Неоконченное путешествие - Фосетт Перси Г. (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗

Я мог бы продолжить перечень подобных случаев, о которых знаю не понаслышке, а на основании лично мне известных фактов. Эти печальные истории можно рассказывать без конца, поскольку Риберальта всего лишь один город в этом аду, где происходят такие вещи. Если человеку удастся бежать, а потом его поймают и водворят на место, ему как минимум дают тысячу ударов плетью или столько, сколько он может выдержать, не умерев.

Зверства на берегах реки Путумайо в Перу, разоблаченные Роджером Кейсментом, были лишь частицей ужасающей истории этих мест. Рабовладение, кровопролитие и всевозможные пороки царили на реках края, и ничто не могло противостоять им до тех пор, пока каучуковые монополии не потеряли почвы под ногами. В бар-раках по берегам реки Мадейры рабочие выдерживали в среднем до пяти лет. На других реках — чуть побольше. К востоку от Сораты пожилой мужчина или женщина были настоящей редкостью! В Южной Америке не существует умеренных масштабов. Здесь все делается с размахом, и жестокости времен каучукового бума не являлись исключением.

В Санта-Крусе, маленькой деревушке, расположенной всего лишь в десяти Милях от Риберальты, люди стали умирать от своеобразной лихорадки, неизвестной науке. Верный духу местного предпринимательства, деревенский кюре использовал эпидемию для того, чтобы сколотить себе состояние. Он разделил кладбище на три участка — Небо, Чистилище и Ад и соответственным образом брал за похороны!

Мы покинули Риберальту 25 сентября на небольшом бателоне вместе с десятью индейцами племени ишиама, восьмью индейцами тумупаса, рулевым и молодым армейским офицером в качестве переводчика; с последним ехал его отец — шотландец, всю жизнь проживший в Ла-Пасе, и мать боливийка. В трезвом виде молодой офицер был совсем неплохим компаньоном.

После дня пути мы вошли в реку Ортон, известную своими корягами, пирайями [16], кандиру, крокодилами, анакондами, колючими скатами и мухами, а также отсутствием какой-либо дичи. Это был медленный поток в довольно высоких берегах у края обширных болот; вообще она соединяла в себе все самые худшие особенности притоков Амазонки и была судоходна для баркасов только в сезон дождей.

Мошки набрасывались на нас тучами, и мы были вынуждены закрыть с обеих сторон навес из пальмовых листьев сетками от комаров и надеть накомарники. Несмотря на все эти защитные меры, наши руки и лица вскоре покрылись множеством крошечных зудящих и кровяных волдырей.

Здесь мы впервые услышали птицу seringero — три низкие нарастающие ноты, сопровождаемые звуками «уииит-уии-о» и пронзительным криком. Эта очень веселая и деятельная птичка размером с дрозда интересна тем, что ее присутствие указывает на близость каучуковых деревьев, так как, по-видимому, она кормится паразитами, которых находит на них. Сборщики каучука — их называют серингейрос — при поисках каучуковых деревьев прислушиваются к крику этой птицы.

В барраке под названием Палестина мы обнаружили следы пограничного конфликта между Перу и Бразилией, происшедшего в 1903 году и приведшего к пересмотру границы. Это место было окружено окопами и укреплено; отсюда шла дорога через лес до Абунана и до Акри у Капатары, ниже бразильского города Шапури. Должен сказать, что укрепления и окопы не произвели на меня впечатления и заставили усомниться в знаниях и опыте офицеров, ответственных за их выполнение. Они были сработаны по тем старым схемам, которых полно в учебниках, и могли быть легко обстреляны продольным огнем.

До сих пор признаков произвола и жестокостей на реке Ортон не наблюдалось; очевидно, к плети прибегали только тогда, когда все другие способы были испробованы. Ничто не говорило о существовании здесь рабовладельческой системы, и все-таки мы знали, что она существует. Недалеко от этих мест, на реке Мадре-де-Дьос, находилась баррака, на которой занимались не сбором каучука, а выращиванием детей для рынка рабов. Говорили, что там жило около шестисот женщин! Большинство местных заправил и надсмотрщиков были бесчестными, жестокими и трусливыми людьми, совершенно неподходящими для наблюдения за работой. И все же какие-то остатки приличия мешали им чинить свои зверства в открытую. Они никогда не уставали твердить мне, что метисы и индейцы понимают только плеть. Довольно часто они сами были метисами, что же касается индейцев, мой собственный опыт вновь и вновь показывал, с какой готовностью отвечают! туземцы на доброе к ним отношение.

Как раз в Палестине жил человек, зачинатель каучукового промысла на реке Ортон, а по сути дела и во всей Боливии, который, как говорили, запарывал людей до смерти или для разнообразия связывал им ноги и руки и бросал в реку. Обо всех этих ужасных преступлениях рассказал мне англичанин, который служил у него. Похоже, оба они были одним лыком шиты!

Мухи сводили нас с ума. Они не давали никакой передышки — ночная смена кусающих насекомых ни в чем не уступала дневной. Когда я брал отсчеты, мои муки становились совершенно непереносимыми, так как руки и лицо были открыты.

Бателон протекал и без конца натыкался на коряги. Его все время приходилось конопатить, это стало обычным делом, которое нельзя было прервать ни на час. Щели были настолько широки, что пальмовое волокно быстро вымывалось водой. Боливиец английского происхождения Дэн первые два дня был тих и настроен созерцательно — приходил в себя после прощальной попойки в Риберальте. Потом, когда в голове у него прояснилось, он стал несносен, и мне пришлось сделать ему суровое внушение. Но при всем том он был добрым малым.

Мы проходили барраку за барракой и обычно останавливались в них, чтобы поесть, а если они оказывались заброшенными, собирали папайи и другие плоды на заросших сорняками плантациях. Иногда мы делали привал на узком песчаном берегу, иногда ночевали в лачугах, кишевших насекомыми. Раз или два на нас совершали нашествие полчища муравьев-эцитонов, которые двигались сплошным потоком и уничтожали все живое на своем пути. Жара была удушающая, но мы редко могли позволить себе выкупаться в реке из страха перед пирайями и ядовитыми скатами. Ужасающее однообразие леса, с обеих сторон подступавшего к самой кромке воды, не прерывалось ни на один день; лишь иногда встречались сделанные наспех расчистки для баррак, которые благодаря своим соломенным крышам и тростнику вокруг выглядели как часть самих джунглей. Порой казалось, что мы больше не выдержим пытку насекомых и сойдем с ума.

В барраке Тринидад мы навестили жену племянника генерала Пандоса. Она жила здесь со своей семьей в гораздо большем комфорте, чем тот, который могла бы дать Риберальта. Они имели собственные плантации, домашнюю птицу и рогатый скот, который в сухой сезон, когда тропы были проходимыми, перегонялся по суше. Здесь нас встретили и занимали по-королевски, так что на день или два тяготы пути были забыты.

Хозяйка барраки страдала запущенной эспундией уха — весьма распространенным в этих местах заболеванием. В то время и еще много лет спустя не знали, что эта болезнь вызывается микробом Доновэна Лейшмана и идентична болезни bouton de Biskra в Триполи и делийскому фурункулезу. С помощью сильнодействующих средств и болезненных процедур этот недуг можно излечить за десять дней, а в случае если болезнь прогрессирует — в течение шести месяцев; лечение производится сильными антисептиками и метиловым спиртом. В лесах, где обычно дают болезни идти своим порядком, на пораженных местах лица развиваются отвратительные разрастания, а на руках и ногах кожа гниет, как при проказе.

С одним из здешних мосо (так зовут в Боливии рабочих) был не совсем обычный случай. Его ужалила ядовитая змея, яд оказался не настолько сильным, чтобы убить его, у него лишь высохли и отвалились два пальца. Люди здесь часто гибнут от укусов ядовитых змей, так как все ходят босыми. Даже самый осторожный пешеход, если у него ноги не защищены обувью, подвергается большому риску, ибо многие из местных змей, хотя и малы, но укус их смертелен. Змеи в Южной Америке — обычное явление, и разных их видов так много, что, надо думать, далеко не все из них известны и описаны.