ливийском поместье, открыли нам новые потрясающие факты. Но только в заключительном разговоре с ее владельцем, итальянцем, мы увидели всю глубину безмерного эгоизма и цинизма этого представителя бесчеловечной колониальной системы. Последняя война вынудила его бежать из Эфиопии. Он говорил о войне с отвращением, ругал Грациани и Бальбо.
За то, что они ввергли Италию в агрессивную войну?
Нисколько. Только за то, что они делали это «неумело».
— В следующую войну, синьоры, в следующую войну мы должны учесть этот опыт, оплаченный дорогой ценой, — твердил он.
— Вы верите, что будет новая война?
— Разумеется. Война должна быть. Войны были и будут. Это такой же неизменный и постоянный закон, как земное притяжение!
— Да, но ведь каждая война стоит больших жертв. В последнюю войну, например, была разрушена половина Италии. И потери у вас были немалые.
— Вы рассуждаете, как слабые люди. Война — это естественное средство отбора. Слабый в войну погибает, а сильный выплывает на поверхность. И так везде — на фронте, в политике, в экономике. Меня война устраивает.
Синьор Пьячентини, триполитанский помещик, недоволен второй мировой войной. Он, видите ли, вынужден «прозябать» всего лишь на 4300 гектарах земли в Триполитании, так как его фашистская партия не сумела выиграть агрессивную войну. Он разочарован последней войной, ибо вынужден был оставить значительно более обширные и доходные латифундии в Эфиопии.
Синьор Пьячентини мечтает о новой войне, которая открыла бы ему дорогу к новым колониям. Война его устраивает, так как для него понятие о совершенном человеке совпадает с понятием о хищнике.
Синьор Пьячентини мечтает о новой войне, ибо он полон бессердечного эгоизма и жадности, которые задушили в нем последние остатки человечности…
