Остров в Меланезии - Риделанд Финн (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗
Но самое главное — это какую репутацию снискал себе среди населения данный представитель администрации и с какой целью он приехал. Если местные жители считают его пребывание нежелательным, даже самые миролюбивые из них сделают жизнь незваного гостя невыносимой. Я немало поездил по Новой Гвинее и испытал это на собственной шкуре.
Мы прибыли в долину реки Аита, чтобы сделать перепись населения, осмотреть больных, произвести некоторые этнографические и социологические исследования, а также решить кое-какие спорные вопросы.
В основном моя работа не отличалась от того, что мне приходилось делать на Новой Гвинее. Однако здесь мы имели дело с другой расовой группой, да и окружающая обстановка была другая. Бугенвильцы великолепно сложены, а кроме того, они гораздо крупнее, чем папуасы-горцы, которых я лечил на Новой Гвинее. У местных жителей узкие удлиненные лица, высокий лоб, очень черная кожа. Черты лица у них примерно такие же, как у представителей белой расы; да и рост у них такой же, как у нас.
Мы провели в Покойя несколько дней и не могли пожаловаться на оказанный нам прием. Обитатели деревни относились к нам чрезвычайно сердечно. Мы засиживались до позднего вечера, беседуя с нашими новыми друзьями, и совершенно забывали о том, что ночные птицы уже давным-давно начали свой концерт, а вокруг нас кружатся как зачарованные всевозможные духи в обличье ночных бабочек и прочих насекомых.
Во главе местной полиции стоял Нениа, которому было лет шестьдесят, а то и больше. Небольшого роста, коренастый, он производил очень внушительное впечатление. Нениа был одним из самых ревностных адвентистов седьмого дня и считался столпом веры. Кроме того, он был известен во всей округе как человек прямой и откровенный, и именно поэтому я решил поговорить с ним по душам. Мне казалось, что как добрый христианин он будет говорить правду.
В мои обязанности входило изучение условий, в которых живет население в этом районе Бугенвиля, но старый Нениа сначала наотрез отказался говорить на эту тему. А когда я попытался настаивать, он наклонился, схватил меня за плечо и ухмыльнулся. Я продолжал что-то говорить, но старый Нениа не слушал: он смеялся. Сначала тихо, потом все громче и громче и, наконец, разразился громовым хохотом.
Я рассерженно замолчал, подождал немного, в надежде что он наконец успокоится, но Нениа продолжал хохотать. Потом он на секунду умолк, чтобы вытереть сок бетеля с губ.
— Маста, — выдавил он из себя, — ну и насмешил ты меня…
В конце концов я узнал причину его странного поведения: его рассмешило мое детское незнание людей, живущих на острове. Я думал, что теперь он успокоится, но не тут-то было: Нениа продолжал хохотать, хватал меня за руку, вытирал глаза и чуть не задохся в пароксизме смеха. Я решил, что оставаться дольше нет никакого смысла, и встал, чтобы идти домой, но тут Нениа снова схватил меня за руку. Он опять вытер губы, сунул в рот новую порцию бетельной жвачки и пробормотал что-то невразумительное насчет того, что я могу остаться и говорить с ним сколько душе моей угодно.
Я узнал, что в долине реки Аита живет пять больших кланов, или родовых групп. Каждая носит имя птицы или другого живого существа: Таисия (сокол), Микорой (черный голубь), Гуруэй (обычный серый голубь), Буирау (коричневый голубь) и Набои (большая морская улитка). По преданию, каждый род ведет свое происхождение от одного из этих символических существ, которое является в данном случае тотемом.
Например, для родовой группы Таисия, самой большой из пяти, священная птица — сокол. Он — табу, его не только нельзя убить, но даже смотреть на него запрещается. То же относится к остальным родовым группам и их тотемам.
Каждая родовая группа, кроме того, делится на подгруппы. Мужчине возбраняется жениться на девушке из той же группы, к которой принадлежит он сам.
Здесь существует убеждение, что мужчина сильнее, умнее и добрее, чем женщина. Это убеждение в значительной мере определяет отношения между мужем и женой, причем даже в практической деятельности мужчине предоставляется гораздо больше прав, чем женщине. Например, в случае необходимости муж может заменить жену: готовить пищу, вскапывать огород и даже присматривать за детьми, тогда как женщине строжайшим образом запрещено делать хотя бы самую простую мужскую работу. Для мужчины женщина — лишь один из компонентов, составляющих его жизнь, причем отнюдь не самый необходимый. Однако она связывает его с семьей и с другими группами населения.
Что касается вопросов секса, то сейчас мужчины и женщины из долины Аита находятся примерно в равном положении. За все время пребывания в Вакунаи я ни разу не слышал о том, чтобы кого-нибудь изнасиловали. Зато мне немало рассказывали о случаях супружеской неверности, которая здесь карается по закону, введенному белым человеком.
Он запрещает насилие и супружескую измену, а также кровную месть и самовольную расправу с неверной женой, что удерживает разъяренных мужей от убийства. Многие влюбленные парочки были посажены в тюрьму и тем самым спасены от неминуемой гибели, которую уготовили им оскорбленные мужья. Правовая политика администрации, предупреждающая убийства и спасающая жизнь легкомысленных влюбленных, себя полностью оправдала.
— К сожалению, — добавил Нениа.
Я не мог не согласиться с ним. Увы, супружеская измена стала теперь обычным делом, поскольку закон ее не преследует. Легкомысленные мужчины и женщины больше не боялись ни кровавой мести обманутого супруга, ни кары со стороны закона в силу его мягкости.
Все это я узнал от Нениа, после того как он перестал смеяться. Можно ли ему верить? Думаю, что можно. Ведь Нениа — христианин, а следовательно, должен говорить правду.
Мне был очень интересен рассказ старика о разделении его народа на роды и группы, об обычаях, регулирующих отношения между ними, о законах белого человека. Но самым интересным было его повествование о проклятии древних богов. Мне почему-то показалось, что он сам слепо в него верит. Вот что рассказал Нениа:
— Давным-давно дух Токаласи проклял народ аита и осудил его на вечные страдания от голода и жажды за то, что он поддался увещеваниям белых проповедников и забыл древний ритуал погребения умерших.
Разве нас не обратили в бегство «конг-конг», желтые люди в мешковатой форме, когда много лет назад в Бугенвиль пришла большая война? Разве люди из долины Аита в эти страшные годы не были лишены возможности спускаться на побережье и выменивать рыбу на продукты своего труда, потому что желтые люди захватили большую часть страны?
А что привело желтых в нашу страну? Мы не знаем. Белые стреляли в них, но желтых было гораздо больше, и скоро они выгнали всех белых или взяли их в плен.
Это и есть проклятие Токаласи, кара за то, что люди предали своих духов и стали поклоняться богу белых людей.
Разве не Токаласи прислал желтых людей, чтобы они захватили наши деревни и селения? Правда, многие конг-конг, пытавшиеся подняться в горы по тропам, погибли. Они так и остались лежать там, где упали, ибо никто из местных жителей не решался отнести их обратно на побережье. Тела конг-конг были покрыты ранами и язвами.
А разве не конг-конг бросали бомбы на плантации копры на побережье и на деревни в горах? В Азитави, Инусе и Нуме не осталось ни одной кокосовой пальмы. Разве это не проклятие Токаласи?
— Проклятие Токаласи? — повторил я, притворившись, что не понял. — Что ты имеешь в виду?
— Я имею в виду большую войну, — многозначительно ответил Нениа. — Большую войну между вами и желтыми. Ты не забыл еще большую войну?
Несколько секунд я молча смотрел на изборожденное морщинами лицо Нениа и наконец сказал:
— Да, ты прав. Возможно, это и есть проклятие Токаласи.
Едва ли имело смысл объяснять моему старому другу, почему война докатилась даже до этого далекого острова. В течение многих лет он посещал миссию адвентистов седьмого дня в Кеписа, но в какой-то мере, видимо, сохранил и прежнюю веру.
