По нехоженной земле - Ушаков Георгий Алексеевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Мы опять наткнулись на полосы молодого льда, покрывавшего недавние разводья и широкие трещины. Он был еще темным и тонким. Полтора месяца назад, несколько западнее нашего маршрута, мы натолкнулись на такой же лед. Встреченные нами теперь полосы не могли образоваться в то время. За прошедшие полтора месяца они должны были «повзрослеть» и окрепнуть. Оставалось предположить, что недавно произошел новый напор льдов. Торошение в центральную часть пролива не проникло, но на ледяном поле образовались широкие, теперь затянувшиеся, трещины. Они лежали поперек нашего пути и уходили за пределы видимости на юг и север. Обходить их не хотелось, но и переправа отнюдь не сулила удовольствия.
Мы разложили по саням продовольствие и керосин с таким расчетом, чтобы в случае несчастья с какой-либо упряжкой не остаться без самого необходимого.
Только после тщательной разведки я пустил свою упряжку на первую опасную полосу. Следующая упряжка, чтобы не увеличивать нагрузку на лед, должна была итти на почтительной дистанции. На санях этой упряжки лежал приготовленный моток крепкой бечевы-стоянки на случай несчастья с моими санями и необходимости в любой момент прийти на помощь.
Лед прогибался, потрескивал, но выдерживал. Все же итти по нему было опасно, так же как по стеклу, лежащему над бездной. Невольно становилась ощутимой тяжесть собственного тела, и я был бы рад весить меньше своих 80 килограммов. Оставалось надеяться на резвость собак, подгонять их всеми способами. Остановка грозила не только холодной ванной, но и катастрофой.
Пролетев через одну полосу молодого льда, мы благодарили судьбу, но впереди показывался новый опасный участок. Такие полосы следовали одна за другой. Сначала они достигали ширины 500–600 метров, потом стали уже и только на последней трети пути исчезли совершенно.
Дальше шел крепкий ровный лед, повидимому, не вскрывавшийся со дня замерзания пролива.
Переход закончили спокойно. Около полуночи мы разбили лагерь на берегу острова Большевик, в устье неизвестного нам фиорда.
Прошло девять суток, как экспедиция оставила свою базу. Место работ было достигнуто. Точно приветствуя нас, в полночь по небу катилось незаходящее полярное солнце. Одновременно с выходом на остров Большевик мы вступили в беспрерывный четырехмесячный день.
Лучшего нельзя было и пожелать.
В доль берегов острова Большевик
Вторые сутки стоим лагерем в точке выхода на остров Большевик. Новостью этих дней является потеря свободы Ошкуем. Наш ветеран, как и все остальные собаки, сидит на цепи. Временами он недоуменно мычит, а когда ветер налетает с берега, безрезультатно пытается снять тугой ошейник и вновь обрести свободу.
Дело в том, что еще при первом посещении острова с Журавлевым мы наткнулись на берегу на свежие следы оленей. Это было полной неожиданностью. Ни на острове Октябрьской Революции, ни тем более на острове Комсомолец мы не встречали никаких следов современного обитания оленя на Северной Земле. Только однажды на берегу залива Сталина мы нашли старый олений позвонок да на островах Седова были обнаружены полуистлевшие, обросшие мхом оленьи рога. И то и другое могло быть занесенным морскими льдами с сибирского побережья и никак не свидетельствовало о наличии живых оленей. Животные, обнаруженные нами на острове Большевик, были для нас радостной находкой, а сама Северная Земля с этого момента стала казаться нам совсем землей обетованной.
Журавлев тогда долго зачарованным взглядом рассматривал на снегу отпечатки копыт и разминал в руках свежие оленьи орешки. А когда на одной из ближайших возвышенностей показалась тройка живых оленей, охотник совсем потерял самообладание — одним движением он перевернул сани, свалил в сугроб весь груз и пустил свою упряжку в обход животных. Стоявшая тишина и сильный мороз помешали охоте. Чуткие звери издалека услышали скрип снега. Бык сначала замер на месте. Потом высоко поднял голову и стелющейся рысью моментально скрылся из виду. За ним умчались важенка и годовалый теленок.
Олени были так красивы, а встретить их на Северной Земле было так приятно, что я тогда, кажется, впервые порадовался охотничьей неудаче товарища. Журавлев, конечно, не разделял моего удовольствия и готов был оставаться на острове до тех пор, пока ему не удастся попробовать свежей оленины. Пришлось проявить настойчивость и, рискуя нашей дружбой, уже на следующий день увезти охотника с острова.
Вчера, разбив лагерь, мы полезли вверх по обрывистому склону берега и оказались на первой ярко выраженной террасе.
Берег оказался опоясанным широкой террасой.
Местами она совсем узкая, а местами достигает нескольких сот метров, но всюду лежит ровным поясом. А выше за ней находится вторая, менее ярко выраженная и более древняя терраса, заваленная щебнем, принесенным сюда ледниками. Обе террасы выглядят гигантскими ступенями перед блестящим амфитеатром ледника, виднеющегося в глубине острова.
С первого взгляда, как и всюду на Северной Земле, страна казалась совершенно мертвой, — камень, снег и лед, и ничего живого. Но и здесь, уже на первой террасе, мы наткнулись на следы оленей. Крупные отпечатки копыт быков чередовались с более мелкими следами важенок и совсем игрушечными следами телят. По всем признакам, олени кормились здесь лишайниками и мхами совсем недавно и исчезли незамеченными лишь в момент нашего приближения к острову. Недаром собаки при подходе к берегу поражали нас своей прытью.
Следы животных показывают, что тройка оленей, встреченная в первом рейсе на остров, не случайное явление и что остров Большевик богаче жизнью, чем все остальные, более северные острова архипелага.
Наряду с оленьими мы нашли и следы песцов, обычно сопровождающих оленей и лакомящихся их орешками. А ночью жизнь проявлялась в еще более привычных нам объектах. К лагерю подошла медведица с двумя малышами. Все время настороженные собаки издали заметили гостей, подняли лай и заставили броситься наутек все семейство. У нас не было нужды в мясе, и мы, отказавшись от верной добычи, легко смогли показать свое великодушие.
Перед утром налетела метель. Она скоро ослабела, но сильная поземка не располагала к выходу, и мы решили осмотреть и заснять лежавший рядом фиорд. Потратили весь день, но отнюдь не жалеем об этом.
Фиорд, получивший с сегодняшнего дня имя Тельмана, почти на 15 километров врезается в глубь острова. На выходе в пролив Шокальского он достигает ширины трех километров, а к вершине сужается до одного километра. Здесь в него впадает небольшой ледник. Он еще живет, продолжает двигаться, ломать морские льды и давать небольшие айсберги, но все же является только жалким остатком былого величия эпохи сплошного оледенения, когда льды огромной мощности доходили до открытого моря и в своем неудержимом течении пропахали глубокое ущелье в горных породах.
Теперь о минувшей силе ледника молча свидетельствуют берега фиорда, достигающие в некоторых местах значительной высоты. Скалы почти отвесно падают к воде и даже в ясный, солнечный день производят необычайно сильное впечатление своей мрачностью… Вечером ветер вновь усилился, и сейчас за палаткой гудит метель.
Лагерь экспедиции на мысе Неупокоева. Это самая южная точка Северной Земли. По одну сторону лагеря Карское море, по другую пролив Вилькицкого. Сейчас выглядят они совершенно одинаково. Как к западу от мыса, так и к юго-востоку лежат сильно торопленные льды, с той лишь разницей, что в проливе торосы значительно мощнее и более свежей ломки. Высота их здесь достигает 8–9 метров. Огромные многометровые льдины часто стоят ребром, а пространства между ними засыпаны свежим пушистым снегом. Час назад мы попытались гнаться по ним за подошедшим медведем, но скоро бросили безнадежную затею. Даже собаки скоро охладели к охоте в таких условиях и тут же вернулись в лагерь. Торосы совершенно непроходимы. Хорошо, что берега самого мыса представляют плоскую равнину, опоясанную многочисленными намывными косами и небольшими лагунами, создающими сейчас идеальные условия для санного передвижения.
