Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич (версия книг TXT) 📗
Утренняя радиосвязь принесла новость: Голованов вылетел на Восток и собирался обратным рейсом доставить Сашу на Комсомольскую. Поэтому один тягач, отцепив сани, пошел обратно на Комсомольскую, а второй, взяв сразу двое саней, продолжил маршрут и вскоре скрылся впереди в клубах перемешанного со снежной пылью черного дыма.
Утро было ясным и морозным, температура минус 44 градуса, ветер попутный, 3–4 метра. Арроу, вожак кейзовской упряжки, по непонятной причине никак не хотел идти в колее, артачился и вообще вел себя вызывающе, так что Кейзо был вынужден наказать его, но и это не помогло. В результате такого саботажа вожака упряжка Кейзо отстала настолько, что в 11 часов я вынужден был остановиться, чтобы подождать ее. Ждать пришлось долго (около получаса), и в результате мы прошли до перерыва только 21 километр. Часа в четыре пополудни над нашими головами прошел, покачивая крыльями, самолет Голованова, и я понял, что Саша уже на Комсомольской и, возможно, уже даже выехал нам вдогонку. Несмотря на все наши старания, мы так и не смогли к концу дня догнать «Харьковчанку», хотя и прошли свои 45 километров.
Тягач виднелся километрах в пяти впереди, но у нас не было желания сегодня с ним соединяться, поскольку каждый раз это выливалось в теплейший прием, который выбивал меня из колеи на весь следующий день, а сегодня к вечеру я чувствовал себя неважно, не знаю отчего — то ли от этьенновских таблеток, то ли просто от неугомонившейся десны.
Вчера произвели перестановку в собачьих рядах: забрали с больших саней Баффи, который настолько прокоптился дымом из выхлопных труб тягача, что полностью утратил свою белоснежную окраску, превратившись в невзрачного пса с печальными глазами и грязно-серой шерстью. Место Баффи заняли две собаки: Блай из упряжки Стигера и Пап из упряжки Джефа. У обоих трещины на подушечках лап. Вчера с Комсомольской сообщили, что с собаками все в порядке: Кука спит, а Содапоп вырвался во время прогулки и помчался по нашему следу вдогонку за нами. Ребята еле-еле его догнали. Вот вам и Содапоп, всего боящийся, вечно трясущийся Содапоп! Проявил самые бойцовские качества. Остальные собаки пока держались, и совсем неплохо.
В ответ на наше предложение финишировать раньше нам сообщили из американского офиса экспедиции, что приход двадцать четвертого возможен в том случае, если будет обеспечена доставка журналистов к этому сроку, а также отлажена вся аппаратура, обеспечивающая репортаж, и проверены каналы спутниковой связи. Мы сообщили, что собираемся к двадцать четвертому во всяком случае, если и не финишировать, то спуститься пониже, к теплу — и в случае необходимости подождать там до того момента, когда нас «пригласят» на финиш. На радиосвязи Восток сообщил, что, по его данным, второй наш тягач, на борту которого должен находиться Саша, вышел с Комсомольской и рассчитывает быть у нас часа через два-три. Договорились, что он проследует наш лагерь и завтра с утра вместе с первой машиной отойдет на 40 километров и подождет нас там. Лагерь в координатах: 73,3° ю. ш., 97,15° в. д.
Рекордно низкая температура — минус 48 градусов. Джеф рассказал мне утром о своем ночном приключении. Его разбудил лай собак, и ему показалось, что что-то стряслось с его упряжкой. Он вылез и обнаружил… все того же Арроу. «Надо будет сказать Кейзо, чтобы привязывал его понадежнее», — подумал Джеф и уже было собрался обратно в палатку, как вдруг обнаружил, что потерял часы. Десятиминутные поиски увенчались успехом, но Джеф замерз так, что, по его словам, не мог согнуться, чтобы залезть в мешок, а когда залез, то два часа не мог согреться и задолго до моих утренних измерений понял, что очень холодно.
Мы вышли, окутанные облаком пара от дыхания собак, и, несмотря на холодную погоду, двигались очень резво. У меня появилась работа: выбирать след, наименее занесенный и наименее извилистый. Дело в том, что на некоторых участках тягачи транспортного похода меняли строй, переходя из кильватерной колонны в строй типа «уступ» или «пеленг», и количество следов резко возрастало. Особенно интересно было находить выходы из этого лабиринта на местах стоянок тягачей, где все восемь машин становились рядом, и место стоянки в результате напоминало узловую железнодорожную станцию. Я старался выбирать самый свежий след, что было достаточно легко сделать на их пересечениях. Упряжки, шедшие за мной, нередко выбирали собственную колею, но в конце концов оставалось два, от силы три следа, и мы шли или друг за другом или на небольшом расстоянии параллельными курсами. Темп был настолько велик, что до 5 часов нам удалось пройти 45 километров. Тягачи нас уже ждали, и мы решили остановиться здесь. По случаю восстановления экспедиции «Траксантарктика» в полном составе ее руководитель Александр Шереметьев вел прием в свою честь в камбузной машине. Это был прием высокого уровня, достаточно упомянуть, что на закуску был подан бок копченого осетра. На связи Восток сообщил, что на Мирном получен большой телекс для нас, естественно, на английском языке. Встал вопрос: как его передать? Мирный прочитал телекс Востоку (мы Мирный практически не слышали), а Восток в лице геофизика Вити Серова на прекрасном английском четко и внятно передал его нам. В телексе говорилось: «Дорогие друзья! Нам понятно ваше желание поскорее завершить экспедицию, но, к сожалению, 24 числа Мирный не будет еще готов к репортажу. Большая часть журналистов 24 числа прилетает только на Молодежную, а там еще неизвестно, когда они будут в Мирном. Рекомендуем вам придерживаться старого расписания, и, сохраняя темп движения, дойти до станции Пионерская, а там подождать самолет с киногруппой. Она должна быть в Мирном 16–17 февраля и планирует быть у вас числа двадцать второго или двадцать третьего». Было ясно, что телекс сочинял человек, не представляющий реальной ситуации в Антарктиде. Во-первых, станции Пионерская вот уже много лет не существует, она давно оставлена, и выражение «подождите на станции Пионерская» для посвященных звучит примерно так же, как «подождите в чистом поле». Во-вторых, район бывшей станции Пионерская по своим погодным условиям наименее всего подходил для ожидания. Исходя из этих двух соображений сочинили ответ: «Пионерская — это всего лишь точка на карте «Нэшнл Джиогрэфик», так как русские давно законсервировали эту станцию. Ждать киногруппу не будем, пусть прибывает по готовности непосредственно на маршрут». Эфир послушно проглотил наше послание. Стали ждать очередных указаний. Так всегда — чем ближе какая-либо официальная церемония, тем больше указаний о том, как себя вести, чтобы не дай Бог… Чувствовалось приближение конца нашей вольной жизни. Лагерь «Ценные указания» в координатах: 72,85° ю. ш., 96,98° в. д.
Сегодня теплее — всего минус 44 градуса, ветер 2–4 метра, дымка по горизонту.
Вчера, едва мы подошли к тягачам, Блай и Пап, увидев своих собратьев, устроили такой душераздирающий вой, что пришлось идти и успокаивать их. По всему видно, что им просто надоело быть в роли пассажиров, а к тому же и холодно, хотя мы и постелили им куски одеял, захваченных нами с Комсомольской. Но состояние их лап пока оставляет желать лучшего, поэтому им придется еще немного проехать на санях. Сегодня поутру решили немного изменить распорядок движения. Чтобы не ждать киногруппу на Пионерской, мы решили сместить начало нашего дня на час и выходить не в 8.30, а в 9.30. При этом при сохранении темпа движения ежедневный переход сократится до 40–42 километров и мы попадем в район Пионерской числа пятнадцатого-шестнадцатого — как раз в то время, когда киногруппа прибудет в Мирный. На этом пока и остановились, во всяком случае до Пионерской. Встречи с поездом будем организовывать не чаще чем раз в четыре дня, и эта цифра всем понравилась, даже Андрею, для которого каждая встреча с нами — серьезный экзамен по кулинарии…
Через час после выхода ветер стал усиливаться, началась поземка, видимость резко упала. К перерыву ветер уже дул вовсю, и при температуре минус 38 градусов мы стали замерзать, особенно страдали руки. След от машин замело, и поэтому пришлось идти рядом с колеей. Джефу очень не везло на крепления. Буквально перед остановкой на обед он сломал очередное и весь перерыв менял его, укрывшись от ветра за нартами. Прошли по такой холодной и ветреной погоде против своего ожидания много — 46,5 километра. Тягачи, которые прошли 50 километров, были где-то впереди на расстоянии всего 3,5 километра, но мы их не видели, поскольку их скрывала непроницаемая стена поземки. Ветер все неистовствовал. На ночь уложили собак в картонные ящики, постелив на дно одеяла. Собаки начали подмерзать — сказывалась усталость, а также то, что некоторые из них очень неудачно начали линять. Пришлось нам с Джефом уложить строптивого Родена прямо за палаткой, и он занял обычное место Тьюли. Обсудили с Джефом изменение нашего внутреннего распорядка в связи с тем, что мы будем выходить на час позже. Я предложил сместить подъем на полчаса, то есть вставать в 6 часов. Джеф, милый консерватор Джеф, собирался все-таки вставать в 5.30! Ветер перемен не задувал в длинный извилистый рукав входной двери нашей палатки. «Не люблю торопиться утром», — сказал мне Джеф печально, но твердо. «Я тоже», — ответил я со вздохом. Сошлись на компромиссном варианте 5.45. Радости Уилла не было предела, когда я рассказал им с Этьенном о принятом решении. «В 5.45! — повторял он. — В 5.45! Чтобы выйти в 9.30! Да, это великое решение. Мы с Этьенном встаем в 7.00! И то не всегда, иногда и попозже». — «У вас свое государство, а у нас свое, и оба суверенных, каждое из них имеет право на чудачества». Ребята согласились. В такой ветер, конечно, хуже всего собакам. Я вспомнил Блая и Папа, прячущихся сейчас от непогоды километрах в трех впереди. «Туго сейчас задире Папу», — думал я, понимая, что, после того как мы заменили на больших санях Баффи на Блая, счастливые дни для Папа кончились. Если Пап, несмотря на свои небольшие размеры, мог издеваться и командовать тихоней Баффи так, как ему хотелось, вплоть до того, что он сразу же выставил Баффи из занимаемого им фанерного ящика и всячески над ним глумился, то с приходом крепкого крестьянина Блая, получившего от меня кличку Фермер за свой деревенский вид и совершенно непостижимый аппетит, испортить который были не способны никакие обстоятельства, у Папа наступили черные дни. Для начала Блай вышвырнул Папа из ящика так, как будто тот никогда здесь и не жил, а затем вовсе перестал его замечать, а Пап от злой тоски принялся копаться в наших ящиках с продовольствием и, к ужасу Джефа, ополовинил все наличные запасы халвы. В результате нам пришлось укоротить его веревку и ограничить и без того незначительную свободу его маневров внутри саней. Лагерь в координатах: 72,47° ю. ш., 96,75° в. д.
