Дорога на Аннапурну - Москвина Марина Львовна (книга бесплатный формат .txt) 📗
Лёня говорит, с одной стороны, это хорошо, так как достигается стойкий бактерицидный эффект. А с другой — очень плохо действует на легкие и бронхи.
Такие они, гурунги, сверху прокопченные, внутри проперченные. Женщины носят юбку до земли, короткую кофту с длинными рукавами, а сверху надевают безрукавку из сукна, прикрывающую попы. Из всего костюма ярок только передник, украшенный разноцветными горизонтальными полосками. Иногда передников три — один спереди и парочка по бокам.
А лица радостные, приветливые!
Меня всегда удивляла торжественная скорбь на лицах взрослых женщин в московском метрополитене — эта глубокая складка серьезности между бровями, накрепко сомкнутые губы, глаза обычно прикрыты, а если нет, в застывшем взоре — суровая печаль.
И вдруг с годами я стала замечать, как неумолимо лицо мое принимает это же выражение высокой печали, видимо, неизбежное в наших краях.
Может, поэтому мне так полюбились восточные народы и народцы, те, что полегче нашего брата относятся к жизни, помягче, доверительней, чувствуя себя под всевышним при-смотром, в гармонии с вселенским ритмом.
У нас приятель француз, его зовут Франсуа, он путешествовал по Филиппинам, приехал — рассказывает:
— Как-то пришел я в одну глухую деревню — там праздник, все пляшут вокруг хижины. А в хижине — видно оттуда, где я стою, — сидит мертвая женщина, вся в цветах. Что случилось? Оказывается, она умерла два дня тому назад от малярии. А я таблетки не пил!!! Ну, я отмахивался от каждого комара. И решил спасаться оттуда бегством, хотя наступала ночь. Вот мы отправились в другую деревню в полнейшей темноте по рисовым террасам — впереди филиппинец с карманным фонариком, за ним американский миссионер, а третий — я, двигаюсь на ощупь. Вдруг раз! Нет американца. Мы туда, мы сюда!.. С трудом обнаружили, что он упал со стены, по которой мы шли (каменные стены охраняют террасы от разрушения, когда льют муссонные дожди). И стоит по грудь в воде среди ростков риса!
— Пришли в соседнюю деревню, — рассказывает Франсуа, — а там опять праздник. Старухи приплясывают вокруг высокого бунгало на сваях, потом более широкий круг — молодые, а в середине шаман надел крылья, изображает орла, и дети тоже изображают орлов, все смеются, радуются. Шаман произносит заклинания — лечит какого-то мужчину. Я спрашиваю: чем он болен? Думаю, не дай бог опять малярия или что-нибудь похлеще! Выяснилось, что тот убил человека. В их обществе это рассматривается, как болезнь. Больного не видно, он сидит в хижине. А жители деревни дни и ночи танцуют, поют и выкрикивают мантры. Так они исцеляют его. Мне это показалось глубоко…
Вот и в Гималаях все связаны между собой — человек и природа, живые и мертвые. Гурунги говорят, что травы и деревья — особенно камни! — безмолвно поют нам песню и просят об одном, чтобы мы пели им в ответ. Как в стихотворении Константы Ильдефонса Галчинского:
Подъем — спуск, подъем — спуск, через хребты и долины, из которых и состоит почти весь Непал. По дороге нас обогнали серьезные альпинисты в сопровождении проводников и носильщиков. Кази поприветствовал их жестом намаскар, сложив перед собой сомкнутые ладони рук.
Потом рассказал нам: дескать, он слышал, на старом тибетском маршруте чуть не до подножия Эвереста шерпы доставляют альпинистам грузы, используя вьючных животных. Здесь же такой возможности нет — по дну каждой долины протекает река, и ни одна лошадь, ни один мул не способны одолеть шаткие висячие мосты, по которым только и можно перейти реку. Поэтому испокон веков непальцам приходится носить грузы на собственных спинах.
Справа склон покрыт бутонами алых и белых рододендронов. Левый — изрезан террасами, сооруженными вручную многими поколениями гурунгов. Рисовые террасы высотой с человеческий рост укреплены каменными стенами, именно с такой стены в темноте свалился приятель Франсуа.
Землю для горных террас обычно доставляют пешим ходом в корзинах из долин и обрабатывают мотыгами, лопатами, граблями, только раз мы встретили крестьянина с плугом. Более или менее современных оросительных каналов и водохранилищ вроде бы нигде не было — лишь древние каменные или деревянные акведуки протяженностью чуть не до десяти километров.
— Намастэ! — говорили мы редкому встречному. — Здравствуйте!
— Намастэ! — отзывались нам все и улыбались.
«Кой черт их сюда занес?» — наверное, думали случайные путники и крестьяне, с любопытством погладывая на нас с Лёней.
Но виду не подавали.
16 глава
Пусть он грядет одиноко, подобно носорогу!
Кази был очень молчаливый. Когда мы отдыхали, он садился в отдалении на камешек и полностью сливался с окружающей средой. Про снежного человека он слышал от своих сородичей, но никогда не видел. Однако мальчиком находил иногда на каменных склонах и ледниках помет незнакомого животного с останками крыс и червей — Кази считает, что это помет йети.
Конечно, он побаивался снежного человека. То же самое чувство испытывал он в отношении молчаливых каменных громад, окружавших нас. В его деревне ходили слухи об ужасах, подстерегающих путника в зоне снегов, о богах и демонах и чудовищах куда страшнее снежного человека — они охраняют вершины и карают всякого, кто осмелится проникнуть туда.
Зато медведей Кази Гурунгу встречать приходилось — и не раз. Особенно здесь, в гуще великого леса, на сырых дорогах тропических гималайских джунглей, которыми шагали мы от рассвета до темноты среди таких высоких деревьев, что если поглядеть на крону — свалится с головы шапка.
Деревья были старые и замшелые. Признаться, я уж никак не ожидала в нашем суровом походе повстречать непролазные банановые заросли, древовидные папоротники, магнолии, кипарисы, лавровые деревья, белые акации и громадные дерева мимозы, увитые лианами, перцем, диким виноградом, причем на стволах и на ветвях этих реликтовых гигантов распускались яркие крупные орхидеи!..
Звон цикад, птичье пение!.. Сквозь густую листву почти не пробивался солнечный свет, и внизу царил вечный полумрак, написала бы я с удовольствием, так обычно пишут о южных тропических лесах заядлые путешественники. Но про солнце не было и речи. Стоило нам войти в лес, как на предгорья и южные склоны Гималаев — гром и молнии! — хлынул натуральный тропический ливень.
Лёня сразу вспомнил случай, когда одной молнией во время международного футбольного матча убило семерых футболистов.
— Мы, уральцы, испытываем панический страх перед грозой. Не знаю, как у вас в Гималаях, — говорил Лёня мне и Кази, — а у нас в Нижних Сергах только недавно стали применять громоотводы.
Молнии сверкали со всех сторон, и одна молния ударила где-то рядом. Сверху пахнуло опаленными электричеством листьями. На головы посыпалась труха, и с криком запрыгали с дерева на дерево обезьяны.
Я бы не удивилась, если б, напуганные грохотом, выскочили дикие быки гауры, из мангровых зарослей вылез крокодил или пересек тропу тигр.
Не дай бог, конечно, а то я недавно узнала, что в Непале бенгальский тигр съел пятерых туристов, устроивших пикник немного южнее Катманду. Тигр напал до того неожиданно, что спастись ухитрился только один человек — он едва успел залезть на дерево. Тигр терпеливо ждал его под деревом два часа и, не дождавшись, ушел. Теперь этого хищника разыскивает полиция.
Да, на заре двадцать первого века никто вам не скажет определенно — кто таится в джунглях Гималаев. А между тем, в лесах Бутана обнаружили новую породу обезьян и целые стада оленей шу, хотя считалось, что эти олени давно вымерли.
