Михаил Строгов - Верн Жюль Габриэль (читаем книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
В то время как Гарри Блэнт отдыхал, Альсид Жоливе сидел около него и делал заметки в своей записной книжке. Несчастья сблизили их, и они сделались друзьями. Писательская ревность исчезла сама собой. Итак, то, чего главным образом страшился Михаил Строгов, было предметом самых пламенных желаний обоих журналистов. Действительно, приезд Ивана Огарева мог оказать им существенную пользу. Раз узнается, что они иностранные подданные, то весьма возможно, что их выпустят на свободу. Адъютант эмира сумеет доказать ему, что с господами журналистами нельзя обращаться так же, как с простыми шпионами. Интересы Альсида Жоливе и Гарри Блэнта были таким образом совершенно противоположны интересам Михаила Строгова. Последний как нельзя лучше понимал свое положение, и это было новой причиной, заставлявшей его избегать встречи с ними. Прошло четыре дня, но за это время не произошло никаких перемен. О снятии лагеря и новом походе татар ничего не было слышно. За пленниками строго следили.
В пище, отпускаемой им, чувствовался сильный недостаток. Два раза в сутки им кидали козьи внутренности, поджаренные на угольях, или несколько кусков овечьего сыру, вот и все. Погода, как нарочно, переменилась к худшему, начались дожди с холодным, пронизывающим ветром. Некоторые из раненых, женщины и дети не выдержали и умерли. Пленным пришлось самим хоронить их трупы, а татары не хотели даже отвести им места для погребения. В это тяжелое время Альсид Жоливе и Михаил Строгов одни не теряли мужества и терпения. Сильные, здоровые духом и телом, они своими советами подкрепляли и утешали слабых, впадавших в отчаяние. Но долго ли будут еще продолжаться их несчастия?
Что, если Феофар, довольный своими первыми победами, пожелает отдохнуть некоторое время, а потом уже идти на Иркутск?! Этого могли опасаться, но это не случилось. Событие, столь желаемое Альсидом Жоливе и Гарри Блэнтом и столь не желаемое Михаилом Строговым, — это событие совершилось утром 12 августа. Снова затрубили в трубы, забили в барабаны, началась стрельба и пальба. По дороге от Колывани показалось громадное облако пыли.
Иван Огарев, сопровождаемый многими тысячами людей, вступал в лагерь Феофар-Хана.
ГЛАВА II. ПОЛОЖЕНИЕ АЛЬСИДА ЖОЛИВЕ
Иван Огарев привел к эмиру целый армейский корпус. Это была часть той колонны, что заняла Омск. Не будучи в силах разрушить город, где, надо помнить, находились в то время сам губернатор и весь местный гарнизон, Огарев, чтоб не задерживать военных действий, долженствовавших привести к покорению всей Восточной Сибири, решил обойти его. Оставив там довольно значительный гарнизон и подкрепившись по дороге колыванскими победителями, он повел свои орды в лагерь Феофара, чтобы там соединиться с ним. Солдаты Огарева остановились за лагерем. Они не получили приказания стать на бивак. Без сомнения, предводитель их не намерен был здесь останавливаться, а спешил дальше, в Томск, город важный, предназначенный сделаться центром будущих операций. Вместе с солдатами Иван Огарев привел еще новый отряд пленных, русских и сибиряков, захваченных частью в Омске, частью в Колывани. Несчастных не повели за ограду, там и без них было слишком тесно, они, как и солдаты, остались за лагерем, лишенные крова и даже пищи.
За новоприбывшими тянулась толпа нищих, мародеров, купцов и цыган, составляющих обыкновенно арьергард действующей армии. Все эти люди питались тем, что грабили по дороге, и поэтому пройденный ими путь превращался в голодную пустыню. В числе цыган, бежавших из западных губерний, находилась и та цыганская группа, с которой Михаилу Строгову привелось ехать до Перми. Сангарра была также там. Эта дикая шпионка, тень Ивана Огарева, ни на шаг не покидала своего повелителя. Благодаря ей, Огарев имел всегда и о всем самые новые, точные и верные сведения. Сотни ушей, сотни глаз служили только ему одному. К тому же он очень щедро оплачивал это выгодное для себя шпионство.
Сангарра, попавшаяся когда-то в одном важном деле, была спасена русским офицером. С тех пор она никогда не забывала, чем была обязана этому человеку. Иван Огарев, сделавшись изменником, сразу же понял, какую выгоду мог он извлечь для себя из этой женщины.
Между тем при первых звуках труб и барабанного боя начальник главной артиллерии и главный конюший в сопровождении блестящей свиты кавалеристов-узбеков выехали навстречу Огареву. Подъехав к нему, они сперва приветствовали его, воздавая ему самые высокие, по восточному обычаю, почести, а затем пригласили ехать за собой, к палатке Феофар-Хана.
Невозмутимый, как всегда, Иван Огарев очень холодно отвечал на все эти любезности высланных ему навстречу сановников. Он был одет очень просто, но в силу какой-то наглой похвальбы все еще носил русскую офицерскую форму. В ту минуту, как он соскочил с лошади, чтобы идти в лагерь, сквозь окружавшую его толпу всадников проскользнула Сангарра.
— Ничего? — спросил ее Иван Огарев.
— Ничего.
— Будь терпелива.
— Час, когда ты заставишь говорить старуху, приближается?
— Приближается.
— Когда же она заговорит?
— Когда мы будем в Томске.
— А когда мы там будем?
— Через три дня.
Большие черные глаза Сангарры блеснули недобрым огнем, и, успокоенная, она отошла прочь.
Огарев направился к палатке эмира, Феофар-Хан ждал своего адъютанта. Там уже заседал весь совет, состоявший из хранителя царской печати, ходжи и многих других важных сановников.
Когда на пороге ханского шатра показался Иван Огарев, сановники продолжали сидеть неподвижно на своих вышитых золотом подушках. Один только Феофар поднялся со своего роскошного дивана, стоявшего в глубине устланной пушистыми бухарскими коврами палатки, и, подойдя к Огареву, поцеловал его. В значении этого поцелуя нельзя было ошибиться. Этот поцелуй производил его из адъютантов в главные советники и временно ставил его чином выше ходжи.
— Мне не нужно тебя расспрашивать, — обратился Феофар к Огареву. — Все уши находящихся здесь приготовились слушать тебя.
— Takhsir, — отвечал Иван, — вот что я должен сообщить тебе.
Огарев говорил по-татарски, придавая оборотам своей речи ту напыщенность, которая так присуща восточным языкам.
— Нам некогда терять время на пустые разговоры, — продолжал он. — То, что я сделал, предводительствуя твоим войском, тебе известно. Границы Ишима и Иртыша принадлежат тебе. Киргизские орды по твоему голосу поднялись все до единого человека, и главная сибирская дорога от Ишима до Томска — твоя. Итак, ты можешь вести свои полки куда хочешь, на запад ли, где солнце закатывается, или на восток, где оно восходит.
— А если я захочу идти вместе с солнцем? — спросил эмир.
— Идти вместе с солнцем, — отвечал Огарев, — значит идти на Европу, значит завоевать все земли от Тобольска до Уральских гор.
— Но войска петербургского султана?.. — проговорил недоверчиво Феофар-Хан, подразумевая под этим странным именем императора России.
— Тебе их нечего бояться ни на востоке, ни на западе, — отвечал Огарев. — Твое нападение было так неожиданно, что русские и опомниться не успеют, как Иркутск и Тобольск очутятся в твоих руках. Царские войска при Колывани были разбиты, и они всегда будут разбиты везде, где только твои солдаты будут биться с ними.
— А какое мнение внушает тебе насчет этого твоя преданность нам? — спросил его эмир после минутного молчания.
— Мое мнение, — поспешно отвечал Иван, — опередить солнце! Отдать траву с восточных степей на корм туркменским лошадям! Взять Иркутск, столицу Востока, а вместе с нею, как залог, того, кто стрит больше всей страны! Уж если не сам царь, так, по крайней мере, великий князь, брат государя, достанется тебе в руки.
Это была конечная цель всех стремлений Ивана Огарева.
— Так и будет сделано, Иван, — отвечал Феофар.
Иван Огарев молча поклонился и вышел из палатки. Ему подали коня. Но только что он занес ногу в стремя, как невдалеке от него, в той стороне, где помещались пленные, произошло какое-то смятение, послышались сперва крики, затем выстрелы. Огарев сделал было несколько шагов вперед, но в ту же минуту два человека, вырвавшись из рук державших их солдат, подбежали к нему.
