Упрямец Керабан - Верн Жюль Габриэль (электронные книги без регистрации .txt, .fb2) 📗
Но сколь ни быстро было совершено насилие, оно все же привлекло внимание нескольких слуг, работавших в садах. Один из них услышал крик Амазии и тотчас же поднял тревогу.
В это время банкир Селим возвращался домой. Ему сообщили о происшедшем. Крайне взволнованный, он бросился искать дочь. Но та исчезла. Видя, как тартана продвигается, чтобы обогнуть южную оконечность маленькой бухточки, Селим понял все и побежал сквозь сады по побережью — он знал, где, совсем близко, должна была пройти «Гидара», чтобы избежать скал.
— Негодяи! — кричал он. — Похищают мою дочь! Моя дочь! Амазия! Остановите их! Остановите!
Выстрел с палубы «Гидары» был единственным ответом на его призыв.
Раненный пулей в плечо, Селим упал. Через несколько мгновений тартана, уносимая свежим вечерним бризом, исчезла в открытом море.
Глава двенадцатая,
Запряженная свежими лошадьми почтовая карета покинула Одессу около часа после полудня. Господин Керабан занимал левый угол кабины, ван Миттен — правый, Ахмет поместился посередине. Бруно и Низиб устроились в кабриолете, где большую часть времени они посвящали сну.
Веселое солнце оживляло сельский пейзаж, а вода моря темной голубизной контрастировала с сероватой поверхностью скал побережья.
В кабине царила такая же тишина, как и в кабриолете, но если наверху дремали, то внизу размышляли.
Господин Керабан с наслаждением погружался в свои мечтания и думал только о той шутке, которую он собирался сыграть с оттоманскими властями.
Ван Миттен раздумывал о непредвиденном путешествии и все время спрашивал себя, почему он, гражданин батавских провинций, оказался заброшенным на прибрежные черноморские дороги, когда мог спокойно остаться в предместье Пера в Константинополе.
Ахмет, как известно, добровольно принял участие в этой поездке. Он твердо решил не жалеть кошелька своего дяди во всех случаях, когда при помощи денег можно будет избежать задержки или препятствия. При этом ехать возможно более коротким путем и — быстрее, быстрее!
Молодой человек перебирал в уме все эти возможности. И тут, огибая маленький мыс, он заметил в глубине бухты виллу банкира Селима. Его взгляд задержался на ней, вероятно, в тот момент, когда глаза Амазии были устремлены на него и, возможно, их взгляды пересеклись.
Затем, решив затронуть одну из деликатнейших проблем, Ахмет обратился к своему дяде с вопросом, достаточно ли тщательно тот наметил все детали маршрута.
— Да, племянник, — ответил Керабан. — Мы все время будем следовать по дороге, огибающей побережье.
— И сейчас мы направляемся…
— В Коблево, в дюжине лье от Одессы. Я рассчитываю прибыть туда сегодня вечером.
— А побывав в Коблево? — продолжал спрашивать Ахмет.
— Мы будем ехать всю ночь, племянник, чтобы прибыть в Николаев [155] завтра к полудню.
— Отлично, дядя Керабан! Ехать нужно быстро. Но после Николаева не хотите ли вы всего за несколько дней добраться до кавказских уездов?
— Но как?
— Воспользовавшись железными дорогами юга России, которые через Александровск [156] и Ростов позволят нам пройти добрую треть нашего пути.
— Железные дороги? — воскликнул Керабан.
В этот момент ван Миттен слегка толкнул локтем своего молодого спутника.
— Бесполезно, — сказал он ему вполголоса. — Бессмысленное обсуждение. Отвращение к железным дорогам…
Ахмет знал, разумеется, каковы были мысли его дяди об этих средствах передвижения, слишком современных для верного сторонника старотурецкой партии. Но ему казалось, что в этих обстоятельствах господин Керабан мог бы, в конце концов, хотя бы раз пожертвовать своими драгоценными предубеждениями.
Уступить, хоть на миг, в одном каком-либо вопросе? Но тогда Керабан не был бы больше самим собой.
— Ты говоришь о железной дороге, я полагаю? — спросил он.
— Конечно, дядя.
— И хочешь, чтобы я, Керабан, согласился сделать то, что никогда еще не позволял себе?
— Мне кажется, что…
— Тебе хочется, чтобы я, Керабан, глупейшим образом разрешил тащить себя паровой машине?
— Когда вы попытаетесь…
— Ахмет, ты не подумал о том, что имеешь дерзость предлагать мне!
— Но, дядя…
— Я говорю, что ты не подумал, коль скоро позволяешь себе подобное предложение!
— Уверяю вас, дядя, что в этих вагонах…
— Вагонах? — ухмыльнулся Керабан, повторяя это иностранное слово с интонацией, которую невозможно передать.
— Да… эти вагоны, которые скользят по рельсам…
— Рельсам? — поспешно спросил Керабан. — Что это за ужасные слова? И на каком языке мы разговариваем, сударь?
— На языке современных путешественников.
— Скажи-ка, племянник, — ответил упрямый герой, начиная уже раздражаться, — разве у меня вид современного путешественника, который согласился бы подняться в вагон и дать тянуть себя машине? И что за необходимость скользить по рельсам, если я могу катиться по дороге?
— Но когда торопятся, дядя…
— Ахмет, посмотри мне в лицо и запомни: если не будет больше карет, я поеду на телеге; не отыщется телеги — сяду на лошадь; не достану лошади — поеду на осле, исчезнут все ослы — пойду пешком; не смогу идти — поползу на коленях; лишусь колен…
— Друг Керабан, остановитесь Бога ради! — воскликнул ван Миттен.
— …поползу на животе! — выкрикнул возбужденный господин Керабан. — Да! На животе!
И, схватив Ахмета за руку, он продолжил:
— Слышал ли ты когда-нибудь, что Мухаммад ехал в Мекку [157] по железной дороге?
Ясно, что на последний аргумент возражать было нечего. Ахмет мог сказать, что если бы во времена Мухаммада были железные дороги, то он ими пользовался бы. Но промолчал, в то время как господин Керабан продолжал брюзжать в своем углу, с удовольствием искажая все известные ему слова из железнодорожного жаргона [158].
Хотя карета и не могла соревноваться в скорости с экспрессом, но шла она легко. Упряжка несла ее галопом по довольно хорошей дороге, и жаловаться было не на что. Лошадей на подстанциях было достаточно. Ахмет, с согласия дяди занимавшийся всеми расходами, платил чаевые ямщикам с царской щедростью. Кредитные билеты буквально вылетали из его кармана.
Таким вот образом двигаясь вдоль побережья, карета в тот же день проехала через местечки Шумирка и Александровка [159]. Вечером прибыли в Коблево. Оттуда — всю ночь продвигались в глубь провинции, с целью пересечь Буг у Николаева. Путешественники легко добрались до этого города к полудню 28 августа.
Около трех часов карета простояла перед довольно сносной гостиницей. Путешественники подкрепились неплохим обедом, большая часть которого досталась Бруно. Ахмет воспользовался задержкой и написал банкиру Селиму, что поездка проходит в приемлемых условиях. Не забыл он конечно же при этом и добавить нежные слова для Амазии. Что же до господина Керабана, то все время стоянки было им употреблено для поглощения душистого мока и вдыхания ароматов наргиле. Наконец, ван Миттен и Бруно, считавшие, что это странное путешествие должно хотя бы пополнить копилку их дорожных впечатлений, хотели было немного осмотреться в Николаеве. Замечу, кстати, что процветание этого города возрастает за счет его соперника Херсона до такой степени, что его претензия — в будущем дать свое имя в качестве названия всей губернии [160] — не кажется пустой похвальбой. Но для знакомства с Николаевом лишнего времени у голландцев так и не оказалось.
Ахмет первым дал сигнал к отъезду. Ван Миттен был далек от того, чтобы его удерживать. Господин Керабан выдохнул последние клубы табачного дыма, ямщик сел в седло, и карета покатила по дороге, спускающейся к Херсону.
