Эверест-82 - Рост Юрий (читать книги онлайн без .TXT) 📗
Когда Свет Петрович померил Славе давление, оно было 50/0. Палаты интенсивной терапии, куда с надеждой выжить поступают такие больные, у доктора Орловского не было. В базовом лагере Онищенко лежал с кислородом и капельницей, а доктор колдовал над ним, пока не вытащил его из тяжелого состояния и не привел в себя… Он даже разрешил Славе вымыться в бане, но все равно, как говорил Бершов, «глаза у него были немного дурные». А потому Орловский, выдержав время, отправил Онищенко вниз — совсем вниз.
Леня Трощиненко посадил Онищенко на станок и понес за спиной из базового лагеря. Сопровождать Славу, который скоро отказался от «портера» Трощиненко, отправился тренер Романов. Дойдя до Луклы, Слава уговорил Бориса Тимофеевича вернуться в лагерь, что они и сделали. Орловский без одобрения смотрел на это возвращение, но у него были уже новые заботы.
Колесо экспедиции крутилось дальше. Четвертую команду возглавил Хомутов. К нему напарником пришел Володя Пучков.
Третье явление на высоту началось выходом четверки Мысловский, Черный, Шопин, Балыбердин. хотя они отдохнули всего четыре дня.
На разборе действия альпинистов во втором выходе были признаны успешными, хотя и возникла традиционная перепалка Иванова с тренерами по поводу несостоявшихся ночевок ивановской группы на 7350 (группа Онищенко из-за его болезни программу, естественно, не выполнила). «У меня всю жизнь, — заметил на полях рукописи Овчинников, — были такие перепалки с Ивановым. Это естественное обсуждение. А то можно подумать, раз перепалка, то в следующее мгновенье будет драка. Иногда более убедительными были доводы Иванова, тогда наши».
Разбором все были удовлетворены.
Опросив команду Мысловского, готова ли она к работе, Тамм поставил задачу найти место для лагеря IV. В этот момент он еще не знал, что третий лагерь не установлен и не будет установлен группой Онищенко.
Первая команда вышла настроенная на работу и быстро дошла до лагеря 6500. Там они узнали, что Онищенко спускают вниз и что ни один метр маршрута к тому, что прошли алмаатинцы, не пройден. В темноте Балыбердин и Шопин вышли навстречу Онищенко, чтобы помочь ему дойти до лагеря 6500. Он их не узнал.
Ерванд Ильинский к этому моменту все еще не акклиматизировался настолько, чтобы примкнуть к своей группе, которая работала уже во всю силу. Не знаю, но, может быть, не было острой необходимости посылать с караваном в пешем походе из Катманду тренера — участника одной из штурмовых групп и одного из активных восходителей (Сергея Ефимова) — из другой. Или, если они сами хотели, не надо было им разрешать идти. Впрочем, это мнение любительское…
Дистанция в одну неделю оказалась нелегкой для погони и Ефимову, и Ильинскому. Но если Ефимов присоединился к своим во втором выходе на высоту, то для Ильинского это осталось мечтой, страстным желанием до самого последнего дня.
Он устремлялся за своими учениками, товарищами, партнерами, а судьба разводила их. В тот день, когда Эрик с четверкой Мысловского поднимался с небольшим грузом в лагерь 7350, он надеялся, что в следующем выходе сможет войти в свою четверку. Оставив Ильинского во втором лагере, группа Мысловского пошла вверх, по дороге подобрав груз, оставленный группой Онищенко на веревках. Мысловский теперь шел в связке с Балыбердиным.
Дойдя до конца семнадцатой веревки, Балыбердин с Мысловским увидели, что, вопреки рекомендациям побывавшего здесь Голодова, удобного места для установления лагеря III не было. Взяв веревки и крючья, они пошли вверх и скоро вышли на снежный склон под скалой. Место отличное. Под плечом не так дует, и в снегу можно вырубить удобную площадку.
В этот день им была запланирована ночевка на 7350, но и передовая двойка и Шопин с Черным. которые шли по веревкам, собирая грузы, так устали, что решили не спускаться по присыпанным снегом скалам, а ночевать на 7800.
Утром 11 апреля произошло маленькое событие. Балыбердин и Мысловский первыми из советских альпинистов побывали на 8000 метров. Пройдя пять веревок вверх от лагеря 7800, они затем спустились вместе с Шопиным и Черным во второй лагерь, и оттуда сообщили в базовый лагерь, что у Черного пропал голос, хотя чувствовал себя он неплохо.
Что делать с голосом? — спросил, хрипя, Черный по рации Орловского.
Переходи на связь жестами, — посоветовал Свет.
Коля обиделся, но делать было действительно нечего.
— Если мне думать о вершине, то надо идти вниз. — сказал Черный и ушел в базовый лагерь.
Балыбердин, Шопин и Мысловский, взяв по десять килограммов общественного груза, пошли в третий лагерь с интервалом в полчаса. Добравшись за пять часов до высоты 7800, Балыбердин занялся реконструкцией и улучшением лагеря. Он выровнял площадку, перетянул палатку так, что в ней могли теперь разместиться четыре человека. За делами он не заметил, что прошло два часа. Ни Шопин, ни Мысловский не пришли. По рации он попросил Казбека Валиева, который пришел в лагерь 6500, посмотреть в бинокль. Никого… Начали падать сумерки, и тут в первый лагерь к Валиеву спустился Шопин. Пройдя метров сто вверх от второго лагеря, он почувствовал боль под ребрами и, оставив свой груз на пятой веревке, спустился вниз. Мысловский проследил за спуском Шопина до второго лагеря и, убедившись, что он идет нормально, сам пошел вверх. К Балыбердину он поднялся, когда в базовом лагере уже начались по его поводу волнения, но не только потому, что он запоздал на свидание в третьем лагере. Москва требовала неукоснительного выполнения ограничений по высоте, данных Институтом медико-биологических проблем, и повышения безопасности выше 7000. Возможно, Москву насторожила история с Онищенко, и теперь в форме иносказания Тамму было сделано напоминание, которое, конечно же, касалось Мысловского.
А у экспедиции складывалась ситуация не из приятных. Онищенко потерян для работы, и группа его фактически пропустила выход. Черный и Шопин, заболев, спустились вниз. Это уже минус три человека. Если еще снять Мысловского, то экспедиция наверху останется вовсе без четверки. Да и зачем его снимать? Пока, несмотря на ограничений, он вышел на 8000 метров и чувствует себя нормально… Тамм принимает решение: Эдика не отстранять. Тем более что Овчинников настаивает на полноценном использовании Мысловского, а Романов не возражает,
Частое употребление словосочетаний «Тамм принял решение», «Тамм запретил», «Тамм дал добро» пусть не создает у вас ощущения какой-то экспедиционной монархии, полного абсолютизма власти. Естественно, Евгений Игоревич был у рации и не было нужды ему всякий раз бегать спрашивать мнения Овчинникова или Романова. Но вопросы принципиальные решались сообща. В случае с Мысловским Овчинников сыграл очень важную роль. Он кроме всего прочего наблюдал Эдика в работе на ледопаде и, придя к выводу, что медицина дала слишком осторожное заключение, вселил в Тамма уверенность в том, что решение выпустить Мысловского наверх совершенно правильное.
Вообще Тамм и Овчинников выступали единомышленниками в обсуждении всех сложных и спорных вопросов и, если в чем и расходились, то, убеждая друг друга и находя достаточные аргументы, находили оптимальное решение. Романов иногда не соглашался с ними и, не давая себя переубедить, требовал зафиксировать свое отношение к действиям Тамма и Овчинникова…
Пока идет обсуждение Мысловского, он вслед за Балыбердиным выходит из лагеря 7800 на обработку маршрута. Балыбердин без кислорода, Мыслов-ский пользуется животворным газом. Было очень холодно, работа на этой высоте не согревает. Они прошли еще три веревки. Мысловский пошел в лагерь, а Балыбердин хотел еще поработать, но через полчаса остался без рукавицы. Он не заметил, как она слетела, но мгновенно сообразил, чем это может кончиться. Мороз, ветер и замедленное кровообращение… Обморожение-почти стопроцентный исход. Ма счастье, в кармане оказались верхонки. Спускаясь, он увидел варежку метрах в тридцати ниже. Мысль сползать за ней была, но усталость победила.
Вечером Тамм напомнил, что завтра спуск. Что успели, то успели (прошли до 8050 метров). Руководство экспедиции требовало выполнения планов, и переработки на высоте вызывали не меньшую озабоченность, чем недоработки. Тон у Тамма был спокойный, но совершенно непреклонный. К тому же двойкой работать тяжелее, чем четверкой, и опасней.
