Спящий пробуждается - Главса Милош (книги онлайн полные .txt) 📗

— От христианства остался глубоко укоренившийся культ Исы бен Мариам, Иисуса, которого позднейший ислам объявил одним из пророков Магомета. Кроме того, мзабит не верит, что небо — это огромный гарем и что на нем семь кругов, как утверждают мусульманские муллы. Мзабит, как и христиане, со страхом относится к загробной жизни.

— Вы сказали, что пока мзабит не женится, он не смеет покинуть Мзаб.

— Да, таков закон. Это просто предосторожность против смешанных браков. Мзабиты берегут чистоту своей крови, как зеницу ока. Они не хотят, чтобы их юноши женились на чужбине, и живут в раковине, словно улитки.

— Мудрая предосторожность. Особенно с точки зрения здешних женщин, — засмеялся Божек. — Благодаря тому что каждый мзабит должен взять в жены только мзабитку, мужчин хватит на всех. Здесь не может быть, так сказать, излишка старых дев. Девушки не киснут на уксус, и поэтому не надо искать выхода в многоженстве.

— Вот именно, каждая мзабитка, если она пожелает, может найти мужа. За измену вере, которую допустит мзабит на чужбине, его жестоко наказывают. Европа и Париж в этом отношении далеко отстали, — помрачнела вдруг Соланж, — и им следовало бы поучиться у мудрых правителей Мзаба.

— Позвольте вопрос, — обратился к ней Божек. — Вы еще не замужем, не так ли?

— Oui, naturellement, [9] — отвечает Соланж. — Нынешние мужчины, кроме мзабитов, конечно, вообще не стоят, чтобы из-за них терять свободу. И вообще, я думаю, что подобные дебаты ни к чему, давайте лучше уничтожать комаров. Еще один! Счет 24:11!

Вода — это жизнь

— Говорят, ты факих, адвокат. Дай мне ашрин феранк, — двадцать франков, господин, и я провожу тебя на судебное разбирательство, — шепчет мне старый Гафнаи.

Уже третий раз он испытывает мое любопытство. Человек Востока, достойный своего имени, он обладает способностью использовать любопытство чужеземца и сделать его предметом коммерции.

— О чем будут судить, отец? — спрашиваю я старика и сую ему в протянутую руку алжирский двадцатифранковик, наших сорок галеров.

— О самой важной вещи Мзаба. О воде.

Свободное пространство перед судьями расцвечено пестрым ковром тюрбанов.

Здание Суда? Да, если можно назвать так бесформенную постройку с потрескавшимися глинобитными стенами, подпертыми сухими пальмовыми жердями.

— Джемаа-судьи идут, — шепчет старый Гафнаи. — Судья — это толба, мулла. Но он один ничего не может решить. Как закончится спор, зависит от старейшин — присяжных и даже от народа.

— Кто назначает судью?

— Никто, господин. Судьи и старейшины выбираются всеми.

Вот это правильно! Родовая, первобытная демократия сохранилась в алжирском Мзабе в течение многих тысячелетий. Коллективные решения и выборы должностных лиц в сердце безводной, каменистой пустыни! Здесь есть чему поучиться юристам, социологам, копающимся в пыли прошлого историкам!

Рассматривается спор гражданина А с гражданином Б, имена не играют никакой роли. Ответчик обвиняется в том, что в один прекрасный день отвел воду из канала соседа на свое поле.

Выступает свидетельница — древняя, иссушенная солнцем старуха. По законам алжирских правоверных мусульман, свидетельство двух женщин имеет такую же ценность, как свидетельство одного мужчины. Но здесь, в гардайском суде, женщина, несмотря на свое покрывало, — полноправный свидетель. Даже при решении такого важного вопроса, как вопрос о воде!

Еще один пережиток родовой организации, когда женщина была полноправным членом рода. Древняя демократическая община, словно необычайный цветок, распустившийся вдруг в оранжерее двадцатого столетия.

В это трудно поверить. Тем более, что мусульманское религиозное миросозерцание отрицает у женщины существование души и рассматривает ее лишь как говорящий неодушевленный предмет. Иногда, правда, немного больше…

Суд под председательством мзабитского муллы возвратился с совещания. Приговор строг, но справедлив. Ответчик должен возместить истцу убыток в сумме 30 000 алжирских франков плюс некоторую долю урожая фиников. Раздавшийся после вынесения приговора одобрительный гул означает, что присутствующие согласны с решением суда.

Да, свести воду с земли соседа — это большое преступление. В безводной пустыне имеет цену каждая капля. Иногда может спасти жизнь даже глоток горячей воды из автомобильного радиатора.

Усталые, мы возвращаемся из суда и снова становимся свидетелями самого страшного, что есть в жизни — жажды.

Продавец воды хранит свой товар в козьем меху, как святыню. Если вы пожелаете, он продаст вам чашку воды за десять франков.

Но есть такие покупатели, которые не хотят пить из общей чашки — это негигиенично даже по местным представлениям. Поэтому более чистоплотные сосут воду через тонкую соломинку.

Журавли старых колодцев ужасно скрипят. Деревянные оси, поворачиваясь в деревянных подшипниках, издают пренеприятные звуки.

Мы очутились в ином мире. В мире, погруженном в сумрак прошедших веков.

Да, мы в Гардае.

Мы карабкаемся по узкой, темной лестнице наверх, к вершине холма. Здесь несколько уличек сходится в одной точке, у подножия минарета. Такого минарета я еще нигде не видел. Он похож на квадратную дымовую трубу, торчащую в лазурном раскаленном небе Мзаба.

Нет, не прикасайтесь, пожалуйста, к трухлявым стенам. Кто знает, какое заклятие скрыто в каменных сводах, выступах, нишах, крытых галереях и истлевших деревянных балках? Запах прели наполняет сумрачные улицы с глухими стенами, без окон. Неужели это пещерный поселок, становище давно вымерших существ, населявших когда-то эти пещеры?

— Вовсе нет. Здесь живут люди!

Жители самых верхних уличек осуждены на вечную жажду. Здесь нет воды. Сюда ее доставляют верблюды и и ослы в гхирбе, мехе из овечьей шкуры.

Это единственный существующий здесь водопровод.

Вы можете идти, идти без конца, и ни одна живая душа не обратит на вас внимания. Погруженные в себя, люди не бросят на вас любопытного взгляда. Божек лезет в карман за губной гармошкой и ее писком пробует привлечь к себе внимание. Тщетно. Напрасный труд. Звуки глухо отражаются от полуразрушенных стен этих живых могил. Попытка не удалась.

Неприступен Мзаб. Замкнуты его обитатели. Хотите пари, что вы не услышите здесь ни взрывов хохота, ни язвительного смеха? Строгость во всем.

Помни о дне последнего суда, сын пыли!

Где сутолока арабской Касбы? Где музыка берберийских танцоров? Где шум кофеен?

Даже в лавках Гардаи вы не услышите так свойственного Востоку шума.

— Люди здесь, наверное, отвыкли громко ругаться, — констатируем мы.

Строгая изоляция женщин от мужчин. Идете за покупками в лавку: один вход для мужчин. Кроме этого, специальное окошко для покупательниц-женщин. Вы думаете, что нежное создание под покрывалом (вместе с одеждой оно весит пудов шесть) заглядывает в окошко исповедника? Нет, она просто покупает у мясника полкилограмма нежирной грудинки с костью.

Еще одна деталь. Закутанное существо бесшумно выходит из темной лавки в полумрак улички. Проходит почти рядом с вами. Почему она отворачивает от вас взор? Почему замирает на месте, ожидая, пока вы пройдете? Слишком мрачно среди разрушающихся стен Мзаба.

Жаждущие тела и жаждущие души.

Во рту у вас неприятный осадок от всей этой затхлости.

Вы хотите прополоскать рот глотком свежей воды. Но в походной фляге, которую вы тащите с собой в заднем кармане, воды едва на донышке. Ах, если бы с безоблачного, добела раскаленного неба полил дождь!

Вода — это жизнь.