Собрание сочинений в 12 т. T. 8 - Верн Жюль Габриэль (читать хорошую книгу .TXT) 📗
- Так вот! Способны ли вы под моим руководством сделать чертеж пушки? Посмотрим, как вы справитесь с этой задачей. Не знаю, удастся ли вам заменить этого дурака Зоне, которого сегодня утром разорвало на куски из-за его неосторожного обращения с динамитом. Дубина, он чуть было всех нас не отправил на тот свет!
Нужно сознаться, что грубость и жестокость этих слов в устах герра Шульце казались вполне естественными.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Пещера дракона
Читатель, внимательно следивший за успешной карьерой молодого эльзасца, наверное не удивится, узнав, что через несколько недель юноша сделался самым приближенным лицом герра Шульце. Стальной король не отпускал его от себя ни на минуту. Они вместе работали, вместе ели, прогуливались вдвоем в парке или сидели, покуривая, за кружкой пива.
Никогда за всю свою жизнь бывший профессор Иенского университета не встречал ассистента, который пришелся бы ему так по душе. Этот молодой человек понимал его с полуслова и с необычайной быстротой схватывал все его теоретические построения.
И это был не только искусный специалист своего дела, нет, это был усердный работник, неистощимый, талантливый изобретатель, на редкость скромный человек и при всем этом интереснейший собеседник.
Профессор Шульце был от него в полном восторге: десять раз в день он повторял про себя: «Какая находка! Истинное сокровище этот мальчишка».
Секрет был в том, что Марсель с первого взгляда безошибочно угадал характер своего страшного патрона. Он увидел, что господствующей чертой его характера был чудовищный, всепоглощающий эгоизм, проявлявшийся прежде всего в неукротимом, гнусном тщеславии. Стараясь во всем потворствовать этой отвратительной черте, Марсель неуклонно согласовывал с ней каждый свой поступок, каждое слово. За очень короткое время Марсель так хорошо овладел этим искусством, что Шульце в его руках был подобен инструменту в опытных руках музыканта.
Тактика заключалась в том, что он, изощряя насколько возможно свои способности, делал все так, чтобы у Шульце всегда оставалась возможность чувствовать свое превосходство.
Так, например, делая какой-нибудь чертеж, он доводил его до совершенства, но оставлял на самом виду какую-нибудь бросающуюся в глаза легко исправимую ошибку, на которую бывший профессор тотчас же с великим воодушевлением указывал ему. Возникала ли у Марселя какая-нибудь интересная для Шульце мысль, он старался ввернуть ее в разговор так, чтобы у герра Шульце создалось впечатление, что эта мысль зародилась у него самого.
Иногда Марсель даже оставлял в стороне все эти хитрости и попросту говорил:
- Герр Шульце, я набросал вам модель этого нового судна со съемным тараном, о котором вы мне говорили.
- Я говорил? - в недоумении спрашивал герр Шульце, у которого и в мыслях не было ничего подобного.
- Ну да. Разве вы забыли? Съемный таран, оставляющий в борту неприятельского судна веретенообразную торпеду, которая взрывается по истечении трех минут.
- Представьте, совершенно из головы вылетело. Ну оно и не удивительно - у меня столько всяких идей!
И герр Шульце со спокойной совестью приписывал себе изобретение своего ассистента.
Возможно, что сам он и не совсем верил в это. Весьма вероятно, что в глубине души он считал Марселя значительно осведомленнее и способнее себя. Но по какому-то странному сдвигу мышления, которое иногда совершается в мозгу человека, он вполне удовлетворялся видимостью превосходства и тем впечатлением, какое оно производило на других, в особенности на его подчиненного.
- А все-таки, при всем своем уме и способностях, он сущий простофиля, этот Шварц, - нередко говорил он себе, самодовольно посмеиваясь и обнажая при этом свои чудовищные, звериные зубы.
Однако главным источником удовлетворения его ненасытного тщеславия было то, что он, один он во всем мире, мог осуществить эти технические изобретения, эти удивительные смелые фантазии. Только благодаря ему и только для него, для него одного, они воплощались в действительность. Марсель в конечном счете был всего лишь одним из полезных винтиков того мощного механизма, создание которого принадлежит ему, Шульце.
И как ни тесно было его сотрудничество с Марселем, герр Шульце никогда не посвящал его в свои планы. После пяти месяцев пребывания в «Башне быка» тайны центрального сектора были все так же непроницаемы для Марселя. Правда, кое-какие из его предположений обратились в уверенность. С каждым днем он все больше убеждался, что в Штальштадте действительно существует некая тайна и что деятельность герра Шульце ставит себе целью не только наживу. Его теоретические занятия и самый характер его производства вполне определенно указывали на то, что он изобрел какую-то новую военную, машину.
Но ключ к этой тайне никак не удавалось подобрать.
Время шло, и Марсель в конце концов вынужден был сказать себе, что ожиданием он ничего не добьется и только какой-нибудь исключительный случай может дать ему возможность проникнуть в эту тайну. А так как случай заставлял себя ждать, он решил создать его сам.
Вечером 5 сентября он сидел с герром Шульце за обедом. Ровно год тому назад, в этот самый день, Марсель нашел в шахте Альбрехт труп своего маленького приятеля Карла. Рано наступающая суровая зима в этой американской Швейцарии уже успела окутать окрестности свои белым покровом. Но в парке Штальштадта воздух был теплый, как в июне, и хлопья снега, тая на лету, ложились на землю обильной свежей росой.
- А сосиски с капустой сегодня были недурны, - мечтательно промолвил герр Шульце, который при всех своих миллионах не утратил привязанности к своему излюбленному кушанью.
- Да, изумительны! - подхватил Марсель, который с мужественным терпеньем каждый день ел эти до смерти опротивевшие ему сосиски. Он почувствовал, как у него поднимается тошнота, и, должно быть, это чувство заставило его решиться проделать, не откладывая, задуманный им опыт.
- Я иногда думаю, - со вздохом продолжал герр Шульце, - как это люди, которые живут в странах, где нет ни пива, ни сосисок, ни капусты, могут мириться с таким жалким существованием.
- Да, конечно, такая жизнь - сплошное мученье, - поддакнул Марсель. - По-моему, было бы высшим актом гуманности присоединить их всех к Фатерланду.
- А что ж, так оно и будет, так и будет! - воскликнул герр Шульце. - Вот мы уже сейчас в самом центре Америки. Дайте нам только занять островок-другой поближе к Японии, и вы увидите, как быстро мы приберем к рукам весь земной шар.
Лакей подал им трубки. Герр Шульце не спеша набил трубку, раскурил ее и, откинувшись на спинку кресла, погрузился в полное блаженство. Марсель только и ждал этой минуты.
- Признаться, не очень я верю в возможность такого завоевания, - сказал он, помолчав.
- Какого завоевания? - с удивлением спросил герр Шульце, который уже успел забыть, о чем они говорили.
- Да вот, завоевания немцами всего мира.
Бывшему профессору Иенского университета показалось, что он ослышался.
- Вы не верите в то, что немцы завоюют мир?
- Не верю.
- Нет, это прямо поразительно! Может быть, вы соблаговолите изложить причины вашего неверия?
- Причина, на мой взгляд, самая простая. Мне кажется, это не может произойти потому, что французская артиллерия в конце концов обгонит вас и возьмет над вами верх. Мои соотечественники, которые хорошо знают французов, считают, что француз, которого раз проучили, стоит двоих. Урок тысяча восемьсот семидесятого года обернется против тех, кто его дал. У меня на родине, в моей маленькой стране, сударь, в этом никто не сомневается, и уж если говорить все до конца, того же мнения держатся и наиболее дальновидные люди Англии.
Марсель произнес эти слова холодным, сухим, резким тоном, который должен был насколько возможно усилить действие этого неслыханного оскорбления, нанесенного ни с того ни с сего стальному королю.
