Белые сны - Песков Василий Михайлович (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Существует у полярников шутливый иронический взгляд на себя. Называют друг друга забавной кличкой – Парамон.
Откуда такое прозвище? Объясняют: «На пароходе, который вез четвертую экспедицию, был повар по имени Парамон. Очень понравилось имя…» Слово «землепроходцы» тут перекроили применительно к Антарктиде: «льдопроходимцы». Но это домашняя шутка людей, знающих себе цену. Тут есть свои песни.
Я не слышал об Антарктиде восторженных слов. «Лучше всего ее видеть с кормы корабля, который уходит на Родину…», «Самый тяжелый день, когда „Обь“ уходит от берегов а ты остаешься. Гудки, гудки… А ты остался. Неделю ходишь как очумелый. Потом ничего. Вот говорите – тяготы: мороз пурга, трещины. Это все ничего. А вот как представишь пятнадцать тысяч верст от дома, так аж в Бога хочется верить. Никто к тебе не придет, не приедет…»
Американец Берд назвал Антарктиду самым холодным, самым враждебным человеку углом Земли. Наши ребята придумали для нее много мужских неласковых слов. И все-таки едут. Начальник станции Восток Василий Сидоров зимует четвертый раз. Радисты – по третьему разу. Бульдозерист Ильяс Абушаев – четвертый раз. Больше половины людей знают Антарктиду не первый год. Давали слово не приезжать. Едут! Англичанин Шеклтон несколько раз бывал на краю гибели. Но всякий раз снаряжал новую экспедицию. Что влечет сюда человека? На этот вопрос много ответов. Долг перед Родиной. Жажда новых открытий. Честолюбие, поиски приключений. Суровая красота этой земли. Деньги. Есть и еще одна сила, влекущая сюда человека снова и снова. Наверно, это хорошо бы могли объяснить альпинисты. Обывателю никогда не понять, почему альпинисты лезут на гору. Всегда рискуют жизнью. Зачем? Побыть на вершине минуту и снова спуститься… И только сам альпинист знает, зачем идет на ледяную вершину. Он чувствует торжество духа, он празднует победу над самим собой. Один раз испытав торжество, доступное только смелым, человек всегда будет стремиться к вершинам, всегда будет стремиться еще и еще раз испытать радость сильного духом. Вот почему человек в четвертый и в пятый раз собирается в Антарктиду.
– Вот ты, Валентин, почему в Антарктиду поехал?
Статный парень медлит с ответом. Снимает перчатки – начинает откручивать мелкие гайки. Мороз. На гайках остается кожа от пальцев. Парень снимает жестяной футляр. Вижу зеркало размером с автомобильное колесо. Все небо и даже верхушка айсберга отражаются в круглом стекле. Рядом еще такое же зеркало. Под зеркалом – кинокамера-автомат. Снимает круглые сутки. Валентин чистит зеркало тряпочкой, смоченной в спирте, надевает футляр.
– Да, поработали эти глазки… Всё! Через месяц сдаю. Вам пурга, конечно, не нравится?.. Мне тоже не нравится. А я, случалось, молил, чтоб суток на трое понесло…
Спускаемся в домик. Садимся на кровать. Валентин по-детски калачиком подбирает под себя ноги. Я редко встречал таких рассказчиков. Он то говорит, то вдруг, забыв обо мне, долго молчит, вспоминает, то мы говорим вместе…
«Полярной ночью солнце – как гость на минутку. Прокатится шаром по айсбергам, и все. Горит окраина неба огненно-красным закатом. А потом только звезды. Колючие, как мелко поколотый лед. Потом над островом появляется бледно-желтая занавеска. Занавеска дрожит, как будто кто-то дышит на нее в темноте. Все ярче и ярче, и вот уже не желтая, а пурпурная, с ярко-зеленым оттенком. Снег, айсберги, шерсть у белой собаки повторяют переливы холодного, странного света. Ни секунды покоя. Моргнешь – огромный, вполнеба, занавес изменил уже форму, появились новые пурпурные складки. И так всю ночь.
Иногда занавес повисает на светлых столбах. Потом снова невидимый ветер шевелит пурпурные и зеленые складки. Занавес движется и вдруг застывает, в точности повторяя линию берега. Я хватал карту – точь-в-точь берег… Зеленый свет опускался временами так низко, что казалось: кинь шапку – и закачается занавес. Но я-то знаю: ниже ста километров не опускается…»
Июнь. Дома, под Ленинградом, стоят белые ночи. Растет трава. Лягушки квакают. А тут беспрерывная звездная ночь. Рвется лед от мороза. Зеленой чешуей сверкают на айсберге трещины. Трется о ногу собака. Один на всей земле. Крикни – никто не услышит. Иногда на небе зажигалась корона. Это совсем редкое зрелище. «Я бежал к телефону будить ребят… Вылезали сонные из-под снега. Говорили: „Да-а…“ Минут десять стояли. А потом скорее в постели. А мне нельзя, у меня служба: сияние наблюдать». На этой службе каждые пятнадцать минут надо вылезать из-под снега с блокнотом и делать «объективные записи»: какой формы и сколько баллов сияние. Камеры с зеркалами тоже свою работу ведут. Надо только вовремя заряжать пленку. В Москве ученые положат рядом записки и пленки. Положат рядом записки и пленки другого парня, не спавшего полярные ночи на льдине в Северном Ледовитом. И сделают ученые мудрые выводы о том, что происходит над нашей Землей. «Мое дело – накопить материал. Каждые пятнадцать минут надо вылезать на мороз. Карандаш еле держится в пальцах. Глаза слипаются. Вот почему и молил, чтоб пурга денька на три. Можно поспать и даже сходить в кино».
Сейчас сплошной день. Магнитные бури ловят антенны локаторов. А у этого парня есть еще одна должность: он следит за блужданием магнитного полюса. Не все знают, что даже за сутки магнитный полюс меняет место. За долгое время он может уклониться настолько, что самолеты и корабли начнут сбиваться с дороги. Надо изучать характер магнитного полюса.
Большая комната, полная точных приборов. Настолько точных и тонких, что под снегом держат строго постоянную температуру. И упаси Бог какие-нибудь толчки! Чтобы не забрел кто-нибудь посторонний, на дверях «магнитного цеха» Валентин повесил картинку – две кости и череп.
«Валя, а какие пути привели в Антарктиду?» Мой собеседник шевелит ладонью соломенный чуб, ищет что-то на карте, потом достает телеграмму. «С братом вчера обменялись. Штурман на рыболовецком судне. Я тоже штурман… Как начиналось? О, это долгая песня… У нас вся родня моряки. Дядя – адмирал. Пять орденов Красного Знамени получил». В роду Ивановых есть и матросы и боцман. Двоюродные братья Валентин и Олег с пеленок примеряли старые бескозырки и фуражки с «крабами», листали пожелтевшие морские книги и карты. Крутили глобус. Была такая игра: назвать подряд все порты мира на букву «А» или все города на букву «Д». Тому, кто выигрывал, дядя давал поносить старые морские часы.
А вот каким было самое первое плавание. Пять мальчишек потихоньку крали бревна со склада. На Фонтанке связали плот и подняли на плоту флаг. Каждый из пяти получил звание: штурман, капитан, боцман. В ноябре Фонтанка не покрывается льдом. Но вода в реке ледяная. На плоту были мачта, компас, фуражка для капитана, три старых спасательных круга. Круги пригодились, потому что судно ударилось об опору моста, бревна рассыпались, и «моряки» очутились в воде.
«А на Финском заливе у нашей семьи была лодка…» Мальчишкам без спроса дядя не разрешал открывать у лодки замок. Но кто уследит за мальчишками? Два брата клали в лодку сумку с едой, клали весла и поднимали брезентовый парус. Двадцать пять километров чистой воды по заливу – это уже настоящее путешествие. «Страсть к морю была так велика, что нас с братом определили юнгами на эсминец…» Корабли стояли в Финском заливе, иногда заходили в Неву, иногда уходили на Балтику. Когда человека хорошо покачает, когда он хлебнет соленой воды и не увидит во время шторма белого света, тогда человек всерьез выбирает: палуба или берег.
«Мы с братом поступили в морское училище. Тут пути разошлись. Олег попал в Калининградское мореходное, а я – в Калининградское военно-морское. Это была уже не игра в море. Это начиналась морская служба…» 30 ноября 1955 года весь Калининград собрался в порту. В Антарктиду уходила первая советская экспедиция. Сверкали трубы оркестра. Шапки летели кверху. «Обь» покидала родную землю. В толпе провожавших стоял курсант Валентин Иванов. Пристань опустела. Ветер гнал по камням колючий снег и обертки конфет. Моряк стоял и глядел туда, где скрылся большой корабль. «Я не думал тогда, что придется пройти той же дорогой. Очень завидовал отплывавшим…»
