Япония, японцы и японоведы - Латышев Игорь (читать книги онлайн полностью .TXT) 📗
Три дня спустя я вновь вместе с женой и сыном прибыл самолетом в японскую столицу, где нас встретил всегда приветливый и услужливый шофер токийского отделения ТАСС - Имаи-сан. И снова корпункт, и снова встреча с нашей приятной и заботливой Ногути-сан... Но только вести из Москвы привез я для нее нерадостные, и прежде всего весть о репрессиях, обрушенных на "Правду" новыми властями, а следовательно, и весть о вероятном закрытии в ближайшем времени токийского корпункта газеты как по причинам политического характера, так и по самой банальной бытовой причине - из-за отсутствия валютных средств на дальнейшее содержание корпункта и его работников.
Как пошли мои дела потом? Да как и прежде: в сентябре-ноябре, не думая об отдаленном будущем, я снова втянулся в освещение событий, связанных с общественной жизнью Японии и советско-японскими отношениями, благо редакции "Правды" в Москве удалось возобновить публикацию газеты с той лишь разницей, что она перестала быть органом ЦК КПСС.
Той осенью 1991 года как никогда остро я ощущал важность своей работы по анализу и достоверному освещению советско-японских отношений, так как после августовского переворота и захвата реальной власти над страной ельцинистами в развитии советско-японских отношений наметились тенденции, крайне опасные для национальных интересов нашей страны. Мои статьи в "Правде" по этому вопросу приобретали, как я считал тогда, особое значение уже потому, что и корреспонденты ТАСС и Московского телевидения, и собственные корреспонденты "Известий" и "Нового времени", быстро уловив настроения новых руководителей страны из числа воинствующих "демократов-реформаторов" и завзятых сторонников "нового мышления", стали быстро подстраиваться под настроения и вкусы этой публики. В информационных материалах телевидения и ТАСС, а также в статьях моих коллег-журналистов уже в сентябре появились осторожные высказывания в пользу "справедливого компромисса" в территориальном споре нашей страны с Японией - высказывания, отвечавшие прояпонским настроениям тогдашнего министра иностранных дел России А. Козырева и его заместителя Г. Кунадзе. Да и в Москве в стенах российского министерства иностранных дел сразу же после августовского переворота началась подозрительная возня с целью возобновления переговоров с Японией по "нерешенным вопросам" советско-японских отношений. Причем такие инициаторы этой возни как Г. Кунадзе в разговорах с японцами не скрывали своей готовности идти навстречу японским территориальным домогательствам.
Это был момент, когда политические позиции президента СССР М. Горбачева ослабевали день ото дня, а влияние Б. Ельцина с каждым днем усиливалось. Этот процесс сопровождался ослаблением союзного центрального аппарата и стремительным нарастанием сепаратистских тенденций в отдельных районах страны, приведших к тому, что уже в сентябре 1991 года три страны Прибалтики, Литва, Латвия и Эстония, вышли из состава Советского Союза. В процессе начавшегося распада СССР все большую самостоятельность стали обретать государственные учреждения РСФСР, и в том числе российское министерство иностранных дел. Все это придавало больший, чем прежде, вес прояпонским высказываниям Козырева, Кунадзе и иже с ними. И не случайно аморфной и шаткой стала осенью 1991 года и позиция руководящих работников советского посольства в Токио, ясно не представлявших себе, на кого им следовало ориентироваться в дальнейшем: на горбачевский МИД СССР или же на ельцинский МИД России.
Быстро прореагировал на новую ситуацию и МИД Японии. Переворот в Советском Союзе, происшедший в последней декаде августа 1991 года, убедил японских дипломатов, что новая ситуация в Москве обещает им гораздо большие возможности для реализации их территориальных притязаний к нашей стране. С этого момента японская сторона сочла за лучшее смотреть сквозь пальцы на те договоренности, которые были достигнуты на апрельском "саммите" глав правительств двух стран, и в частности на текст совместного заявления, подписанного Горбачевым и японским премьер-министром Кайфу. Руководители МИД Японии с этого момента вновь взяли курс на "безотлагательное решение" в свою пользу японо-советского территориального спора. Удачный предлог для возобновления переговоров по этому спору и склонения Москвы к отказу от Южных Курил японская дипломатия увидела в выходе из состава Советского Союза трех республик Прибалтики. По мнению японских политиков, этот выход знаменовал собой, якобы, отход советского руководства от принципа соблюдения нерушимости границ своей страны, сложившихся в итоге второй мировой войны134. В сентябре 1991 года в Японии начался, таким образом, новый тур кампании за "возвращение северных территорий", в ходе которой надежды на успех связывались прежде всего с перспективой дальнейшего ослабления и распада Советского Союза.
В немалой степени такие надежды подкреплялись и высказываниями ряда прибалтийских государственных деятелей. Так, в первые же дни после выхода Эстонии на межгосударственную арену в качестве самостоятельного государства председатель парламента Эстонии Арнольд Рюйтель дал в Таллине интервью агентству "Кёдо Цусин", в котором категорически высказался в поддержку притязаний Японии на Южные Курилы, присовокупив при этом назидательное заключение, что-де "историческая справедливость должна быть реализована"135. А вслед за выступлением Рюйтеля с таким же призывом к японцам обратился в своем интервью газете "Майнити" и лидер Литвы Витаутас Ландсбергис, посоветовавший им "следовать примеру стран Прибалтики и использовать их опыт борьбы против незаконной военной оккупации"136.
Но если бы только с подобными антисоветскими призывами обращались к Японии лишь озлобленные прибалты типа Ландсбергиса, воспитанного своими прогитлеровски настроенными родителями в духе вражды к России! Это бы было полбеды. Беда была в том, что в ту же враждебную нашей стране кампанию поддержки японских территориальных требований сразу же стали включаться в Москве и пришедшие к власти ельцинисты. Сенсацию и всплеск радостных откликов вызвало, в частности, у японцев заявление заместителя председателя Комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР Г. Явлинского, который в письменном интервью агентству "Кёдо Цусин" утверждал, что все четыре южных острова Курильского архипелага должны быть отданы Японии и что граница между Россией и РСФСР должна, следовательно, пролечь между островом Уруп и четырьмя названными островами, то есть там, где она пролегала в свое время в соответствии с давно утратившим силу русско-японским Симодским трактатом 1855 года137.
Японская печать с удовольствием отметила сразу же, что Г. Явлинский стал первым из официальных представителей советского руководства, который признал правомерность японских территориальных притязаний. Его заявление было воспринято японскими политическими обозревателями как отрадное для них свидетельство того, что после августа 1991 года в числе "демократов", пришедших в высшие структуры советского правительства, появились активные сторонники безоговорочных уступок японским территориальным домогательствам.
В том же духе стали ориентировать японскую общественность и московские корреспонденты японских газет. Примером тому могло служить опубликованное в газете "Ёмиури" 7 сентября сообщение из Москвы корреспондента этой газеты Ито Номидзаки. Суть этого сообщения сводилась к тому, что новая обстановка в Советском Союзе привела к устранению от власти "консервативных сил", противодействовавших уступкам Японии в "территориальном вопросе". Это, по мнению автора, создало новую ситуацию, при которой "группировка сторонников возвращения двух островов Японии в лице заместителя министра иностранных дел России Кунадзе стала играть ведущую роль в российских верхах"138.
Подтверждением правдоподобности таких оценок и предположений стал в глазах японцев приезд в Японию делегации Верховного Совета РСФСР во главе с исполнявшим тогда обязанности председателя совета Р. И. Хасбулатовым. Названная делегация прибыла в Японию в середине сентября 1991 года - всего лишь через три недели после прихода к власти противников КПСС и развала прежней политической структуры страны. Одна из целей визита Хасбулатова состояла в том, чтобы разъяснить японцам ситуацию, которая сложилась в Советском Союзе после августовских событий, и побудить их внести коррективы в свои взгляды на Советский Союз и японо-советские отношения. Короче говоря, он давал понять японцам, что впредь им следовало считаться не столько с центральным союзным правительством, сколько с правительством России.
