Лед и пламень - Папанин Иван Дмитриевич (читать книги .TXT) 📗
Полярники бухты Тихой пригласили малыгинцев на обед. Тесно было в маленькой кают-компании, не всем хватило места за столом, но зато как весело было! Между берегом и судном всё время курсировали шлюпки, перевозя оживлённых людей. Мы срочно засели за подготовку корреспонденции для обмена с дирижаблем. Наша крохотная каюта выдержала форменную осаду: каждому хотелось получить как можно больше конвертов и марок.
Радисты корабля и полярной станции внимательно слушали эфир, чтобы поймать сообщение о вылете дирижабля. Светлый день перешёл в светлую ночь, а в каютах все скрипели ручки и карандаши, писались письма для передачи на дирижабль. Никто не спал. Под утро в наше почтовое отделение заглянул профессор В, Ю. Визе:
— Товарищи связисты, только что получили радио, что «Цеппелин» прилетит к нам в 12 часов дня. Будьте полностью готовы к этому часу…
В И часов получили новое сообщение: из-за тумана полет дирижабля задерживается, и он прилетит к нам в шесть часов вечера. Мы получили маленькую передышку и продлили ещё на несколько часов работу нашего отделения связи.
Только сели обедать, как раздался крик: «Летит!» Все ринулись на палубу. Действительно, на горизонте виднелась маленькая точка. Она все увеличивалась, и вскоре уже был виден дирижабль, похожий на огурец. «Цеппелин» подлетел к нам быстро, но минут сорок делал круги вокруг бухты Тихой, постепенно снижаясь на посадку. Как только дирижабль снизился до самой воды, из него раздался громкий крик:
— Давайте скорее почту!
Шлюпка стояла наготове. Мы быстро снесли в неё всю нашу почту — восемь мешков — и спрыгнули в неё. Вместе с нами в лодку спустился Нобиле, кинооператоры и фотокорреспонденты. Мы быстро понеслись от причала к дирижаблю.
Дирижабль лежал на воде — огромная, всё время колыхавшаяся груда. Он реагировал на любой, даже слабый ветер.
Процедура передачи почты была краткой. Мы погрузили им свою почту, немцы сбросили нам в лодку свою.
Больше всего в тот день меня беспокоило, что немцы сбросили нам почту без расписки и в полном беспорядке. Вероятно, кроме меня, никому до этого дела не было, но я — то любил, чтоб всё было как положено.
Как только почта была доставлена на «Малыгин», мы с Костей взялись за работу — разобрали её, вручили пассажирам, остальные письма остались ждать Большой земли.
Напомню читателям очень кратко историю перелёта дирижабля «Граф Цеппелин» в 1931 году. Дирижабль вылетел 24 июля из германского города Фридрихсгафена, 25 июля прибыл в Берлин и оттуда взял курс на Ленинград, где совершил посадку, а затем пошёл на север, к архипелагу Земля Франца-Иосифа. Как я уже писал, 27 июля дирижабль появился над бухтой Тихой, где приводнился. Это была первая запланированная посадка дирижабля в Арктике. Отсюда воздухоплаватели начали аэрофотосъёмку в западной части ЗФИ и на север до острова Рудольфа, затем архипелага Северная Земля, пересекли его в юго-западном направлении, пролетели вдоль его западных берегов, над Таймырским полуостровом и 29 июля появились над Диксоном.
Отсюда дирижабль взял курс на мыс Желания, пролетел вдоль западных берегов Новой Земли с севера на юг, возвращаясь несколько раз в её центральные районы. Дальнейший маршрут был таков: остров Колгуев — Архангельск — Ленинград — Берлин, где «Граф Цеппелин» приземлился 31 июля. Пройденное расстояние составило 31 тысячу километров.
Это был действительно выдающийся полет, доказавший возможность применения дирижабля в Арктике для научных целей. Однако история эта имела своё продолжение: немцы, как было обусловлено, передали Советскому Союзу материалы научных наблюдений, кроме… аэрофотосъёмки. Они сослались на то, что у них оказалась бракованная фотоплёнка. Как потом выяснилось — уже после войны, — и плёнка была хорошей и аэрофотосъёмка отличной, но только всю плёнку руководитель полёта передал германскому генеральному штабу. Хотя было это за два года до прихода Гитлера к власти, но, видимо, германская военщина активно собирала разведывательные данные. Материалы арктической аэрофотосъёмки были извлечены на свет и использованы фашистским генштабом десять лет спустя, когда гитлеровские полчища вторглись в пределы нашей Родины и на Крайнем Севере тоже начались бои.
С отлётом дирижабля из бухты Тихой моя работа на «Малыгине» была окончена и можно было возвращаться в Москву, чтобы сдать полученную почту. Но рейс «Малыгина» был рассчитан на месяц, научной экспедиции предстояло посетить ещё несколько островов Земли Франца-Иосифа. Таким образом, мне пришлось невольно принять участие в походе, чему я был очень рад. Меня не оставляла мысль стать полярником. Своими планами я поделился с Пинегиным.
— Считайте, Иван Дмитриевич, — ответил он мне, — что вы сейчас учитесь только в приготовительном классе полярной школы, осваиваете пока азы полярной науки, причём в самых лёгких условиях и в самый благоприятный сезон. Ну что же, попробуйте. Если Арктика вам придётся по душе, дерзайте… У вас богатый житейский опыт, физической силой и решительностью вас бог не обидел, характер у вас настырный. В Арктике нужны такие люди…
Значит, решил я, к учёбе в приготовительном классе полярной школы надо отнестись со всей серьёзностью. И старался быть участником всех высадок и походов.
На «Малыгине» я вёл дневник. Привожу несколько записей из него:
«28 июля. Поехали на моторном катере на экскурсию на остров осматривать горы и ледники. Туда доехали и высадились хорошо, погуляли по берегу. А на обратном пути все вымокли насквозь, особенно Нобиле. Я его пожалел, когда он ещё на берег вышел в одних туфлях гулять, как на бульваре, и мне пришлось переносить его через ручьи на своём горбу. Обратно вернулись все промокшие, дрожали от холода. Выручили горячая ванна и горячий чай…»
Воспользовавшись стоянкой в бухте Тихой, я постарался как следует осмотреть полярную станцию, и особенно радиостанцию. Пришёл к выводу, что на таком месте, как ЗФИ, мощность станции слишком мала — всего 250 ватт. Здесь должна быть комбинированная радиостанция большей мощности: двухкиловаттная коротковолновая и киловаттная длинноволновая. С каждым годом в Северном Ледовитом океане ходит все больше кораблей, им нужны сведения о погоде и состоянии льдов.
Прощаясь с Тихой, я никак не предполагал, что вернусь сюда через год начальником полярной станции. А пока мы плыли снова к мысу Флор.
«31 июля. Вечером прибыли на остров Нансена. Бросили якорь. Сильный шторм. Спустили шлюпку. Иностранцы поехали на берег, расстояние около мили. «Шестёрка» долго билась против зыби, добралась, но всех вымочило. Потом шлюпка вернулась за нами. Хотя В. Ю. Визе дал список, кому ехать на берег, набралось столько лишних людей, что не успели отвалить от борта, нас стало заливать зыбью. Матросы с «Малыгина» молодые, неопытные, грести как следует не умеют. Вернулись мы к борту, половина матросов сами выскочили. Мы отлили воду, сели за вёсла и дошли до берега. Лазили по горам, искали избу или могилу Седова, но ничего здесь не оказалось. Держим курс на о. Рудольфа.
1 августа. Идём черепашьим шагом. Стали во льдах из-за тумана. Многих уже одолела скука, поговаривают, чтобы обратно вернуться. Получили радио с судна «Ломоносов»: его крепко держат льды. Возникли разговоры, что, может быть, нам придётся возвращаться обратно и вытаскивать его изо льда.
4 августа. Начали пробиваться через большие льдины пакового льда. Но, к несчастью, снова накрыл туман, дальше идти нельзя. Весь день стояли, набирали со льдин пресную воду. Такой густой туман, что тоска берет…»
Всё же нам удалось пробиться к острову Рудольфа, когда туман несколько разошёлся. По пути опять была очередная охота на белого медведя. До берега не дошли километра полтора и решили после обеда отправиться на остров по льду.
Без привычки ходить по льду трудно. Первым провалился я, но, спасибо, меня удержал фотограф Абрам Штемберг. За мной провалился корреспондент «Известий» Ромм, но удачно, удержался за кромку льда. Третьим провалился немецкий корреспондент Зиберг по самую шею и очень испугался. Много трудов стоило вытащить его, и он сразу вернулся на «Малыгин», чтобы переодеться.
