Белые сны - Песков Василий Михайлович (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
Шестеро за камнями видели: шквал урагана приподнял хвост, на секунду поставил самолет на попa и через винт бросил на спину. В самолете были бочки с бензином и двое людей. Как можно скорей к самолету! С трудом приоткрыли дверь…
– Володя! Сашка!
Радист Александров поднялся. Механик Батынков, согнувшись, лежал в хвосте, придавленный бочкой. В самолете все вверх ногами. Все, что было привинчено к полу, повисло вверху: скамейки, печка, движок. Выбрались к люку, спустили на руках Батынкова. Поползли. Двести метров от самолета до скал… Механик стонал – помята грудная клетка, сломаны ребра, вывихнуто плечо…
Сплошная пелена свистящего снега. Вскрыли бортовой паек, захваченный из самолета. Ухитрились кофе сварить.
На озеро опустилась ревущая ночь.
Самолет из Мирного спешил на Землю Эндерби. Непогода и ночь заставили сесть на австралийскую станцию Моусон. Утром он вылетел.
Дизель-электроход «Обь», узнав о бедствии, изменил курс и повернул к Земле Эндерби.
Москва каждые десять минут запрашивала: «Антарктика, как люди? Где самолет?..»
Радисты Мирного не снимали наушников.
Озеро Ричардсона молчало. И вдруг радист опять приложил ладони к наушникам. «Живы!» И застучал: «К вам идет самолет. К вам идет самолет. Пытайтесь связаться. Пытайтесь связаться…»
На Ричардсоне радио заработало во втором разрушенном самолете. Он весь пропитался бензином. Боялись взрыва Долго махали фуфайками – разгоняли пары. Наконец запустили движок. Мирный сразу откликнулся. Потом услышали самолет. Сначала радио, потом моторы за облаками. Но сверху явно не видят лагерь. Мигом в кучу обрывки палаток, одежду. Облили бензином. Дым увидели, самолет пошел на посадку.
– Мешкать было нельзя – в горах опять засвистело. Перенесли в самолет раненых. Я подхватил сумку с картами, мешок с камнями. Ведь ради этих камней и сидели на Ричардсоне… И вот опять за камнями. – Вячеслав поглядел на фотографию сына. – Смешные мальчишки…
В Мирном
Последние километры пути. Наши координаты: Оазис Бангера, залив Транскрипции. Попасть на этот оазис – все равно что муравью отыскать пятачок, потерянный где-то между Москвой и Саратовом. Но штурман вытирает платком лицо и хвалит какой-то ценный прибор – вышли точно к оазису. Не думайте, что сверху увидели пальмы и зелень лужаек. Все тот же снег и остров бурой пустынной земли. Но после бесконечного снега дивишься точности слова «оазис». Так велика радость увидеть наконец землю. На синем льду виднеются крестики трех самолетов. Два маленьких самолета уже отвезли в Мирный всех, кто прилетел на головном Иле, и вернулись за нами…
Просто неловко за наши бледные лица перед пятеркой продубленных ветром людей. Тискают, как медведи, торопят: скорее, скорее! Ветер. Бежим к самолетам. Садимся грудой, с чемоданами вперемешку. И опять в воздухе. Сиротливо остались на льду два великана, летевшие из Москвы.
– Хорошие самолеты! Прошли и жару и холод. Ни разу не чихнули в дороге. А теперь на льду, без людей, будут медленно остывать.
Сидим притихшие. Зато «миряне» – летчики и радист – говорят, говорят: соскучились по людям.
Полночь. Набух синевой горизонт. В эту синеву кто-то накрошил плоские глыбы белого снега.
– Ну, вот и Мирный…
Гляжу в переднее стекло кабины. Темная глыба земли. Догадываюсь: остров Хасуэлла. А где же Мирный?..
Стоим на снегу. Незнакомые и будто очень давно тебе знакомые люди, как игрушки, кидают тяжелые чемоданы. Красный трактор с рисунком пингвина, фонтаны снега около гусениц. Кладбище отживших свой век самолетов и вертолетов – из-под снега торчат винты, хвост, кончики крыльев. Собачий лай, свист ветра в антеннах. Красные огоньки. Шлепки ладоней по кожаным курткам.
– Слезай, приехали!
Чья-то шапка полетела по ветру. Обрывки слов.
– Эх, и подарочек я привез…
И вот уже нет никого. И неизвестно, куда исчезли. Тракторист тоже ушел. Красный трактор чуть вздрагивает и пускает по ветру дымные кольца. Подбежала собака, обнюхала чемодан и стала тереться боком о деревянный столб. Столб примечательный, с десятком надписей-указателей. До Москвы – 14 217 километров. До Луны – 384 417,3 километра. До Вашингтона – 16 754 километра. До станции Восток – 1438 километров. До Ленинграда – 14 893 километра. До ресторана «Пингвин» – 82 метра.
К верхушке столба привязана веревка. Висят на ней после стирки замерзшие рубашки и полотенца – романтика уживается с прозой жизни.
Ночь, а светло. Летают птицы, похожие на ласточек, и еще белые птицы. За обрывом синеют айсберги. Горбится каменный остров. По льду к поселку движутся темные точки. Чья-то рука на плече:
– Значит, в седьмом поселился, у летчиков? Ну, летчики народ известный. Меня зовут Николаем. Тут не Москва – всех узнаешь…
Из-под снега в одном-другом месте уже слышатся песни. От самолетной тряски и от всего, что вдруг навалилось, слегка кружится голова. Нахожу седьмой дом и ныряю под снег.
Мирный – единственный, ни на что не похожий поселок. Помню его по снимкам. Где же знаменитые домики? На ровном месте – длинный ряд колодцев в снегу. Идет человек – и вдруг на глазах исчезает. Колодцы ведут в дома.
В минувшую зиму снегу было особенно много. Над крышами – шестиметровый слой. Утром сосед звонил по телефону соседу: «Ребята, откапывайте! Время идти на завтрак». Над снегом стоят только мачты радиостанций будки аэрологов и астрофизиков. Виднеются красные тракторы и бурая верхушка каменного острова. Все остальное скрыто. А снежный пласт продолжает расти. Десять минут назад в центре поселка раздался взрыв – сделали попытку покрыть снег черным порошком, чтоб таял и уплотнялся. Но запас снега и ветра над Мирным неиссякаем. Вот и ведутся разговоры о переносе советской антарктической столицы на станцию Молодежная. На днях туда вылетают строители прибывшие из Москвы.
Однако Мирный и под снегом продолжает нормально жить и работать. На пару дней обычный ритм жизни нарушился: слишком много новостей привезли из Москвы самолеты. Люди читают письма, разбирают посылки, слушают магнитофонные записи с голосами родных. По новым лицам все тут явно соскучились. Три раза встретишься с человеком в поселке – три раза «здравствуйте». Старожилов Мирного сразу узнаешь: обветренные лица, потрескавшиеся от солнца и холода губы, у многих бороды. Крепкие, бывалые люди. Дрейфовали на льдинах в северном Заполярье, зимовали на арктических станциях. Все признают: Антарктида много суровей.
Сильно скучают ребята по дому. Вчера радист Коля Тюков достал с полки запыленную пластинку и прочел в радиоузле только что полученную телеграмму: «„Эстония“ вышла из Ленинграда. Будет в Мирном 10 января». И зазвучала пластинка. Это была известная песня: «Домой, домой…» Раз в год тут ставят эту пластинку…
Прибывшая смена уже приступила к работе. Ребята, летевшие в самолетах, ремонтируют в мастерской вездеходы, готовят посадочную полосу для Илов, которые оставлены пока в Оазисе Бангера. Двое из новичков – Борис Поспелов и Павел Смирнов – варили сегодня обед. Четверо перестилают полы в будке у аэрологов. В окошко из радиорубки сейчас видны еще шестеро. Пилой они вырезают в снегу огромные белые глыбы, делают проходы к колодцам домов. Вот присели, варежками вытирают пот, глядят в сторону еще покрытого льдами моря. Непривычная, леденящая душу пустынная красота. Если спуститься вниз из поселка и осторожно пройти через опасные ледовые трещины, придешь к острову Хасуэлла. Сюда по весне из теплых краев прилетают птицы. Они кладут яйца прямо на камни. А в километре от острова всю зиму живут пингвины. Я целый день бродил по их шумной колонии. Птицы совсем не боятся людей. Не заметил, как извел половину запасов пленки, и не ушел бы, не будь тут строгого правила: приходить точно в обещанное время – иначе пойдут искать. Пингвинов ходят смотреть и те, кто только приехал, и те, кто видел их много раз. Пингвинами в Мирном гордятся так же, как сельский хозяин гордится хорошим садом или парой аистов на крыше. Человеку дорого все живое.
