По джунглям Конго (Записки геолога) - Елисеев Василий Иванович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Но ведь такие листья свойственны деревьям-ксерофитам, растущим в пустынных и полупустынных местах, где влаги не хватает и деревья должны очень бережно ее расходовать, — высказал я свое недоумение. Но здесь, в джунглях, влаги хоть отбавляй! Что же это за парадокс?
— Никакого парадокса нет, — сказал Георгий Михайлович, улыбнувшись. — Ботаники полагают, что таким вот гигантским деревьям трудно поднимать влагу на высоту пятидесяти — шестидесяти метров. И если бы листья щедро ее испаряли, деревья оказались бы под угрозой засыхания. От этого их выручают приспособления для экономного расходования влаги.
Нельзя было не согласиться с таким объяснением.
Продолжая маршрут, попали в какое-то узкое и темное ущелье. Воздух настоен на сырости и гнили. На дне ущелья тут и там гнили деревья, кое-где ущелье походило на древесное кладбище.
— Откуда их здесь столько? — недоумевали мы. Но, посмотрев вокруг себя, ахнули от изумления:
справа и слева нас окружал «пьяный» лес. Деревья были наклонены к реке, словно их разбирало любопытство: им почему-то захотелось заглянуть в воды стремительно бежавшей реки. Нетрудно было догадаться: деревья ползли вниз по склону. Но какая сила заставляла их ползти? А вот какая. Обильные дожди пропитывают глинистые породы склонов; получается тестообразная масса, которая ползет вниз и увлекает за собой деревья. На дне долины деревья опрокидываются, нередко образуя естественные мосты через реки. По ним удобно переходить на другой берег.
Когда возвращались в лагерь, то попали в такой бурелом, что Георгий Михайлович уколол ноги даже через резиновые сапоги. И можно только удивляться мастерству хождения конголезцев, которые, бродя по джунглям босиком, отделывались легкими царапинами или вовсе обходились без них.
В тот вечер вернулся из Мосенджо Андре Тукаса. Он принес для нас продукты. Андре отсутствовал больше, чем мы рассчитывали. Зайдя в палатку, он сказал, что задержался из-за болезни сына.
— А как вы назвали сына? — спросил я.
— Я назвал его в честь родственника Самюэлем. Кроме того, у нас, у батеке, существует обычай давать имена новорожденным в зависимости от тех обстоятельств, при которых родился ребенок. Когда во время родов присутствует знахарь, новорожденного называют «Малюно», то есть благодаря знахарю. Если женщина родила в лесу, ребенка нарекают «Суага», что означает джунгли. Когда отец охотится на зверей с сетью, новорожденному дают имя «Сиа», что значит «сетка». Однажды около хижины роженицы стоял военный, и малыша нарекли «Бита» (в переводе — «армия»). Если малыш появился на свет у реки, его величают «Нзеле», что в переводе на русский означает «река».
Конец сентября. По ночам идут дожди, днями все чаще и чаще проглядывает солнце. Досаждают мокрецы. Здесь они не показались мне такими «смирными», как в прошлом году на Бисеме. От их укусов горят уши, появляется зуд на руках и на лбу; они набиваются в волосы, также вызывая сильный зуд.
Идут дни. Промываем пробу за пробой, а алмазов все нет и нет. Уже совсем собрались покинуть эту реку, но вдруг Марсель обнаружил четыре мелких истертых алмаза. Передав мне алмазы, Марсель не торопился уходить из палатки. Я почувствовал, что Марсель хочет что-то рассказать. Пригласил его выпить кофе. Мне всегда было приятно побеседовать с Марселем — спокойным, умным, добросовестным рабочим, интересующимся геологией и мечтающим поехать учиться в нашу страну. Он пользовался неизменным авторитетом у рабочих.
Отхлебнув кофе, Марсель заговорил:
— Месье Базиль, я люблю Адель. Но ее родители не хотят, чтобы она стала моей женой, потому что я из народности батсанги, а она — из бандаса. Ее родители заявляют: «Если мы, бандаса, будем выдавать девушек в другие народности, то что станет с нашей? Она вымрет».
— А если у Адели появится ребенок от тебя?
— Это не меняет дела.
— А если Адель не послушается родителей и выйдет за тебя замуж вопреки их воле?
— Тогда ее отец приготовит с помощью знахаря такой фетиш (амулет), что Адель заболеет. Она будет болеть долго-долго. И я сам отведу ее к родителям.
«Исповедь» Марселя сильно взволновала меня. Прощаясь с ним, сказал: «Будем надеяться, что родители Адели смилостивятся».
— О, месье Базиль, это было бы здорово! — воскликнул Марсель.
После ухода Марселя я стал раздумывать: что же делать, уходить с Нгеи или отобрать еще несколько проб? Решили еще поработать, чтобы потом не было сомнений. Но дополнительные пробы не дали ни одного алмаза. Не оправдала наших надежд Нгеи!
Перед уходом на Бикелеле в один из вечеров рабочие и их жены собрались около хижины Луи и стали петь песни. Солистами были братья-пигмеи Виктор и Жером. Вначале один из них что-то говорил, потом все хором заунывно пели. Слышалось нечто вроде: «Ой, я, я. Ой, я, я, я». А также: «Ой, ее, ой, ой, ой, ее, ой, ой». Они спели две песни. Я спросил у Франсуа:
— Есть ли какой смысл в песнях?
— Да, есть, — ответил он и поведал следующее. Первая песня шуточная. В ней говорится: когда молодой человек задумал жениться на пожилой женщине, он должен отрастить ногти. Зачем? Чтобы чесать свою супругу. Пожилые женщины любят, когда их чешут.
Во второй рассказывается: если больному не помогает доктор, к нему приглашают знахаря. Знахарь в танце произносит над больным заклинания, дает ему снадобья, изгоняющие хворь. Потом он называет злого человека, его сглазившего. «Виновника» приглашают к знахарю, и он выплачивает знахарю деньги, затраченные им на лечение больного.
ВОЗВРАЩАЕМСЯ НА БИКЕЛЕЛЕ
На мокрой земле сидит голый шестимесячный малыш, но маме не до него. Она спешит упаковать свои пожитки в корзину. Наконец, груз к переходу подготовлен, и мы трогаемся в путь. Впереди меня идет Луи: в шортах и в пиджаке с оторванными рукавами, за плечами — ружье и полевая сумка, в руке — мачете. Шагает босиком. Кирзовые сапоги, выданные ему геологической партией, пришли в полную негодность, и он их выбросил перед походом. За мной идет его жена с корзиной за спиной и с Бежаме на шее. От мокрой травы наша одежда стала влажной. Пошел мелкий дождик. Мы узнали об этом по шуршанию листьев на деревьях, так как на нас не упала ни одна капля. Мелкий дождик не в состоянии пробить густую крону деревьев.
Привал. Матери кормят детей грудью, а Бежаме уплетает за обе щеки маниоку с соленой рыбой…
Утром снова в маршрут. Идем к реке Нгуацама. Наш путь преграждают завалы деревьев и какое-то необычное переплетение лиан. Не идем, а ползем на четвереньках. Еще труднее приходится рабочим, несущим джиги и роккеры.
Луи, как обычно, зорко вглядывается в джунгли, замечая мельчайшие детали.
— Здесь паслись цесарки, много цесарок, — замечает он. — Они разгребали листья и что-то клевали.
— А это царапины панголина, он облюбовал себе хижину на макушке дерева, в дупле, — сказал Луи, показывая на еле заметные штрихи на стволе дерева.
— А это дерево выделяет ядовитый сок. Если подмешать его к вину или воде и дать выпить, человек умирает.
Вспомнил, что видел точно такое же дерево с ободранной корой близ лагеря. Из него явно брали сок. Спросил Луи:
— Кому из обитателей лагеря понадобился ядовитый сок?
— Женщинам. Они разбавляют его водой и употребляют как антисептическое средство.
— Вот корень этого кустарника, — продолжал просвещать меня Луи, — обладает стимулирующими свойствами. Его настаивают на воде или на вине и употребляют небольшими дозами.
Подошли к реке Нгуацама. Ее перегородило огромное дерево. Оно совсем истлело. Идешь по нему как по болоту: ноги вязнут. Непривычно. Здесь и решили взять пробу. Рабочие приступили к промывке пробы, я стал осматривать речные отложения, а Луи, отрубив кусок лианы в метр длиной и толщиной с руку, стал колотить им о камень. Из размочаленной лианы он выкинул сердцевину и продолжал мочалить оболочку. Затем положил ее на валун и стал ударять по ней галькой, после чего промыл в воде: получилась хорошая мочалка. Мочалки используются и для мытья, и для приготовления подушек, и для других надобностей.
