Кратеры в огне - Тазиев Гарун (е книги .txt) 📗

Мы стали бросать камни, стараясь направлять их в самую середину расселины. Камни падали вниз с легким свистом. Склонившись над трещиной, мы внимательно прислушивались, отсчитывая секунды: 20, 21, 22... Свист прекратился, но мы продолжали прислушиваться, надеясь уловить стук падения. Ничего... Один за другим камни падали и исчезали в неизмеримой глубине.

Решив пожертвовать старым электрическим фонарем, я обернул его несколько раз бумагой и носовыми платками, закрепив их сверху бечевкой, предохранил стекло сеткой из перекрещенной тонкой веревки и включил лампочку. Без всяких других предосторожностей «прибор» был брошен вниз.

Свет лампочки скоро превратился в маленькую светящуюся точку, зажигавшуюся и гаснувшую при поворотах фонаря, а потом в искорку, становившуюся все меньше и меньше...

34... 35... 36!

Наконец искра стала крохотной, еще видимой, и дальше мы уже ее не различали.

Пошли дальше.

Еще два раза я делал крюк, чтобы пересечь трещину. Она почти везде выглядела одинаковой и только в одном месте из нее вытек небольшой язык теперь уже застывшей лавы, а немного дальше обвалившиеся борта засыпали ров.

Через четыре часа мы подошли к краю большого поля гладких лав, очень похожих на лавы, встреченные к северу от Китуро. Ста шагами дальше мы набрели на конус высотой в 10—12 метров, из которого вырывалось что-то вроде красной лавы. Можно было слышать звук падавших на крутые склоны комьев лавового теста.

По неопытности мы еще не умели отличать надежное место от менее надежного и поэтому двинулись по лаве, рассчитывая каждый шаг; сначала приглядев, куда лучше ступить, осторожно ставили ногу и затем, избегая резких движений, переносили на нее тяжесть корпуса. Кому хотелось продавить ногой застывшую кору и провалиться, да еще в горячую лаву! Как это ни парадоксально, но хождение по лаве напоминало путешествие альпиниста по леднику, где только что выпавший снег скрыл трещины. Позже, набравшись опыта, я научился более свободно ходить по лаве, жидкой еще полчаса назад. Как основное правило, надо идти очень быстро и легко, еще лучше идти на пальцах; обуться надо в легкую парусиновую обувь на гибкой резиновой подошве или (что даже удобнее) в домашние мягкие туфли.

Но в тот день, еще будучи новичком и испуганный хрупкостью стекловидных плит, под которыми я живо себе представлял глубокий слой густой горячей массы, я решил отступить и вернулся к опушке леса.

Но и краем леса, заваленного крупными и мелкими деревьями, сожженными у основания расплавленной лавой, идти было также нелегко. Хаос напомнил нам то страшное место, в которое мы попали две недели назад. Для того чтобы его обойти, нам все-таки пришлось хотя и немного, но пройти по лаве.

Вскоре характер потоков изменился: появились высокие насыпи из ошлакованных лав. Потребовалось 1 час 20 минут, для того чтобы пройти расстояние в 200 метров. С небольшого холмика мы смогли наконец окинуть взглядом весь центр вулканической деятельности.

Посередине почти круглого лавового поля протягивался на расстоянии около 200 метров правильный ряд бугров высотой в несколько метров. Было совершенно ясно, что маленькие сооружения располагались вдоль большой трещины.

Некоторые из этих паразитных (spattercones) разбрызгивающих конусов спорадически выбрасывали струи расплавленной лавы, другие же казались погасшими. Пар и дым, поднимавшиеся во многих местах с лавовой поверхности, не давали рассмотреть отдельные детали этого замечательного ландшафта.

Странное зрелище под мрачным и угрожающим небом, в абсолютной тишине, лишь изредка прерываемой взрывными звуками и учащенными шлепками падающих комьев тягучей лавы. Серое бесформенное пространство, где сотни беловатых вуалей пара, относимых ветром, казались парусами затонувших кораблей, окруженных, как траурным караулом, высокими мертвыми деревьями. Позади нас – крутой склон горы Шове, покрытый густой растительностью; у скрытого лесом подножия этой древней горы мы, вероятно, прошли, когда бежали от палящего лавового потока.

Поднявшись на вершину горы Шове, мы поставили палатку под огромным фиговым деревом. Мне редко случалось видеть такой замечательный ствол: очень ровного светло-серого цвета, он имел у комля диаметр 6—7 метров и, постепенно сужаясь, оканчивался широко раскинувшейся великолепной кроной. Но ствол не был гладким, и разделялся прорезами на отдельные закругленные выступы наподобие подпорок, правильно следовавших одна за другой по всей окружности ствола. Это дерево, видное в радиусе 30 километров,– одно из интереснейших достопримечательностей здешних мест.

Ночные впечатления

Скоро спустилась ночь, раскаленная лава вновь бросала на низкие тучи огненно-красный отсвет. Взобравшись на ветви огромного дерева, мы все трое уселись и созерцали ночной мир, в который вулканы отбрасывали свои пурпурные огни. Отсюда мы могли рассмотреть огромную вулканическую анфиладу – от гиганта Ньирагонго в 5 километрах от нас до пылающих пастей у самого подножия нашего наблюдательного пункта. Ньирагонго можно было сразу узнать по мощному красноватому султану. Ближе к нам Китуро с его непрестанной пульсацией, подбрасывавшей к небу огненные снопы и фиолетовые клубы дыма. Лавовые потоки чертили ночь светлыми полосами и пронизывали мрак светящимися точками.

Совсем близко к нам были видны красные пасти жерл и длинные ряды багровых пятен, отмечавшие уже остывшие потоки лавы.

Оставив по обыкновению Каньепалу сторожем и взяв с собой Пайю, я пошел на другую сторону холма, чтобы постараться выяснить причину более яркого света, отражавшегося на облаках.

Вооружившись мачете и карманным электрическим фонарем, мы пошли по широкому следу, проложенному слонами в поросли гигантских злаков, носящих имя этих огромных животных – слоновая трава. По временам приходилось прибегать к мачете, чтобы удалить препятствия, по-видимому не мешавшие слонам. В общем идти было нетрудно.

Но вдруг мы услышали какое-то тихое сопение и остановились, прислушиваясь... Сопение прекратилось, но тотчас же возобновилось опять. Звук отчетливо слышался в расстоянии одного шага слева. Зажженный электрический фонарь осветил густое сплетение лиан, трав и колючих кустов. Секунд через тридцать сопение стало тише, потом смолкло совсем. Но через несколько секунд раздалось опять. Все это было похоже на шипение газа, выходившего через правильные интервалы под слабым давлением из широкого отверстия.

Светя фонарем, я шарил клинком мачете в путанице растений, отыскивая трещину в почве. Может быть, это была прелюдия к пробуждению давным-давно погасшего шлакового конуса Шове? А может быть, газы соседней активной зоны расчистили себе путь сквозь этот потухший конус?

Вдруг меня осенила мысль... Я перестал шевелить ножом, потушил фонарь и посмотрел на Пайю.

– Пожалуй, похоже на животное,– сказал я шепотом.

– Да, леопард,– чуть слышно подтвердил Пайя.

Я опять посветил, но не увидел ничего, кроме переплетения веток и трав, откуда опять послышалось ворчливое сопение.

Не отрывая глаз от подозрительной чащи, мы стали как можно тише отступать, а потом бросились бежать со всех ног. Трудно сказать, кто был больше испуган – мы или леопард. В том, что это был действительно леопард, мы убедились утром, найдя на этом месте свежие следы лап большой кошки и останки пиршества с пучками шерсти ее последней жертвы. Леопард, наверное, как и мы, сильно струсил, получив прямо в морду яркий луч электрического света. К счастью, ветер дул в направлении от него к нам, и он не учуял нашего сильного запаха.

Продолжая бежать в темноте, мы оказались на конце длинного гребня, венчающего подковообразную Шове.

И здесь сквозь высокие деревья склона вдруг увидели сверкавший у наших ног источник отражавшегося на небе света, который мы и искали.

Начали быстро спускаться, переходя от дерева к дереву с протянутыми вперед руками. Спуск был недолгим. Лес внезапно кончился, и не больше чем в ста метрах перед нами показалась сказочная река.