Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
В течение получаса все нужные документы были оформлены. Я получил долгожданный чек и покинул стены одного из «военных оплотов» Америки.
Следующей моей целью был город Бостон. Приехал я туда уже вечером. Огромный город был незнаком мне. Я только знал, что если по скоростному шоссе, пересекающему город на высоких подставках, доехать до съезда номер такой-то и спуститься вниз, в город, то попадешь в район большого парка, расположенного в самом центре города и состоящего из редких раскидистых старинных вязов. Как всегда, в таких парках трава между дорожками коротко подстрижена, и люди свободно гуляют, лежат на ней, на принесенных подстилочках или просто на газетах: лежать на траве на тонкой газете так принято почему-то в Америке. С радостными криками бегают по траве дети, не спеша, звонко цокая копытами о мелкие камушки, проезжают на огромных упитанных лошадях не менее упитанные полицейские в крагах и в мотоциклетных касках. На скамейках вдоль дорожек сидят, отдыхают пожилые люди, среди которых выделяются грязной одеждой и большими пластиковыми мешками с пожитками люди, у которых нет жилья. Они будут спать на этих скамейках и ночью. Ведь июльские ночи такие теплые.
Завтра, четвертого июля, большой праздник — День независимости. Это нерабочий день. Поэтому и я не поехал домой сразу, решил посмотреть, как отмечается этот праздник в таком большом городе, где, кстати, и зародилась независимость этой страны.
Проблема приближающейся ночи в этом городе интересовала не только бездомных на лавочках. Она интересовала и меня. Дело в том, что все гостиницы города в ночь на четвертое июля были переполнены, места заказывались за много дней вперед. Ну а ночевать в роще или на полянке невозможно по той простой причине, что их просто нет рядом с таким большим городом, как Бостон.
Но ребята из КРРЕЛ рассказали мне, что у сквера в центре города, точнее под сквером, расположен огромный многоэтажный подземный и, конечно, платный гараж. Если поставить в этом гараже машину хотя бы на сутки, то можно попросить у охранника гаража разрешение переночевать в машине. Обычно так и делают.
Охранник осмотрел меня серьезно, оценивающе:
— Хорошо, только погуляйте пока и приходите не раньше одиннадцати… И не приходите пьяный или с женщиной. — Улыбнувшись, он вдруг хитро, подбадривая, подмигнул мне…
Весь следующий день я бродил по городу, на свою стоянку в подземелье добрался, когда уже совсем стемнело. Завтра утром во что бы то ни стало я должен быть в КРРЕЛ.
Предстояла бессонная ночь, ведь до городка Хановер, где был мой институт, было далеко. Через час я выехал на основное шоссе: дорогу номер 95, идущую от Бостона строго на север к границам Канады.
Дальше все пошло как всегда на таких дорогах, которые называются «интерстейт хайвей» — «межштатовые шоссе» — или сокращенно просто «интерстейт». Прямая как стрела полоса бетона, по которой в часы пик идут по четыре ряда машин в одну сторону. Справа полоса бетона оканчивалась трещоткой, уменьшенное подобие которой есть и на нашей московской кольцевой дороге. Когда колесо машины выходит на нее, то попадает как бы на ребристую стиральную доску и начинает вибрировать. В машине раздается страшный шум, и ты просыпаешься, если случайно уснул на дороге. А уснуть на интерстейт так легко, несмотря на то что по радио звучит бравурная мелодия, а на дороге надо беспрестанно читать указатели.
Слева от дороги — разделительная полоса; сплошная стена кустов, мелколесья, через которую иногда прорывался свет фар идущей навстречу машины.
Сначала все шло как всегда.
В полиэтиленовом мешке, который мне дали в магазине, лежали две пластмассовые литровые бутылки кока-колы и с десяток бутербродов, которые я всегда брал в далекую дорогу. Бутерброды в США легко готовить. Буханки хлеба, продаваемые в магазинах, как правило, уже порезаны на тонкие ломтики и снова аккуратно сложены в буханку.
Я всегда запасался такими бутербродами и кока-колой в дорогу. Когда начинали слипаться глаза, не останавливаясь, одной рукой открывал бутылку «кока», как говорят американцы, заедал его бутербродами. Это сбивало монотонность дороги и давало заряд положительных эмоций. После трех-четырех глотков кока-колы и пары бутербродов я мог ехать еще долго.
Когда едешь по интерстейт ночью, всегда время от времени ловишь себя на том, что начинаешь как бы чуть-чуть дремать, а нога все сильнее давит на педаль газа, и скорость незаметно вырастает. И тут раздается сильный толчок — предупреждение. Сбрасываешь ногу с педали, машина начинает ехать все медленнее, и, наконец, стрелка указателя скорости доходит до цифры пятьдесят пять. Пятьдесят пять миль в час — это предельно допустимая скорость движения автомобилей в Америке. Но проходят минуты, и вновь монотонная лента прекрасной дороги убаюкивает тебя, снова начинаешь таращить глаза, трясти головой, открывать окошко, чтобы сквознячок освежил тебя. Но ничего не помогает, и наступает такой момент, когда вновь — «дррр» — грохот от вибрации: правое колесо попало на трещотку. Сон мгновенно пропадает, и ты берешь влево, с удивлением убеждаясь, что в указателе скорости стрелка добралась уже до цифры восемьдесят.
Я еще не успел выскочить на трещотку, как в кустах на разделительной полосе замигал сочный красный огонь, а потом ниже его, на мгновение ослепив, зажглись мощные фары машины, стоящей поперек шоссе.
— О, черт!
Я сбросил газ, но не стал тормозить, чтобы не вспыхнули огни моего стоп-сигнала, показывая полицейским, что я торможу. Но поздно! Мельком взглянул на красную, подсвеченную стрелку, она опять стояла у цифры «80». Была еще надежда, что эти огни — только предупреждение, что полицейский только показывает мне: мол, сбавь скорость, мистер. Но через секунду стало ясно, что это не так. В зеркальце было видно, как фары с мигающим светом над ними выскочили на шоссе. Я уже сбавил скорость до официальных пятидесяти пяти, но фары в зеркальце стали резко приближаться. Я не стал дожидаться, когда грубый голос через усилитель окрикнет меня, и дал знак, что останавливаюсь. Аккуратно, по всем правилам, притормозил и увидел, как сзади идущая машина, не выключая красного фонаря и фар, остановилась. «Почему, — вдруг подумал я, — в Америке мигающий огонь полицейских машин всегда красный, а в Европе и у нас синий?..» Между тем в зеркальце стало видно, как дверцы с обеих сторон машины распахнулись и на шоссе вышли два человека в таких восьмигранных фуражечках, которые в Америке носят только полицейские. Я не стал дожидаться, выпрыгнул из машины и, ослепленный фарами, пошел им навстречу.
— Не подходите ближе! Не подходите! — вдруг весь подобравшись, крикнул мне тот, кто вышел со стороны водителя.
Видно было, что это молодой парнишка с тонкой талией, перетянутой толстым поясом, на котором висел, оттягивая его с одной стороны, черный револьвер со старинной загнутой ручкой, а с другой стороны — плоский черный футляр рации, дубинка и длинный блестящий цилиндр электрического фонаря.
— Не подходите ближе! — снова крикнул молодой полицейский, и я увидел, как он отходит в сторону, в глубь проезжей части, чтобы не загораживать меня от своего товарища, который шел по обочине и тоже вдруг остановился, расставив ноги, чуть согнув их в коленях, чуть расставив руки с растопыренными ладонями, в такой знакомой по фильмам позе.
— Вы, мистер, нарушитель закона! Вы нарушили закон нашего штата и федеральный закон! — крикнул вдруг неожиданно сердитым и громким голосом молодой полицейский.
И я понял, что разговор, который обычно бывает на таких дорогах, типа: «Товарищ милиционер, дорога была пустая, сухая, а я так торопился, извините, больше не буду…» — здесь не получится.
— Вы нарушили закон штата и федеральный закон! — продолжал распалять себя полицейский. — Документы!
Я протянул ему маленькую пластмассовую карточку — шоферские права водителя штата Нью-Гемпшир, которыми так гордился. Полицейский аккуратно взял карточку, осмотрел ее в свете фар и выжидательно взглянул на меня.
