Зима на разломе - Динец Владимир (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
Когда я в последний вечер спускался от шатра Хасана к шоссе, то в сумерках познакомился с одной из дочерей старой самки леопарда, жившей у нас в Хай Баре.
Я вышел на скальную террасу, с которой стекал маленький водопадик, и внизу увидел спокойно стоящего зверя. Израильские леопарды маленькие, но изумительно красивые — почти белые в густых мелких черных колечках. Пантера заметила меня, оглядела ясными желтыми глазищами — она и сейчас как живая в моей памяти — и продолжала пить из ручья, а потом величественно зашагала в скалы. Через месяц ее убили. Она гуляла по крышам машин на туристской стоянке, а мимо проходил солдат, недавно приехавший из Советского Союза. По известным причинам военные здесь всегда ходят с заряженным оружием.
Мы с Этьеном два дня лазили по безводным, но очень красивым каньонам южнее Эйн Геди, а потом объездили все три махтеша. Так называют огромные впадины в плато Негев, похожие на кратеры. Особенно хорош Малый Махтеш, с километр в диаметре и такой же глубины. Геологи там в буквальном смысле лезут на стены от восторга.
Израильтяне считают, что больше нигде в мире таких «колодцев» нет, но те, кто был в котловине ‚р-ойлан-дуз в Туркмении, поймут, о чем идет речь.
В одном из махтешей, кстати, прижились завезенные из Хай-Бара куланы — первый настоящий успех Центра. Беня мечтал выпустить в другой диких ослов, но для этого их должно было стать хотя бы голов двадцать…
Когда мы вернулись в Хай Бар, то первые, кого мы увидели, были Шломи и хорошо нам знакомый волк, который теперь мог похвастаться уже двумя ушными метками. Он даже не сбил лапы, словно вернулся автостопом. Под навесом лежал новорожденный ориксенок с вспоротым брюхом.
Стиснув зубы, Тони Ринг забросил волка в кузов и укатил на север. Я подозревал, что шеф просто убьет зверя где-нибудь в пустынном месте, но, как выяснилось, недооценил его честность.
Ночи становились холоднее, а по утрам на севере удавалось разглядеть далекие облака. Старая леопардиха по-прежнему нарушала ночную тьму страстными призывами.
Цыплята, которых я выкладывал на крыльцо для каракалов, к утру благополучно исчезали. Я загорел дочерна и пришел в хорошую форму от возни с вилами, лопатой и тачкой. По ночам я исследовал каньоны над Хай Баром. Песок там достаточно плотный, чтобы ездить на велосипеде, правда, из-за акациевых колючек шины приходилось заклеивать каждый день. Чего только не видел я в эти колдовские ночи, при убывающей луне! Брачные игры редких и очень осторожных афганских лисичек, охоту пустынной неясыти на рогатую гадюку, жуткую драку двух самцов-гиен из-за самки… Жизнь и смерть призрачных существ, вцепившихся в безводную и, кажется, совершенно непригодную для существования пустыню.
На этот раз труп нашла Аила, привлеченная криками рыжеголовых воронов. Плача, она принесла в контору крошечного, еще не обсохшего после рождения детеныша газели. Избалованный даровым угощением волк придушил его по привычке, но есть не стал.
— Тони, — сказал я, — скоро весна. У этой пары будут волчата. Если не убить самца, они останутся здесь и перережут нам весь молодняк.
Тони молча отвернулся и вытащил из сейфа капкан.
Мы с Шломи, тоже молча, закинули его в джип и поехали в саванну. Возвращаться пришлось уже в сумерках. Вдруг мы заметили за акациями полоску пыли. Кто-то быстро двигался нам наперерез. Шломи нажал на газ (это он умел), джип взревел, проломил с разгона кусты тамариска, и в сотне метров перед нами мы увидели беременную самку дикого осла, отчаянно пытавшуюся уйти от пары волков.
Я не охотник. Когда всю жизнь изучаешь диких животных, много узнаешь про них, убить кого-то из них становится таким же неприятным делом, как ударить друга. А к крупным хищникам, включая волков, я вообще отношусь с большой симпатией. Но тут просто не оставалось другого выхода. Все трое уже исчезали за кустами, поэтому я быстро взял с заднего сиденья винтовку и выстрелил в волка-самца. Я целился в плечо, но джип дернулся, и пуля попала в шею. Бедняга взвизгнул и покатился по песку. Самка сначала даже не обернулась в азарте погони, и я уже передернул затвор, но тут она вдруг затормозила, посмотрела на нас и побежала в противоположную сторону.
— Стреляй, ну! — заорал Шломи, но я знал на иврите только второе слово, а стрелять не собирался все равно.
Когда мы подъехали к волку, он был уже мертв. Две яркие метки нелепо торчали в ухе.
— Скажем, что это я стрелял, — сказал Шломи, перейдя на английский. — Тебя за такое уволят, а я все равно выкручусь.
Все знали, что Шломи сидел за рулем, но никто не стал докапываться до правды.
Пограничники, примчавшиеся на выстрел, забрали у нас волчицу (она попалась в капкан, когда пыталась уйти с территории — мы поставили его в дырке под изгородью). Они отвезли ее к египетской границе и выпустили на ту сторону проволоки. Самца закопали в яму, которую вырыли перед конторой два года назад, никто не помнил, зачем. Я должен сознаться (думайте про меня, что хотите), что больше переживал из-за этого несчастного волка, чем из-за нескольких бандитов, которых мне как-то пришлось застрелить (они напали на автоколонну, с которой я ехал по Внутренней Монголии). Стихи из «Книги Джунглей» Киплинга, которую мне в свое время довелось переводить на русский, засели у меня в голове и никак не уходили.
— Смелый охотник, с удачей ли ты?
— Долго, брат, ждал я среди темноты.
— Где же добыча, что взята тобой?
— Брат, она в джунглях пасется живой.
— Где ж твоя сила, что в теле была?
— Брат, она с кровью из раны ушла.
— Что ж так спешишь, куда хочешь успеть?
— В логово, брат, чтобы там умереть…
Только возвращение Бени вернуло мне хорошее настроение. Он приехал, как всегда, веселый, с запасом свежих анекдотов, шуток и интересных историй, и в тот же день устроил пьянку. Я с нетерпением ждал приезда Анки. Она появилась, стройная, прелестная, все в той же шелковой рубашке, завязанной узлом на животе, и символической мини-юбке поверх черного купальника. Но на мое приветствие она ответила очень прохладно и в дальнейшем демонстративно старалась меня не замечать.
Я, конечно, многим девушкам не нравлюсь — ничего удивительного в этом нет. У меня и юмор специфический, и характер нетипичный, и образ жизни любую заставит настрожиться. Но ее поведение казалось мне несколько искусственным, и потом, чем объяснить столь резкую перемену? Когда гости разошлись, я спросил Беню, не знает ли он, что произошло.
— Нет, — сказал он, — но, собственно, чего ты ожидал? Эмигрантский комплекс, желание закрепиться в новой стране любой ценой. У женщин он всегда так проявляется.
— Как? — я все еще не понимал.
— Ты от Анкиных ножек совсем поглупел. Все приезжие женщины мечтают о местном мужике. Жены бросают мужей, с которыми прожили десять лет, ради первого же козла-израильтянина. Ты что, сам об этом не слышал?
— Слышал, конечно. Но при чем тут…
— Да ты на себя посмотри! Ни кола, ни двора, оклад позорный, морда черная, как у араба… Естественно, она от тебя старается держаться подальше…
— Но в прошлый раз…
— Пьяная была. Неконтролируемое выделение влагалищной смазки на фоне торможения отрицательных рефлексов…
Беня, когда выпьет, начинает все на свете объяснять в биологических терминах. К этому надо привыкнуть. Впрочем, должен признать, что обычно у него получается хоть и цинично, но довольно убедительно.
Назавтра я с ужасом обнаружил, что думаю об Анечке каждые несколько минут.
Отчаяние мое трудно передать. Нет ничего хуже безнадежной любви, а я человек увлекающийся. И тут же я понял, что единственный выход — добиться своего любой ценой.
Беня сообщил мне, что теперь я буду обедать и ужинать у него.
— Грустный ты стал, — сказал он. — Нечего тебе в твоем сарае страусиные яйца грызть.
Я промолчал, отметив про себя, что языки у сотрудников Хай-Бара длиннее страусиной шеи.
— Только не думай, что я тебя буду кормить на халяву, — строго предупредил он. — Чего стоишь, вали за продуктами.
