Когда риск - это жизнь! - Маури Карло (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
Отдельным местам мы присвоили названия: «Гребень карнизов», «Малая вилка», «Первая башня», «Серая башня», «Третья башня», «Последняя башня», «Снежный конус» и другие. Каждое из них — это точка высокогорья, отмеченная нечеловеческими страданиями и в то же время кузница, где мы выковываем сами себя, мобилизуя все свои возможности и закаляясь.
К шестнадцати часам, преодолев «Хребет мула» — долгий и крутой снежный гребень, останавливаемся у подножия «Последней башни», Намеревались подняться на «Снежный конус», чтобы там разбить шестой лагерь и наутро уйти оттуда на вершину, но время слишком позднее. Тони Гобби и Бели Дефранческ возвращаются в пятый лагерь. Мы находимся на высоте 7750 метров в незакрепленной палатке, установленной на снежном лезвии. Теперь, когда я пишу эти строки дома, на берегу моего озера, меня мучает вопрос: неужели я в самом деле поднимался на Гашербрум и столько выстрадал, что больше ничего не помню?
Вот она, истинная радость альпиниста: чувствовать себя неизвестным, безымянным смельчаком, который забирается невесть куда, чтобы обнаруживать в себе новые качества, не пугаясь собственной отваги, потому что именно за пределами ограничений мы по-настоящему творим и воспитываем себя.
4 августа.
Подъем в два часа. Мы уже полностью одеты. На мне толстые шерстяные носки, оленьи унты, поверх которых водонепроницаемые бахилы; шерстяные рейтузы, шерстяные брюки, сверху еще одни брюки — стеганые, на гусином пуху, и еще одни — непромокаемые; шерстяная нательная сорочка, шерстяная рубаха, свитер, стеганая куртка, непродуваемая анарака; на голове шерстяной шлем и два капюшона от курток; на руках шелковые перчатки, шерстяные перчатки, варежки из овечьей шкуры; на лице очки и платок. Некоторые запасные, дублирующие части одежды лежат в рюкзаке.
Наибольшие мучения доставляет сухость в дыхательных путях. Из-за частого вдыхания холодного сухого воздуха рот, горло и нос покрылись язвами. Обветренные губы потрескались и кровоточат. При таком состоянии дома мы давно бы уж лежали в постели и лечились. Здесь же мы упрямо стремимся вперед, и не мускулы ведут нас, а вера в победу.
Проводим подготовку к выходу в полной убежденности, что делаем все достаточно быстро, как и всегда, когда отправляемся на серьезное восхождение.
Но в шестом лагере на высоте 7550 метров все происходит замедленно. И в самом деле, на то, чтобы принести в палатку снег, растопить его на газовой плитке, вскипятить кофе с молоком, приготовить легкий завтрак — печенье с вареньем, выбраться из палатки, надеть кошки и встать в связку, уходят два часа. Рассудок не отдает себе отчета в этой замедленности, так как и он действует весьма флегматично.
Воздух — ледяной, градусов двадцать. Уносим с собой 350 метров веревки, предназначенной для оборудования верхней части гребня. Поднимаемся по «Снежному конусу», раскачиваясь над бездной. Проходим участок гребня, покрытый ненадежными, схваченными льдом камнями, преодолеваем «Черную башню», оставляя позади точку, достигнутую в предыдущей попытке, идем по какой-то серой стене пятой категории, которая на этой высоте предъявляет к человеку максимальные требования. Оборудуем ее крючьями и лестницами, уже совершенно выбиваясь из сил. Затем отдыхаем ровно столько, сколько нужно для восстановления энергии, и, по-прежнему не произнося ни единого слова, идем дальше, на «Черно-белый воротник», где кончается темный камень и начинается мраморный известняк вершины.
Мы на высоте 7850 метров, всего в 130 метрах от вершины, но сил идти дальше нет. 130 метров — ширина обычной городской площади. Однако на восьми тысячах, когда человека покидают силы (я имею в виду целый комплекс физических и моральных сил) в непосредственной близости от вершины после долгих месяцев ожидания и подготовки, эти 130 метров становятся поистине недостижимыми и, как ни парадоксально, больше не вызывают интереса. Помню, я был совершенно опустошенным и именно в том месте сравнил себя с заводной игрушкой, которая прыгает и вертится как угодно, пока на самом головоломном из кульбитов вдруг не оканчивается завод, и игрушка застывает в позе ангела.
И мы замерли на этой горе, повесив голову и навалившись на ледоруб, словно раненые, пытаясь отдышаться, глотнуть хоть немного кислорода, чтобы тело смогло распрямиться, а голова — поразмыслить. Но мы не игрушки. Мы думаем. И, подумав, спускаемся обратно, лишь бы скорее уйти отсюда, освободиться от гнетущего безразличия, которое охватило нас на «Черно-белом воротнике», то есть на высоте 7850 метров.
5 августа.
Сегодня удалось закрепить вдоль гребня 300 метров веревки; она очень пригодится при возможной последующей попытке.
Спускаясь в шестой лагерь, видим несколько точек, передвигающихся с места на место в пятом лагере. Нам кричат: «Ну как, взяли вершину?» Отвечаем: «Нет! Осталось всего сто метров! Завтра несите сюда провиант и крючья!»
На следующий день Гобби, Дефранческ вместе с доктором Дзени поднимаются к нам из пятого лагеря, неся с собой продовольствие и снаряжение, после чего спускаются обратно.
Получаю из Италии почту, которая, пройдя через океаны, пустыни, горы, побывав во всех промежуточных лагерях, добралась сюда, до «Последней башни». Эти написанные женой листки с каракулями моего сына Луки связывают меня с внешним миром, придают силу и веру в успех.
У меня потрескались губы, а уши покрылись коростой. Бывает, во сне губы спекаются так, что рта не открыть, даже не засмеешься. Все горло в язвах, при кашле появляется кровь. Вспоминаю о том, какой замечательный в моем городке фонтан, как бьет из него вода, думаю о зелени, о свежих фруктах. Мучит жажда, страшная жажда. Дома я бы уже давно вызвал врача.
6 августа.
Подъем в 2.30. Мы с Вальтером так и не засыпали в ожидании новой, быть может, последней попытки штурма. Погода неустойчивая: со вчерашнего дня с востока на запад идут муссонные облака.
При свете карманных фонариков готовим себе горячее питье. В 4.30 под резкими порывами ветра связываемся и выходим. Чтобы не загружать себя и передвигаться быстрее, оставляем в лагере 16-миллиметровую кинокамеру, берем лишь небольшой фотоаппарат — документально запечатлеть наше восхождение. Вальтер начинает подниматься по укрепленным веревкам «Тяжкого камина». Мне же приспичило по нужде. Путем сложных операций расстегиваюсь, но едва успеваю стянуть с себя штаны, как шквал ледяного ветра превращает меня в окаменевшее ископаемое. Мгновенно натягиваю все обратно, откладывая свои намерения на неопределенное время.
Догоняю Вальтера, и за час мы подходим к «Последней башне». Быстро поднимаемся на нее, чувствуя себя в превосходной форме. Закрепленные накануне веревки позволяют нам добраться сразу же после рассвета, когда солнце начинает пригревать, до «Черно-белого воротника». Отсюда штурмуем еще неизвестную часть хребта. Чтобы иметь возможность двигаться дальше, Вальтеру приходится разрушить ледорубом часть снежного карниза. Неожиданно карниз обрушивается, и Вальтер исчезает под снежным завалом. Инстинктивно ожидаю рывка веревки, привязанной к моему ледорубу, прекрасно понимая, что и сам могу сорваться. К счастью, когда развеялось снежное облако, я вновь вижу Вальтера. Он по-прежнему находится выше меня и крепко держится за ледоруб.
Приближаемся к острому, словно лезвие, хребту и, оседлав его, движемся по нему. Кое-где хребет оказывается столь тонким и острым, что кажется, будто сидишь на струне. Дальше лезем по беломраморным скалам, ведущим к вершине. Скалы и снег сливаются в ослепительном блеске. Отсюда и берет свое название Гашербрум, что на языке балти означает «сверкающая гора». Доходим до гладкого камина. Вальтер карабкается, извиваясь и тяжело дыша. Он даже снял перчатки, чтобы цепляться за малейшие выступы. С трудом сохраняя равновесие, он по очереди освобождает руки, опускает их и, чтобы приливала кровь, колотит себя по бедрам. Этот участок мы назовем «Белый камин».
Затем хребет изгибается, и становится легче. Можно идти без помощи рук. Ускорив темп движения (один шаг на три-четыре вдоха), мы испытываем небывалый прилив счастья оттого, что метр за метром приближается вершина. Подползаем к западному склону Гашёрбрума- IV, и перед нами открывается вид на огромную ледяную реку Балторо, льды которой спускаются вниз, туда, где могут существовать люди и растения.
