Новичок в Антарктиде - Санин Владимир Маркович (книга регистрации TXT) 📗

Третий поход

Когда я побывал через несколько месяцев на Новолазаревской, то понял, почему с этой, пожалуй, самой уютной в Антарктиде станцией, основанной в 1961 году Владиславом Иосифовичем Гербовичем, связано столько драматических историй. Наиболее волнующую из них, настоящую «закольцованную новеллу», я услышал от Гербовича и расскажу её в своё время. А ту, которая будет приведена ниже, мне поведал Владимир Александрович Самушкин, бывалый полярник, кандидат географических наук. Всего пять месяцев назад он вернулся из Антарктиды, где в составе Тринадцатой экспедиции руководил Новолазаревской; обстоятельства сложились так, что он вновь, едва переведя дух, возвращался на свою станцию, которую очень любил и о которой охотно рассказывал.

Как принято говорить в радиопередачах, слово её начальнику.

— Новолазаревская находится в глубине материка, километрах в восьмидесяти от моря. Оазис Ширмахера, изумительная красота, относительно мягкий климат — все это превосходно, но доставка грузов… Если пойдёте обратно на «Оби», сами увидите, что это такое — дорога на Новолазаревскую. Сплошные ледниковые трещины, промоины, образованные талыми водами, тяжёлый для гусениц скользкий лёд… Грешников в ад гнать по такой дороге! «Обь» обычно разгружается либо на припайном льду, либо, если удастся пришвартоваться, на ледяном барьере. Грузы переваливаются на санно-гусеничный поезд — и домой, на станцию. А вот что произошло с нами.

В Тринадцатую экспедицию «Обь» попала в тяжёлую ледовую обстановку и смогла разгрузиться лишь в ста шестидесяти километрах от станции, у мыса Ураганного. На редкость подходящее название: в разгар работ налетел ураган, сорок метров в секунду, и припай начало взламывать — хуже ничего и придумать невозможно! Один тягач утонул, водителю, к счастью, удалось выскочить. Провалился в трещину и наш гляциолог Николай Косенко, но задержался на руках, спасли.

С грехом пополам разгрузили «Обь», отсалютовали ей ракетами: «Ждём через год в шесть часов вечера, не опаздывайте!» — и начали перевозить груз. Первые два похода прошли удачно: ну раза три-четыре проваливались, однако без всяких трагедий. И четвёртый поход закончился благополучно, хотя всю дорогу вспоминали «Плату за страх». Помните кинокартину о водителях машин, перевозивших взрывчатку? Мы тоже везли взрывчатку — по нашей-то дороге! А что делать прикажете? Безусловно, асфальтированная автострада лучше, но, по-видимому, в ближайшую тысячу лет её в Антарктиде не будет. Технология перевозки была такая: перед каждой трещиной мы покидали трактор и давали ему возможность двигаться самостоятельно. Потом, убедившись, что он прогромыхал через трещину и не взлетел на воздух, догоняли и вновь с комфортом ехали до следующей трещины.

Но все это, — продолжал Самушкин, — хотя и не вполне безопасная, но весёлая детская игра по сравнению с третьим походом. Долго потом ещё мы вздрагивали по ночам и, просыпаясь, блаженно улыбались — какое счастье, что он позади, этот третий поход! Хлебнули мы Антарктиды по горло, и все из-за того, что «в кузнице не было гвоздя» — помните такую балладу?

Ладно, все по порядку. 4 октября 1968 года мы покинули станцию на тягаче и «Харьковчанке». Тягач мы прозвали «Бетти», и ничем он особенно не знаменит, а вот нашу «Харьковчанку-22» знает весь мир: она прошла по Антарктиде десятки тысяч километров, побывала на Полюсе недоступности и украсила своим изображением почтовую марку… Да-да, именно эту, спрячьте её поаккуратнее и не забудьте потом напомнить, поставлю штамп — на зависть филателистам. А нашу «Харьковчанку» вы, наверное, увидите: она будет погружена на «Обь» и пойдёт на Родину залечивать старые раны… Нас было шестеро: водители Планин и Ярошенко, врач Грищенко, гляциолог Косенко, метеоролог Викторов и я. Антарктическая весна в разгаре, но не в нашем понимании — когда расцветают яблони и груши, медовый аромат струится в воздухе и птички поют… Нет пурги — и за то спасибо, благодарим и в ножки кланяемся. Правда, лёд был очень скользкий, шли со скоростью пять километров в час. Ни разу не провалились в трещину, не ухнули в проталину — тоже спасибо провидению. И все-таки меня не покидало какое-то нехорошее предчувствие: уж слишком благополучно проходит третий поход подряд — так в Антарктиде не бывает.

И вот на сто восемнадцатом километре, в сутках пути до мыса Ураганный, произошла та самая история с гвоздём: на «Харьковчанке» вышла из строя шлицевая муфта коленчатого вала. А запасной муфты мы с собой не взяли: надеялись, обойдёмся. Все. «Харьковчанка» остановилась, садись, закуривай, поход срывается… Пришлось разделиться. Мы — Планин, Грищенко и я — остались на «Харьковчанке», а остальные на «Бетти» отправились на станцию за муфтой. Три дня туда, три дня обратно — пропала неделя. Ругали мы себя нещадно, но утешались тем, что и Седов вынужден был прервать своё путешествие к полюсу на собаках, потому что забыл в лагере иголку для примуса: великие примеры как-то успокаивают…

Поначалу все шло нормально: «Бетти» добралась до станции, ребята взяли злополучную муфту и отправились к нам. На шестьдесят восьмом километре несчастье — загорелся балок. [2] Почему это произошло? К тому времени задул сильный ветер, а из выхлопной трубы летели искры — другого объяснения мы не нашли. Ребята, сидевшие в кабине тягача, увидели пламя, когда оно уже вовсю полыхало. Попытались было сбить его огнетушителями, но — сильный ветер! — балок вновь загорелся. А в нём два баллона газа, готовые в любую секунду взорваться! Но нельзя же оставаться в ледяной пустыне без радиостанции и продовольствия — пришлось сознательно идти на крайний риск. Рацию вытащить не удалось — она была слишком крепко прикручена, а огонь уже добрался до баллонов. Успели выкинуть два попавшихся под руку спальных мешка, выбежали — и тут же взрыв. Балок и всё, что было в нём, разметало на пятьдесят-сто метров, никакого продовольствия и одежды спасти не удалось. Оставив на месте катастрофы повреждённую, беспомощную «Бетти», Ярошенко, Викторов и Косенко двинулись к «Харьковчанке»: до нас было всё-таки пятьдесят километров, а до станции — шестьдесят восемь да ещё встречный ветер.

Погода стояла сносная. Подгоняемые попутным ветром, ребята шли по проложенной «Харьковчанкой» колее. Кое-где колею замело, но через каждые два километра дорога была размечена бочками. И хотя марафонская дистанция в Антарктиде — это, поверьте, очень много, ребята, наверное, добрались бы благополучно, если бы не второе несчастье: у Ярошенко судорогой свело ноги. Косенко и Викторов бросили спальные мешки — непродуманное решение! — и понесли товарища на руках. И ещё одна ошибка: увидев вдали закреплённый на высоком древке красный флаг «Харьковчанки», они срезали угол и сошли с дороги, чтобы выиграть несколько километров. Понадеялись на то, что погода останется хорошей, и нарушили закон: никогда, ни при каких обстоятельствах не бросай дорогу!

И тут началась метель. К счастью, ребята успели вернуться обратно на дорогу, но потеряли драгоценные часы. Еды у них не было, кроме единственной бутылки соку для Ярошенко, на плечах — кожаные куртки: каэшки [3] сгорели в балке. Поначалу они ещё видели наши ракеты, но, когда метель разбушевалась по-настоящему, видимость исчезла совершенно. А мы-то ракеты пускали на всякий случай, потому что после прекращения связи могли лишь гадать о судьбе «Бетти». Но когда началась метель, встревожились не на шутку. Решили выходить навстречу. И только-только собрались, как в «Харьковчанку» ввалился Викторов! Мы напоили его горячим кофе, привели в себя, и он рассказал, что пришёл за помощью: ребята находятся километрах в двенадцати. Косенко, чтобы не замёрзнуть, понемногу тащит на себе Ярошенко, но нужно поспешить с одеждой, иначе беды не миновать. Оставив изнемогающего от усталости Викторова держать связь, мы без промедления отправились в путь. Ни зги не видно, даже ракеты не освещали дорогу, шли ощупью. Выбрали такой метод: я ощупывал левый след гусеницы, Планин — правый, а сзади, подстраховывая нас, шёл Грищенко. След потерян — стоп, назад; ибо собьёшься с дороги — спасать будет некому. Прошли мы два, пять, семь километров — нет ребят. Прошли двенадцать — с тем же успехом. Значит, либо Викторов ошибся, либо они сбились с дороги и ушли в сторону. Плохо дело. У Планина к тому же на восьмом километре свело ногу. Он плёлся, опираясь на палку и тяжело переживая, что стал обузой… И все же для страховки решили мы пройти ещё немного вперёд. Добрались до следующих бочек, нацарапали на них наши фамилии, время и отправились назад. Так устали, что начались галлюцинации: в каждом тёмном пятне на дороге видели тела погибших друзей. А метель так разошлась, что даже часть бочек укатило ветром… Не доходя километров шесть до «Харьковчанки» — о радость! — увидели на снегу два следа. Значит, ребята были здесь! Стали шарить вокруг — следы исчезли неподалёку от зоны трещин. Совершенно удручённые, поплелись обратно. Очень тяжёлый был момент, не хотелось бы вновь когда-нибудь такое пережить. Пока надеялись — силы брались неизвестно откуда, а пропала надежда — еле переставляли ноги. Каких ребят потеряли из-за муфты, куска железа! Подошли к «Харьковчанке» — и остолбенели: навстречу вышел Косенко! И откуда только силы взялись — бегом бросились его обнимать.