Я искал не птицу киви - Зотиков Игорь Алексеевич (книги серия книги читать бесплатно полностью txt) 📗
Иерусалимские артишоки
Последний раз я виделся с Джозефом Флетчером в октябре 1982 года, когда работал в Нью-Йоркском университете в Буффало. Флетчер в то время уже ушёл из ДПП. Вашингтонская обстановка оказалась слишком «городской» для этого человека, привыкшего к широким просторам жизни, близкой к природе, и он переехал в более «дикие» места, поближе к горам, траве и снегу, в город Боулдер, в штат Колорадо, где стал заместителем директора Лабораторий НУОА (Национального управления по исследованию океана и атмосферы). Он по-прежнему занимается моделированием климата и его связью с оледенением Земли. Ну, а я ведь тоже пытаюсь создать модель поведения шельфового ледника Росса в условиях меняющегося климата на основе новых данных, полученных нами на «Джей-Найн» и из анализа керна, чем я и был занят в Буффало. Так наши с Флетчером пути снова сошлись, и я получил от него приглашение приехать в Боулдер, в НУОА, прочитать там лекцию о поведении шельфовых ледников в условиях меняющегося климата и заодно обсудить результаты работ на леднике Росса.
Возвращаясь к НУОА, надо сказать, что это большая правительственная организация, принадлежащая министерству торговли США. Как и следует из названия, она занимается всеми видами прогноза климата на будущее и реконструкциями климата прошлых эпох. Лаборатории НУОА расположены в разных концах страны. Это большие коллективы, занимающиеся экспериментальным и теоретическим изучением процессов в атмосфере и океане в их связи с оледенением земли, изменениями солнечной активности и другими факторами, влияющими на погоду и климат Земли.
…И вот наконец я в доме Флетчеров. Это большой старый дом, который стоит на крутом склоне с великолепным видом на город внизу, на близкие горы с одной стороны и уходящую до горизонта плоскую прерию — с другой. Там, вдалеке, горизонт затянут дымкой. Там город Денвер. «Да! В таком доме, с таким видом и должен жить Флетчер», — подумалось.
А хозяин уже рассказывал, как он все свободное время тратит сейчас на выращивание овощей, разбивает огород на том участке склона, который перед домом. Действительно, сразу перед домом, вниз по склону, была маленькая бетонированная площадочка, а потом обрыв метра в два, выложенный из валунов, которых тут так много (ведь само слово «Боулдер» значит «булыжник», «валун»). А под обрывом-стеной была уже горизонтальная площадка возделанной земли, на которой разрослись помидоры, продолговатые зелёные тыквы, овощи, похожие на кабачки. Это «зукини сквош». По стене вьётся виноград. Джо сорвал гроздь: «Попробуй!» Виноград хоть и зелёный на вид, но сладкий, с терпким вкусом муската. А ещё дальше от стены, почти на склоне, разрослись какие-то жёлтые, чем-то чуть похожие на маленькие подсолнухи цветы в рост человека. Толстые стебли растут кустами прямо вверх, а на самом верху — три-четыре цветка или бутона.
— Что это, Джо? Похоже на сорняк. Зачем эти цветы на огороде?
— Это не сорняк, Игорь. Это иерусалимские артишоки. Когда станет холодно, придёт настоящая осень — земля у основания этих пучков стеблей вдруг как бы вспухнет. Это под землёй образуются гроздья клубней, по размерам и цвету похожие на картофель. Вот тогда я отрежу верхушки стеблей, оставлю над землёй лишь один фут, чтобы знать, где искать клубни. И всю зиму я могу есть их. Разгребу снег, поддену лопатой — и сочные клубни готовы к еде. Их едят сырыми, режут, как редьку или редиску, в салат…
И мы начали спускаться по склону к дороге. У дороги, где было влажно от арыка, протекающего вдоль неё, всё было ярко-синее и голубое от зарослей очень ярко раскрашенных грамофончиков. А в стороне — заросли больших жёлтых цветов, как бы огромных жёлтых ромашек с темно-коричневой, почти чёрной серединой.
— А эти как называются? — спросил я без надежды на ответ. Ведь американцы, как правило, не знают названий своих цветов, деревьев и птиц.
— А этот цветок называется «черноглазая сюзанна» — сказал Джо.
— Джо, а что, иерусалимский артишок привезён из Иерусалима?
— Конечно, нет, — был ответ. Оказалось, что это местный, американский сорт подсолнуха. Здесь много самых разных диких сортов подсолнуха, которые растут на полях, как сорняки, ну, а этот оказался съедобным со стороны, о которой русскому человеку невозможно было догадаться.
Конечно, в своих разговорах с Флетчером вспомнили мы и Бурханова. Я посетил его всего за неделю до последней моей поездки в США. «Если увидите Флетчера — передайте ему от меня привет», — сказал Бурханов. Когда я вернулся домой — позвонил ему. Подошла какая-то женщина с грустным голосом, выслушала все, не перебивая, а потом сказала: «Пока вы были в Америке — Василий Федотович умер»…
«Чесапик-Инн»
Повидавшись с директором ДПП, я обычно, в первые мои посещения Америки, поступал под опеку к моему приятелю со времён зимовки на американской станции Мак-Мёрдо Робу Гейлу. Лётчик по профессии, он много лет работал в Антарктиде, и там мы с ним часто летали вместе, подружились. Этому способствовало и то, что Роб учил русский язык и общение со мной давало ему практику в языке. Сейчас уже Роб был в отставке и служил в ДПП как специалист по планированию воздушных операций.
В день первого моего прилёта в Вашингтон по дороге на ледник Росса после долгих переговоров между НСФ и Линкольном мои «хозяева» сказали мне смущённо:
— Ты извини, пожалуйста, но и мы, и те, с кем мы говорили сейчас, — все мы бюрократы. А бюрократы все одинаковые, они свято соблюдают букву инструкций. По инструкции мы не имеем права тратить деньги сами. Мы можем только давать гранты учёным и другим организациям. Поэтому деньги на твою работу, включая и пребывание в Америке, мы перевели на счёт Проекта ледника Росса в Линкольн, штат Небраска. Мы все сделали правильно, и деньги там лежат. Но у них есть свои бюрократы, со своей инструкцией, которую для них утвердили мы сами. Согласно этой инструкции, любые оплаты в рамках Проекта могут быть сделаны лишь по прямой дороге от города Линкольна, штат Небраска, до Антарктиды, и за жизнь в Вашингтоне бухгалтерия Университета штата Небраска не заплатит тебе ни цента.
Я молчал сконфуженно.
— Но! — и дальше уже зазвучали более мажорные нотки: — Но выход есть. Твой друг Роб Гейл приглашает тебя провести два дня, которые ты будешь в Вашингтоне, в качестве его гостя. Он живёт, правда, далековато от города, но его дом на берегу залива, в зелени, он предлагает тебе отдельную комнату и обещает не беспокоить тебя. А утром ты с ним будешь ездить на работу.
— А, Игорь? Поехали ко мне? Конечно, в гостинице тебе было бы спокойнее после дороги, но я постараюсь тоже… — говорил мне, застенчиво улыбаясь, коротко, ещё по-военному постриженный и похожий на мальчика Роб Гейл.
— Конечно, Роб, конечно, спасибо, если только я не очень стесню, — бормотал я, радуясь в душе, что представится возможность увидеть Америку изнутри.
Роб жил в небольшом городке на берегу Чесапикского залива, в часе с лишним езды от Вашингтона. Маленький уютный домик в садике, одна сторона которого крутым, поросшим деревьями склоном уходит в голубую воду залива. Одно из деревьев опоясано было цепью, на которой болтался у берега маленький швертбот без мачты. Нас встретили худенькая маленькая женщина по имени Мэри и двое застенчиво прячущихся за неё детей — мальчик лет двенадцати, Иан, и девочка лет десяти — Ребекка. Они похватали мои пожитки, перетащили их в комнатку с видом в сад на какие-то вечнозелёные деревья типа магнолии и со словами: «Располагайтесь как дома, ужин в семь», — ушли.
Оказалось, что Мэри тоже работает, и много. Она — менеджер (управляющая) самой старой, самой фешенебельной и дорогой гостиницы города, называющейся «Чесапик-Инн».
Слово «инн» когда-то значило меньше, чем «отель», что-то вроде «постоялый двор», что пи. Но последние лет двадцать даже самые шикарные гостиницы редко когда называются отелями; они — «инн». Здесь намёк на что-то старинное, индивидуальное. И Мэри изо всех сил старалась сохранить у себя в гостинице старинный дух и индивидуальность «инн» в сочетании с современными удобствами. Оказалось, что хозяином «Чесапик-Инн» является брат Мэри — Поль и гостиница эта является в семье как бы ношей, которую очень тяжело нести, но жалко и бросить. В те вечера, когда Поль приходил к сестре и вся семья, усевшись на мягком ковре, уплетала жаренные на углях бифштексы, запивая их красным сухим вином, только и разговоров было, что делать с «инн». Мэри работала изо всех сил, но отель не давал прибыли, помогал брат, удачливый, умный бизнесмен. Но «инн» была еголюбовь не как бизнесмена, а как человека, и он все вкладывал в неё деньги. А тут вдруг Мэри собралась уходить из гостиницы.
